Переменная звезда - Робинсон Спайдер - Страница 23

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая

Оказывается, по воздуху можно плыть, если он достаточно плотный. Но плыть ты станешь очень плохо, и при этом непременно будешь выглядеть как олух и растяпа. К тому времени, как я сумел ухватиться одной рукой за скобу, мужчина удалился настолько, что я с трудом удержался от искушения рвануть за ним пулей, а это – классическая ошибка новичков. Вместо этого я старательно набрал скорость лишь чуть выше той, с которой двигался он, и направился…

Мужчина выставил руку – словно бы просигналил поворот, ухватился за скобу… резко повернул в ту сторону, куда летел я, и исчез.

Когда больше ничего нельзя поделать, дышите глубже. Это вам никак не повредит, а помочь может.

Задолго до того, как я поравнялся с угловой скобой, которая оказалась больше других, поскольку она предназначалась для поворота, я успел отдышаться настолько, что даже вспомнил кое о чем, о чем можно было бы рассказать ниже, озаглавив эти два-три абзаца: "Все не так уж плохо".

Если было возможно вообще плавать в воздухе, это означало, что давление воздуха в этой посудине значительно комфортнее, чем на низкобюджетных пассажирских кораблях и одном военном, на которых мне доводилось летать раньше. А это объясняло, почему здесь ароматы оказались сильнее, нежели я ожидал… следовательно, еда здесь должна оказаться на вкус та кой же, как на Земле. То есть в том случае, если она изначально будет вкусной.

Если вы никогда не испытывали иных условий атмосферного давления, кроме обычных для Земли, придется, пожалуй, кое-что разобъяснить. Большинство землян, похоже, не осознают, что то, что они считают вкусовыми ощущениями, больше чем наполовину составлено обонянием. Эта странность становится ясной впервые, когда вы начнете есть свое любимое блюдо при пониженном атмосферном давлении. Давление на военных кораблях Федерации едва-едва дотягивает до того, чтобы можно было насладиться хорошим кофе. На борту лайнера эконом-класса почти вся еда и напитки на вкус напоминают теплый картон различной степени мягкости и воду, едва чем-то припахивающую. Короче, там вы можете легко жевать хоть гаванские сигары сорта "Ред Савина", которые стоят полмиллиона сковилльских денежных единиц. При полете в эконом-классе на роскошном пассажирском лайнере, как я слышал, вы можете порадоваться теплому картону с приправами и водичке, имеющей хоть слабый оттенок вкуса. Я перенес и то и другое, и это было не так уж ужасно, потому что продолжительность прыжка от Внешних планет к Внутренним в Солнечной системе составляет несколько недель. Двадцать лет – совсем другое дело. Приятно было осознавать, что я не проведу свои первые недели на Новой Бразилии, плача от радости, заново открыв для себя вкус чеснока – да и любой специи, если на то пошло, более тонкой, нежели шотландский острый перец (максимальная стоимость – треть миллиона сковилльских денежек).

Совсем неплохо, честное слово, – решил я для себя, двигаясь дальше по коридору. Настроение у меня было паршивое, и я нуждался в утешении. А мой отец однажды сказал мне: "Ничто так не утешает человека, как своевременное удовлетворение аппетита". Добрая половина моих аппетитов мне теперь не была нужна: с женщинами я завязал – прочно и навсегда. Еда, музыка, хорошие книжки – уж лучше бы их, черт побери, хватило для того, чтобы скоротать время, потому что скоротать предстояло где-то сто семьдесят пять тысяч часов.

Ну, вот и еще один пункт, который можно занести в гроссбух под названием "Не все так плохо": более плотный воздух – значит, лучше звук. И он лучше переносится! Здесь хорошо будет звучать музыка. То есть она станет соответствовать качеству музыкантов.

Приближалась угловая скоба – теперь она была слева, поскольку по пути к ней я кувыркнулся. Я вложил в поворот все внимание, все усилия, у меня получилось совсем недурно… и я тут же снова налетел на голого мужчину – на этот раз сзади и сверху. Если вы не догадались, где при этом оказался мой нос, очень хорошо. Даже не гадайте.

Он, конечно же, остановился и решил меня подождать. И между прочим, остановку он сделал с большим запасом, чтобы я смог вовремя затормозить – а я бы успел затормозить, если бы обогнул угол при более благоразумной скорости и посмотрел, куда несусь.

– Простите, – выговорил я. Звук получился не много приглушенным, гнусавым. Мне ответило едва заметное эхо.

– Прощаю, – сказал мужчина и снова умчался вперед. На этот раз воздух сам потянул меня следом за ним.

К счастью, я находился около стены. Я поморгал, наморщил нос и устремился за голым незнакомцем. Мне снова удалось уравнять скорость, и теперь мы плыли по воздуху на таком расстоянии, что можно было поговорить.

– Меня зовут Джоэль Джонстон! – крикнул я.

Мужчина обернулся, не изменив при этом траектории полета.

– Удивительно это слышать, – негромко произнес он.

– Что?

– Удивительно это слышать, – повторил он децибела на полтора громче.

А мне было удивительно слышать это.

– Я хотел спросить: почему?

– Первый помощник велел мне встретить Джоэля Джонстона у кормовой шлюзовой камеры.

– Вы и встретили Джоэля Джонстона.

– Причем у кормовой шлюзовой камеры, – подтвердил мужчина. – Вот поэтому мне и удивительно.

Надо было еще раз спросить – почему? Его бесстрастная физиономия не давала никаких подсказок.

– А чего вы ожидали?

– Это же "Шеффилд", – сказал мужчина. – Естественно, я ожидал, что на самом деле встречу Джоан Джонстон у бортовой шлюзовой камеры. К шлюзовой я для начала отправился только для того, чтобы не смутить тебя тем, что прибыл вовремя. В итоге мы оба смутились, поэтому симметрия восстановлена.

На этот раз я не сомневался в том, что глаза у него сверкнули. Но, может быть, все дело в отслоении сетчатки. Или в безумии.

– Рад познакомиться, Джоэль. Меня зовут Джордж Р. Марсден.

В коридоре нам начали встречаться другие люди. Их было не так много, но все они были одеты. На нас никто из них не обратил никакого внимания – у всех, видимо, имелись свои дела.

– Приятно познакомиться, Джордж.

Он не поморщился и не нахмурился, но огонек в его глазах потух.

– Я предпочитаю "Джордж Р.".

Надо запомнить на будущее.

– Конечно, Джордж Р. Можно поинтересоваться, чем вы занимаетесь?

Ответ последовал при все том же бесстрастном выражении лица.

– Я один из шести бортовых релятивистов.

У меня глаза полезли на лоб. Я не удержался и выдохнул:

– Pisam ti u krvotok[18]! – Что ж, с этим ругательством можно было не опасаться. И выражение лица Джорджа Р. по-прежнему… нет, все-таки оно появилось. Я понял: я попал в точку. – Дайте угадаю: у вас есть хорватская кровь.

Он кивнул:

– Я имею честь быть потомком рода матери Николы Теслы.

Я устал просить прощения и еще более устал от того, что нужно было это делать.

– Не обижайтесь. У моей матери тоже были предки хорваты. Обычно на этом языке можно ругаться без опаски. Вряд ли кто-то теперь понимает этот язык.

– Согласен, – кивнул Джордж Р. – И думаю, ты употребил это выражение не в буквальном смысле. Видимо, оно послужило для выражения неподдельного изумления. – Его глаза снова сверкнули. Не сказать, чтобы при этом выражение его лица изменилось, но это было что-то вроде намека на то, каким бы его лицо могло стать, имей он желание придать ему какое-то выражение. – Как ни смешно, на самом деле это справедливо в буквальном смысле слова. К концу этого путешествия мы все будем писать друг дружке в кровь: от этого зависит работа систем жизнеобеспечения.

Я непроизвольно расхохотался.

Наконец его лицо ожило: он тоже рассмеялся. Смех у него, между прочим, был приятный – он скорее смеялся вместе со мной, чем надо мной.

– Ох, ладно, – отсмеявшись, выговорил он. – А я уж было подумал, что ты свое чувство юмора оставил в багаже.

– Только чувство собственного достоинства.

– Все с тобой будет нормально, – заверил меня Джордж Р. – Не бойся: и чувство собственного достоинства, и багаж к тебе будут время от времени возвращаться.

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая