Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 48

Еще один штришок к картине эпохи: в те времена повальной картежной игры Гаврилу Романовича Державина все уважали за то, что человек «знает свою меру» и умеет вовремя остановиться: за раз поэт проигрывал «не более» тысячи рублев...

Ну, а подальше от столицы, в захолустье, нравы царили и вовсе уж непринужденные: когда надоедало развлекаться в гаремах, господа помещики (и помещицы тоже!) вели меж собой самые настоящие войнушки по всем правилам – соберут крепостных, вооружат чем бог послал и отправляются в поход на соседа. Не столько развлечения ради, сколько для того, чтобы оттяпать у того деревеньку-другую. Это были не картинные мордобои, а форменные баталии с ранеными и убитыми.

Если не подворачивалось войны с соседом, разбойничали на больших дорогах – самым натуральным образом. Печально прославился один отставной прапорщик, который любил ловить по дорогам проезжих купцов. Правда, грабить особенно не грабил – отвозил в имение и сажал на цепь в подвал, очевидно, разыгрывая средневекового барона-разбойника. Когда они ему надоедали лязгом цепей и причитаниями, выпускал. Купцы жаловались, но прапорщик состоял в родственных связях кое с кем из губернского начальства и всякий раз выкручивался.

Была вдовая помещица, которая грабила всерьез. Сколотила шайку из собственных крестьян и всевозможного «гулящего» народа и промышляла на дорогах довольно долго.

А по Волге плавали разбойнички в немерянном количестве, у которых на челнах имелись даже легкие пушечки. Совсем небольшие, так называемые «шлюпочные», длиною в локоть – но пушки были самые настоящие и палили убойно...

Кроме разбойников, беглых тюремных сидельцев и всевозможного уркаганского народа, по России странствовали также «государи императоры Петры III», каковых тоже насчитывалось немало. Большинство из них не поднялись выше мелких аферистов и очень быстро попадали за решетку – но главному из них еще предстояло появиться...

Еще в 1910 г. уже тогда крупный ученый, будущий академик Тарле с сожалением писал, что в отечественной историографии экономике и промышленности XVIII столетия не повезло – ее почти не изучали, занимаясь лишь частными вопросами. (Замечу в скобках, что за следующие сто лет положение особенно не изменилось. Экономика для российских гуманитариев – нечто скучное, докучливое и откровенно третьестепенное. Войнами, интригами или скрупулезным подсчетом крепостных, которых Екатерина подарила тому или иному фавориту, заниматься гораздо интереснее...)

Сам Тарле в те же годы всерьез стал изучать интереснейший вопрос: можно ли считать екатерининскую Россию экономически отсталой страной?

Обнаружилось, ничего подобного. Это в девятнадцатом веке Россия резко стала отставать от европейских держав. А при Екатерине обстояло совсем иначе. Оказалось после вдумчивых исследований, что почти все иностранцы, писавшие о русской торговле и промышленности в конце XVIII века, вовсе не считали Россию экономически отсталой или зависимой от Запада страной! Географы, статистики, путешественники, за редкими исключениями, говорят одно и то же.

Бюшинг (известное в свое время имя) настолько хорошего мнения о русской торговле, что даже делает вывод: «Можно, конечно, сказать, что ни один народ в мире не имеет большей склонности к торговле, чем русские».

Француз-учитель Буржуа (не шарлатан, а образованный человек из французского колледжа в Берлине) писал так: «Нельзя у них оспаривать, что они – народ, заслуживающий почтения вследствие своих сил, своих ресурсов, своей торговли и вследствие того, что они создали самую обширную империю, которая когда-либо существовала». Более того, он с неподдельным восхищением отмечает первенство российской экономики над французской в некоторых аспектах. Например, в России не платят никаких внутренних пошлин при провозе товара из одной области в другую или при ввозе в город. А в Париже тех времен, напротив, ввозимое в город продовольствие облагалось дополнительными «въездным» налогом, что, как легко догадаться, увеличивало расходы потребителя. Хватало во Франции и «внутренних таможен», с которыми покончила только революция. А сели добавить дорожные пошлины...

В германских государствах наблюдалось то же самое. Там во множестве имелись так называемые «штапельштадт» – города, имевшие исключительную привилегию быть складами для тех или иных товаров. Та или иная округа вынуждена была устраивать торговлю только в таком городе – или провозить товары исключительно через него, что развитию нормальной экономики только мешало – ни конкуренции, ни свободного рынка.

В 1774 г. на заседании английской палаты общин было засвидетельствовано, что без ввозимого в Англию русского полотна «бедные классы английского народа обойтись не могут». Тогда же британцы признали, что «баланс в англо-русской торговле решительно склоняется в пользу России».

Француз Ле Клерк тогда же писал: торговля Европы с Россией нужнее Европе, чем России, а потому баланс всегда в пользу русских.

Люди понимающие прекрасно знают, что о процветании страны в первую очередь свидетельствует превышение экспорта над импортом. Посмотрим, как обстояли дела в русско-французских торговых отношениях...

В 1785 г. из России во Францию пришло 140 торговых судов общей вместимостью 24 892 тонны. Ушло из Франции в Россию вдвое меньше – 74 судна вместимостью 14 391 тонна.

В 1782 г. Франция получила от России товаров на 9 721 000 ливров, а вывезла в Россию – на 4 802 000 ливров. Другими словами, российские торговцы продали Франции товаров на сумму вдвое большую, чем заплатили за ее товары. Да и в последующие годы счет был в пользу России.

Известно точно, что именно во Францию ввозили русские и что из нее вывозили. После этого без всяких натяжек приходишь к мысли, что сырьевым придатком для России была как раз Франция, и ни в коем случае не наоборот.

Точная статистика это подтверждает. Достаточно взять данные за 1785 од.

Общая сумма, на которую ввезено русских товаров во Францию – 6 412 339 ливров. Распределяется она так:

Парусный холст – 98 000 ливров.

Сырье – воск, кожи, сало, лес, лен, пенька, железо – 4 280 000.

«Продукты индустрии» (т. е. промышленные товары) – 1 412 000.

Пшеница, рожь и овес – 472 000.

«Мелкие товары» (детально не обозначенные) – 150 389.

Конечно, сырье и зерно составляли значительную часть русского экспорта. Но посмотрим, что в том же году поставила нам Франция на 5 485 675 ливров. Машины, станки, прочие промышленные изделия? Ничего подобного.

Вино – 1 156 009.

Водка – 609 000.

Фрукты – 126 000.

Соль – 117 000.

«Мелкие товары» (скорее всего, галантерея и прочие предметы роскоши для модных лавок) – 225 675.

Выводы делайте сами...

Теперь – промышленность.

Француз Левек: «Русским удаются фабрики и ремесла. Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое белье может сравниться с лучшим в Европе. Стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским. Русская шерсть слишком груба, чтобы можно было фабриковать из нее тонкие сукна, но некогда получали от иностранцев все сукно для обмундирования войск, а теперь иностранцы сами начинают получать его из фабрик этой страны... Русские более, чем какие-либо другие нации, приближаются к совершенству формы... Заставьте русского состязаться с иностранцем, и можно биться об заклад, что русский будет работать с меньшим числом инструментов так же хорошо и выработает те же предметы с менее сложными машинами...»

Немец Фрибе, не всегда к России благожелательный, тем не менее отмечает, что во второй половине XVIII века «кожевенные фабрики так усовершенствовались, что другие страны тщетно пытаются в этом отношении сравниться с Россией».

А потому продукция русской кожевенной промышленности составляла, например, серьезную конкуренцию итальянской – в том числе на итальянских рынках.