Два клена - Шварц Евгений Львович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/12
- Следующая
Баба-яга. Ни за что! Не добьешься! Вот так и будут они стоять друг против друга до скончания веков. Я тебя не послушаюсь!
Василиса. Послушаешься!
Баба-яга. Ни за что!
Василиса. Курьи ножки! Несите ее в болото, туда, где поглубже.
Курьи ножки идут послушно.
Баба-яга. Куда вы, куда вы! Вы и сами там погибнете.
Курьи ножки. Мы-то выкарабкаемся, мы цапастенькие.
Баба-яга. Василиса, верни их!
Василиса. Цып, цып, цып!
Избушка возвращается.
Баба-яга. Василиса, давай мириться.
Василиса. Освободи моих детей.
Баба-яга. Подойди ко мне поближе, я тебе что-то скажу.
Василиса. Говори при всех.
Баба-яга. Стыдно.
Василиса. Ничего, говори.
Баба-яга. Освободить-то я их… этого… не умею.
Василиса. Не лги.
Баба-яга. Клянусь своим драгоценным здоровьем! Это не я их в клены обратила, а ведьма, моя подручная. Она получала у меня алтын с человека.
Фёдор. Это правда, мама.
Егорушка. Возле нее какая-то старушка вертелась с ореховой палочкой.
Василиса. Курьи ножки, в болото!
Баба-яга. Стой, стой! Освободить я их не могу, а как сделать это, – знаю.
Василиса. Говори!
Баба-яга. Иди ты все время на восток, не сворачивая. Все пряменько, пряменько, пряменько – поняла? Попадется болото – ничего, шагай через болото. К морю выйдешь – плыви через море, только не сворачивая, а то заплутаешься. А как выйдешь на берег, по правую руку увидишь ты лес втрое выше нашего, и листья там не зеленые, а белые, седые – уж больно тот лес стар. А посреди леса увидишь ты холм, весь он белой травою порос, а в том холме – пещера. А посреди пещеры – белый камень. Отвалишь ты камень, а под ним колодец. А вода в том колодце – кипит, бурлит, словно кипяток, и сама собою светится. Принеси той воды кружечку, покропи клены, и они тотчас же оживут. Вот и все. Фу, устала. Никогда в жизни столько не говорила о других, все, бывало, о себе, о птичке-малышке.
Василиса. А сколько туда ходу?
Баба-яга. Не менее году.
Федор и Егорушка вскрикивают горестно.
Василиса. Обманываешь ты!
Медведь. Нет, не обманывает. Вот радость-то!
Хохочет.
Вот горе-то!
Плачет.
Василиса. Что с тобой?
Медведь. Успокоюсь – расскажу.
Баба-яга. Иди, иди, Василиса. Не теряй времени.
Василиса. Мы и тебя захватим.
Баба-яга. Избушка на курьих ножках через чащу не проберется А выпускать меня – как можно! Ускользну! Нет, уж придется вам одним шагать. Год туда – год обратно, а за два года мало ли что может приключиться. Может, все еще по-моему повернется! Иди, иди, чего ждать-то!
Василиса. Постой, дай с друзьями посоветоваться.
Отходит в сторону со всеми своими друзьями.
Что с тобой, Миша, делается? Почему ты то смеешься, то плачешь?
Медведь. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Вот оно наше спасение, тут, возле, а не ухватишь.
Василиса. Почему?
Медведь. Василиса, родимая, слушай. Сейчас я, ха-ха, расскажу, ох-ох, все по порядку. Помнишь, я говорил тебе, что моего деда Змей Горыныч просто так, для смеху, взял да и опалил огнем?
Василиса. Помню, Мишенька,
Медведь. Когда приключилась у нас эта беда, отец мой, Потап Михайлович, кубарем в пещеру. К живой воде. И домой со всех ног. Мы тогда недалеко от пещеры этой жили. Ха-ха-ха, ох-ох-ох!
Иванушка. Да рассказывай ты, не томи душу!
Медведь. Возвращается он с ведром живой воды. Горе, горе! Лежит старик и не дышит. Вокруг родня плачет. Лес насупился, как осенью. Обрызгали деда живой водой – что за чудеса: шерсть опаленная закурчавилась, как новая, старое сердце забилось, как молодое, встал дед и чихнул, а весь лес ему: на здоровье. Ха-ха-ха! Ой-ой-ой!
Шарик. Да не плачь ты, хозяин, а то и я завою.
Василиса. Рассказывай дальше.
Медведь. И остался у меня с тех пор целый кувшин живой воды. Ха-ха-ха!
Василиса. Где же кувшин-то?
Медведь. В сундучке моем, ха-ха-ха!
Василиса. А сундучок где?
Медведь. У Бабы-яги в избушке. Она его под печкой держит. Чтобы я не уволился без спросу. Ох-ох-ох!
Василиса. Придется отпереть замок-то!
Котофей. Нельзя! Ускользнет мышка наша из своей мышеловки. Мы иначе сделаем. Я прыгну тихонько на крышу да по трубе печной – в избу. Да и добуду все, что требуется.
Медведь. Почует она!
Шарик. Ничего. Я ее раздразню, и она ничего не услышит.
Кот исчезает. Шарик бежит к избе.
Баба-яга! Ты хвастала, будто по-собачьи понимаешь?
Баба-яга. А конечно, понимаю. Для того чтобы ссориться, нет лучшего языка, чем собачий. А я, мушка, люблю ссориться!
Шарик. Гау, гау, гау! Скажи, что это значит?
Баба-яга. А это значит: сюда, охотник, белка на сосне.
Шарик. Смотри, и вправду понимает. А это?
Лает.
Баба-яга. Поди сюда, я тебе хвост оторву.
Шарик. А это?
Лает.
Баба-яга. Ах ты, дерзкий пес!
Шарик. Не поняла?
Баба-яга. Ты посмел мне сказать, что я любого голубя добрее? Так вот же тебе за это!
Лает. Шарик отвечает ей тем же. Некоторое время они лают яростно друг на друга, как псы, которые вот-вот подерутся. Внезапно обрывает лай.
Караул, грабят!
Исчезает. В избе мяуканье, фырканье, вопли, потом полная тишина.
Шарик. Воу, воу! Погиб наш котик! Воу!
Иванушка. Мне надо было бы полезть.
Медведь. Да разве ты в трубу пробрался бы? Это я, окаянный, во всем виноват. Зачем я живую воду в сундучке держал.
Фёдор. А мы-то стоим и с места двинуться не можем.
Шарик. Воу, воу! Уж так я ругал ее обидно, ангелом называл – и то не помогло. Воу, воу!
Василиса. Да погодите, может быть, он еще и жив и здоров. Кс-кс-кс.
Молчание.
Иванушка. Бедный котик!
Василиса. Постойте, погодите! Я забыла, что он даже и не понимает, что такое кс-кс-кс. Кот строгий. Котофей Иванович!
Голос с крыши: «Мур!»
Медведь. Жив!
Шарик. Что же ты не идешь, сердце мне надрываешь?
Котофей (издали). Вылизываюсь. В саже вымазался.
Медведь. А мы думали, что ты погиб.
Котофей (издали). Нет, она меня было цапнула за хвост, да я отбился.
Прыгает с крыши, в лапах большой кувшин.
Василиса. Этот кувшин, Миша?
Медведь. Он самый!
Баба-яга (в окно). Выдохлась вода, выдохлась, выдохлась!
Егорушка. Мама!
Василиса. А ну-ка, отойдите в сторонку, друзья.
- Предыдущая
- 11/12
- Следующая
