Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 30

Это был заговор. План переворота, согласно которому собирались, отстранив Петра, передать престол Екатерине. Заговор этот втихомолку раздувался англичанами, причем наш старый знакомый Бестужев, чтоб ему на том свету провалиться на мосту, уже переметнулся на сторону Фридриха.

Вот именно. Потому что к тому времени Англия, как я уже говорил, давным-давно помирилась с Фридрихом и всеми силами пыталась вывести Россию из войны.

Многие привыкли считать, что это-де Петр III и заключил «позорный» мир с Фридрихом, а все остальные были решительно против, и до Петра никто до этого не додумался...

Простите, но исторической правде это не соответствует нисколечко. Первой, еще в 1756 г., «переиграть» ситуацию пыталась как раз Екатерина...

Уже в августе этого года Бестужев с простодушным бесстыдством запродался англичанам. Пришел к английскому послу Уильямсу и стал плакаться, что Елизавета платит ему только семь тысяч рублев в год жалованья – а потому, нельзя ли как-нибудь устроить, чтобы английский король платил ему, канцлеру, хорошую пенсию?

Уильямс прекрасно знал, что еще за три года до того англичане давали канцлеру денег – Бестужев в то время как раз чувствительно разграбил казенные деньги сразу в двух министерствах. Но это, так сказать, были разовые выплаты.

«Пенсион» англичане, разумеется, канцлеру предоставили – двенадцать тысяч рублей в год. И намекнули, что денежки надо отрабатывать: еще совсем недавно Лондон выступал против Пруссии, но теперь высокая политика переменилась в одночасье...

Бестужев посла понял мгновенно. У Бестужева имелось, надобно вам сказать, одно-единственное, хотя и сомнительное достоинство: коли уж он хапал взятку, то изо всех сил старался ее старательно отработать.

И возник заговор...

Еще в 1910 г. секретную переписку Екатерины, в бытность ее великой княгиней, с английским послом Уильямсом издали в России. И сделала это не какая-нибудь бульварная газетка, а человек серьезнейший, с репутацией: управляющий Государственным архивом и архивом Министерства иностранных дел С. М. Горяинов. До этого ее могли читать лишь царствующие особы, а с момента поступления в архив она хранилась под особыми печатями и была истребована лишь дважды: Александром II и Александром III. Но после 1905 года наступила своеобразная оттепель – тогда, в частности, только и было позволено напечатать наконец, что Петр III и Павел I умерли не своей смертью. До этого во всех энциклопедиях и научных трудах уклончиво говорилось, что означенные монархи «внезапно скончались»...

Из этой переписки самым недвусмысленным образом следует, что уже в 1756–1757 гг. Екатерина всерьез думала о захвате престола и поддерживала тайные связи (вовсе не амурного характера!) кое с кем из гвардейских офицеров. А впрочем, тут, как водится (и особенно в восемнадцатом столетии) тесно переплелись политика и амуры: посол Уильямс как раз был покровителем любовника Екатерины Станислава Понятовского, которого к тому времени кое-что прослышавшая Елизавета выслала из Петербурга.

Елизавета уже тогда начала серьезно хворать... Но дадим слово самой Екатерине (письмо Уильямсу от 18 августа 1756 г.): «Когда я получу предупреждение настолько верное, что нельзя будет допустить ошибки, о начале предсмертных припадков, я прямо пойду в комнату моего сына. Если я встречу или смогу очень скоро заполучить обер-егермейстера (А. Г. Разумовского – А. Б.), я оставлю его при сыне с людьми, находящимися под его начальством... Равным образом пошлю верного человека предупредить пять гвардейский офицеров, на которых я могу положиться: каждый из них мне приведет пятьдесят солдат (в чем уже условлено по первому сигналу), которых, может быть, я не пущу в дело, но которые будут сопровождать меня в виде запаса во избежание всяких помех. Заметьте, что они получат приказание только от великого князя и от меня. Я пошлю предупредить канцлера, Апраксина, Ливена, чтобы они пришли ко мне, а в ожидании их я войду в покои умирающей, куда велю позвать капитана, командующего караулом, и я лично приму ему присягу и удержу его при себе. Мне кажется, что будет лучше и безопаснее оставить обоих великих князей вместе, чем если бы один из них меня сопровождал, равным образом я думаю, что местом сбора моих людей будет моя передняя. При каком-либо движении, даже самом малейшем, которое я бы заметила, я велю как своим людям, так и солдатам караула взять под стражу Шуваловых и дежурного генерал-лейтенанта. Прибавьте к этому, что младшие офицеры лейб-кампанцы – люди надежные, и хотя я не имею сообщений со всеми, но я могу в достаточной мере рассчитывать на двух или трех из них и настолько пользуюсь уважением, что заставлю повиноваться мне всякого, кто не будет подкуплен».

Перед нами – не прожекты и мечты, а реальнейший план конкретного переворота, расписанный до мельчайших деталей. Следует обратить особенное внимание на то, что Екатерина намерена произвести переворот в союзе с мужем Петром (упоминание о двух великих князьях – это как раз упоминание о Петре и Павле). Шансы были велики – в конце-то концов, шестнадцать лет назад Елизавета свергла правительницу Анну Леопольдовну, имея под рукой неполную роту солдат и кучку офицеров с придворными. Тем более задачу крайне облегчало то, что переворот должен был состояться не при здоровой, энергичной и полной сил Елизавете, а при умирающей, уже не способной ничем и никем руководить, давать отпор. Не зря в числе заговорщиков появляются столь близкие к Елизавете люди, как Разумовский и офицеры привилегированнейшей лейб-кампании. Наверняка никто из них не стал бы участвовать в заговоре против здоровой Елизаветы, но, прекрасно видя, что императрица умирает, они из простого житейского расчета постарались бы наилучшим образом устроиться при новых монархах...

Елизавета была окружена множеством агентов «молодого двора», старательно докладывавших Екатерине о состоянии императрицы. О чем Екатерина опять-таки сама писала англичанину: «Вчера среди дня случилось у императрицы три головокружения или обморока. Она боится, очень пугается, плачет, огорчается, и когда спрашивают у нее, отчего, она отвечает, что боится потерять зрение. Бывают моменты, когда она забывается и не узнает тех, которые окружают ее. Говорят, однако, что она хорошо провела ночь... Мой хирург, человек очень опытный и разумный, высказывается за апоплексический удар, который сразит ее безошибочно. У меня имеются три лица, которые не выходят из ее комнаты и которые не знают, каждый в отдельности, что они меня предупреждают, и не преминут в решительный момент сделать это».

В связи с этими планами – имевшими все шансы на успех – возникает любопытнейший вопрос: что Екатерина намеревалась делать потом, при успехе? Собиралась ли она уже тогда отстранить мужа и править единолично?

Увы, точной информации о таких подробностях нет и никогда уже не будет. Меж супругами к тому времени, как я уже писал, произошел окончательный разрыв, так что подобные планы Екатерина вполне могла строить.

Правда, это еще не значит, что ей удалось бы претворить их в жизнь. «Пять гвардейских офицеров», о которых она упоминает – это, безусловно, не братья Орловы, которых тогда рядом с Екатериной еще не было. Кто они – и кто такие эти лейб-кампанцы – сегодня уже вряд ли можно установить точно. Но, в любом случае, вряд ли Екатерина чувствовала себя настолько сильной, чтобы сразу после взятия власти попытаться избавиться и от мужа...

Тем более что сторонники у него имелись крайне серьезные. Иван Шувалов, фаворит Елизаветы, участвовал, достоверно известно, в организации какого-то оставшегося непроясненным заговора против Петра – параллельно с тем заговором, что замышляла Екатерина. Однако его двоюродный брат, Петр Шувалов, генерал-фельдцехмейстер (начальник всей артиллерии), наоборот, был всецело на стороне Петра и, кроме своего служебного положения, располагал еще и конным корпусом в 30 000 человек, который создал за свой счет. Корпус этот так и именовался «Шуваловский», и не стал бы слушать ничьих приказов, кроме своего командира.