Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 15

Шпионаж в те времена переживал сущий расцвет, поскольку был абсолютно лишен какой бы то ни было идейной подоплеки (которая, цинично заметим, способна только повредить серьезному делу). Времена были простодушные и непосредственные, ничуть не зазорно было откровенно продаваться иностранному государству, что считалось делом житейским, невинной подработкой на стороне (вспомним те самые «пенсионы»!).

А потому даже на разоблаченных агентов порой смотрели сквозь пальцы. Например, папенька Фридриха Великого, король прусский Рейхенбах давным-давно работал на австрийцев, а первый министр – на французов (правда, и его потом перекупили более щедрые австрийцы). Но реагировали спокойно: во-первых, это было дополнительное средство держать проказников в ежовых рукавицах, а во-вторых, им можно было платить вовсе уж мизерное жалованье, цинично объясняя:

– Вы ж, камрады, все равно на продаже моих секретов чертову уйму денег зашибаете...

Камрады скромненько опускали глазки и о повышении жалованья больше не заикались...

Одним из центров европейского шпионажа в те времена был как раз турецкий Стамбул. Никакого парадокса здесь нет: сановники Оттоманской державы продавались вовсе уж беззастенчиво и откровенно, а потому именно там было проще добывать иные секреты. Например, копию секретнейшего австрийско-турецкого соглашения против России английская разведка раздобыла не в Вене, а как раз в Стамбуле. Между прочим, взяточничество было такое, что турецкие власти даже не пытались с ним бороться: они просто-напросто создали особую канцелярию, которая аккуратно собирала с турецких чиновников подоходный налог... с каждой взятки! Так и было... Наказывали по полной не за то, что хапнул взятку от иностранного посла или загнал государственные тайны сопредельной державе, а за то, что налог с этих денежек не выложил...

Именно там, в Стамбуле, русский посол Дашков без особого труда купил с потрохами голландского посла при султане графа Кольерса, который на своем посту сидел сорок лет и был кладезем бесценной информации. А чуть позже русские разведчики в Стамбуле заявились к датскому посланнику барону Гибшу и без церемоний поинтересовались:

– Господин барон, у нас, знаете ли, золота полны карманы, а секретов как раз не хватает... Завербоваться не хотите?

Барон, лучезарно улыбаясь, ответствовал:

– С полным нашим удовольствием, молодые люди!

Уникальный был тип! Работал на все разведки, какие только действовали в Стамбуле – и особенно прославился в узких кругах тем, что во время войн России с Наполеоном снабжал информацией (достоверной!) и ту, и другую сторону.

Коли уж речь зашла о нашей разведке, то обязательно нужно упомянуть тогдашнего Штирлица номер один графа Юрия Юрьевича Броуна. Немец по происхождению, он впоследствии поступил на русскую службу и, в 1740 г., находясь в плену (!) у турок, тем не менее ухитрился раздобыть секретные бумаги султанского правительства, касавшиеся подготовки новой войны с Россией – да вдобавок и переслать их в Санкт-Петербург! За что, вернувшись домой, был произведен в генералы. Умели люди работать.

Ну, а чтобы отвлечься от авантюристов и шпионов, давайте поговорим о чем-нибудь возвышенном. Например, о высоком искусстве, в частности опере.

В итальянской опере тогда пели кастраты. Во множестве. Напомню тем, кто запамятовал, в чем тут фокус. Когда обладатель великолепного голоса переходит из подросткового возраста в юноши, голос у него ломается. Может остаться таким же красивым (хотя и чуточку другого тембра), а может и пропасть напрочь. Но он сохранится во всем великолепии, если вовремя подступить к мальчику с ножницами и... ну, вы поняли.

В общем, в Италии этот промысел получил самое широкое распространение. Певцы были из самых что ни на есть бедняцких семей, а потому и их самих, и родителей можно было легко уговорить, позвякивая золотишком...

Кое-кто из заезжих иностранцев клялся и божился, что своими глазами видел на дверях итальянских лавок откровенное объявление: «Имеются мальчики-кастраты». Вообще-то дело было не просто осуждаемое обществом, но и уголовно наказуемое: любого, уличенного в причастности к проведенной над дитем кастрации, отлучали от церкви, а потом и сажали. Но все равно, бизнес процветал более-менее подпольным образом – надо полагать, те, кто им заправлял, оправдывались тем, что служат высокому искусству. Сами итальянцы на публике об этом пикантном промысле говорить стыдились, и каждая провинция сваливала грех друг на друга: в Милане категорически отрицали, что забавляются с ножницами – мол, это исключительно в Венеции... Означенная Венеция кивала на Болонью, Болонья все отрицала и грешила на Флоренцию, из Флоренции переправляли любопытных в Рим, а Рим сваливал на Неаполь... Ну, а неаполитанцы, ясен пень, с честными глазами уверяли, что они тут вовсе ни при чем, и богомерзкий промысел процветает как раз в Пулье (на кого сваливала Пулья, я пока что не выяснил).

В общем, все отпирались категорически – а кастратов повсюду пело немыслимое количество.

Но не это самое интересное. И даже не то, что один из таких певцов, Балатри, несколько лет гастролировал в России, куда его привез Петр I...

Самое интересное, что кое-кто из этих певцов-кастратов оказывался... героем бурных и получавших широкую известность любовных романов, ничуть не педерастических, а с очаровательными дамами! Серьезные источники свидетельствуют, знаете ли...

Ну, мы с вами вообще-то взрослые люди и знаем, что даже кастрат при некоторой фантазии может доставить даме нешуточное удовольствие. А во-вторых... Как сообщают те же серьезные источники, они, стервецы, так красиво ухаживали... И голос божественный, и обхождение самое галантерейное... Надо полагать, это в какой-то степени компенсировало недочеты. Давно ведь подмечено, что женщины любят ушами...

Кастрат Сифаче, знаменитый певец, был известен всей Италии как дамский угодник, из-за чего в конце концов и сложил буйну голову. Был у него пылкий роман с графиней Еленой Форни, вдовой знатного дворянина из города Модена. Когда слухи об этом романе дошли до родственников вдовы, они ее засадили в монастырь (скорее всего, не из-за того, что Сифаче был кастрат, а оттого, что происхождения он был самого подлого).

Сифаче не угомонился – он ухитрился проникнуть и в монастырь к предмету своей страсти. Прослышав об этом, разъяренные родственники наняли специалистов по деликатным делам. Специалисты деликатно перехватили певца на большой дороге и квалифицированно прикончили, а заодно и безвинного кучера, чтобы не растрепал этакие новости из мира оперного пения...

Героем не менее нашумевшей любовной истории был и кастрат Каффарелли. В Риме он ухаживал за некоей дамой из высшего общества, и ее супруг однажды застукал парочку при самых недвусмысленных обстоятельствах. Каффарелли спасся только потому, что всю ночь просидел в пустой бочке, пока его искали по всей округе. Муженек (должно быть, не большой любитель оперы) нанял четырех молодцов, чтобы прикончить звезду шоу-бизнеса – но его жена, в свою очередь, наняла для любовника четырех телохранителей...

Но всех переплюнул кастрат Тендуччи. Сначала он, будучи на гастролях в Англии, умыкнул из-под родительского крова некую благонравную девицу. А потом и обвенчался с ней по всем правилам. Более того: кое-кто из современников уверяет в своих мемуарах, что у этой пары было двое детей!

Казанова писал, будто все дело в том, что (простите за этакие подробности) у Тендуччи было не два, а три яичка – и, когда ему парочку отчекрыжили, третье осталось. Об этом ему якобы поведал сам Тендуччи.

История крайне запутанная. Известно, что дети у Тендуччи были – но, в конце концов, под давлением родственников жены брак был признан «недействительным и несостоявшимся» и расторгнут по суду. Как там обстояло на самом деле, сегодня уже не выяснить, да и смысла нет – я все это рассказываю исключительно для того, чтобы вы прониклись колоритом эпохи (в девятнадцатом веке кастратов уже не фабриковали).