Однажды ночью - Ананьин В. - Страница 1

• 1/6
• Следующая

Привалов захлопнул книгу. «Тайна Мрачной Звезды». Ну, конечно. Тайна… Чудовища. Опасности. Его всегда раздражали такие книги. Конечно, в космосе случается всякое. И он, Привалов, мог бы кое-что припомнить, хватило бы для целого романа. Но ведь главное-то не это! И потом, в правильно организованной экспедиции не должно быть происшествий. Если они и случаются, это только помеха работе.

Впрочем, шут с ними, с этими книгами. Жаль только, что они портят таких парней, как Хромов. Романтик. Он, видно, с детства еще начитался подобных книжонок. Он и сюда, на Геру, прилетел, мечтая о загадочных пещерах, чудовищах, захватывающих открытиях.

Привалов усмехнулся.

Пришлось парню распроститься с соблазнительными мечтами. Надо было строить Станцию. Не хватало материалов. Кругом, куда ни глянь, черный лесок до самого горизонта да скалы. Вот тебе и романтика. Сколько раз приходилось уходить на ночь в шурфы. Работали без отдыха. Утром встаешь усталый — электросон мало помогал, — и лезешь в скафандр, идешь долбить проклятые скалы. Семидесятиградусная жара. Не до экспедиций за флорой и фауной. Потом привезли автоматы. Но с ними на первых порах было еще больше хлопот: только что созданные земными инженерами, они были еще капризны, часто ломались, а иногда начинали вытворять непонятно что. Да, было нелегко.

Чудовища не докучали — здесь так и не нашли что-нибудь заслуживающее внимания, кроме песчаных ящериц (впрочем, досконально пески так и не обследовали — не было времени). Да, чудовищ не было. Зато случались голодовки, особенно вначале, когда снабжение не было налажено, были недосыпания. Не было занимательных открытий — был песок, один песок, с утра до ночи. Его следовало рыть, перевозить, укладывать, трамбовать, бетонировать. Потом надо было возиться с металлическими секциями будущей Станции, подгонять, соединять, переставлять. Потом подсобные помещения: склады, ангары, маяки, телевышки… Тем, другим, было легче. Западная, Южная, Снежная и Новая Станции строились позже и не в таких адовых условиях, как их. Зато они здесь самые старые и опытные «отшельники», как называют работающих на далеких станциях. Глупое название.

Привалов потер рукой лоб и отбросил книгу в яркой обложке. Вот здесь, в этих песках и поколебались представления Хромова о космической романтике. Что ж, надо признать, работал он хорошо, но Привалов видел: Хромову тяжело. Тогда, во время строительства Станции, он как будто привык смотреть трезво на жизнь Путешественников. А теперь опять что-то зачудил. Наверное, думает, что обездолили его, сердится на свою судьбу: возись в песке — какое уж тут геройство.

То, что он хочет сбежать отсюда в какую-нибудь звездную, так это блажь и мальчишество. Хромов опытный инженер, и он нужен здесь, на Станции. Он сем ее строил, знает все до последнего шва.

Неизвестно, кого прислали бы еще взамен. К Хромову Привалов уже привык. И нечего ему чудить. Натащил себе книг о приключениях, даже фильмотекой не обзавелся, а насобирал старых, печатных изданий. Ему, видите ли, так кажется увлекательней. Ну, сегодня он с ним поговорит серьезно, как только Хромов и Захарченко вернутся с Южной.

Захарченко. Вот уж полная противоположность Хромову. Степенный, рассудительный. Его прислали взамен технике, сломавшего руку во время песчаной бури. Станцию они отстояли, но веселый американец Стив Стейн улетел на Землю, а вместо него прилетел Захарченко. Привалов сначала отнесся к новичку настороженно. Но Захарченко работал мастерски — ничуть не хуже старичков. И он не хочет отсюда уезжать: крепко любит свое дело.

Привалов встал и подошел к окну. День клонился к вечеру. Право, слово «природа» не вязалось с мрачным ландшафтом за окном станции. К горизонту, словно застывшие волны фантастического моря, уходили черные барханы. Черный цвет песка усиливал впечатление, и было что-то неестественное в неподвижности этих волн. Зеленые лучи раскаленного светила придавали зловещий оттенок всей картине. Впрочем, так показалось бы новичку. И Привалов, и другие давно привыкли: пейзаж казался им не более странным, чем во всех тех мирах, где им приходилось бывать. На севере, в зеленых бликах, режущих глаза, можно было различить поднимавшиеся невысоко над равниной темные зубцы. Это были скалы Рудника, где еще семь лет назад собирались начать разработку ириниевой руды. Но руда оказалась бедной, месторождение признали не заслуживающим внимания, и работы прекратили. Отдельные редкие небольшие скалы и камни поднимались то тут, то там из песка, как коралловые рифы среди морских волн. И так везде — песок и камни, скалы и песок.

Вся планета была покрыта этим черным саваном умирающего мира. Она остыла миллиарды лет назад. Этот песок и камни — все что осталось от громадных горных хребтов, некогда покрывавших ее. Время, зеленый зной и ветры объединились, чтобы сгладить лицо планеты. Морей здесь, вероятно, не было никогда. Вода находилась только в кристаллическом состоянии. Воздух почти сплошь состоял из азота. Зато песчаных бурь было в достатке, И любопытно: казалось бы, здесь нет места никакой жизни — даже бактерии не были обнаружены в почве и атмосфере планеты, и — на тебе! — каким-то чудом сохранились и живут странные существа, похожие на больших ящериц. Днем они прячутся в песках, а ночью вылезают на камни и сидят, словно страшные изваяния, мгновенно исчезая, если к ним приблизиться. Подойти незамеченным нет никакой возможности. Как они обнаруживают врага, неизвестно. Чем они питаются, что из себя представляют — неизвестно. За восемь лет не удалось поймать ни одной «ящерицы».

Из растительности — одни только черные отвратительные колючки с неимоверно длинными корнями. Вообще, тоскливая планета. Здесь часто возникают в песках странные звуки, иногда напоминающие отдаленно человеческие голоса. Вряд ли это голоса здешних обитателей. Скорее всего эти «звуковые тиражи», как их здесь называют, — работа песка и ветра. Во всяком случае, новички могут принять голос пустыни за человеческий зов… Привалов вспомнил, как давно, в первый год колонизации, погиб молодой инженер. Он заблудился в песках, разыскивая несуществующего человека.

…Над горизонтом оставался только край зеленого светила. Пожалуй, скоро они вернутся, Хромов и Захарченко.

С тех пор, как люди высадились на планете, кое-что изменилось в тоскливом ландшафте. Вот с запада видно колоссальное сооружение маяк-излучатель. Этих циклопических вышек, которым не страшны никакие бури, сейчас насчитывается полдесятка. А как трудно было построить первый излучатель! Вышки и громадные здания пяти энергостанций, отдаленных друг от друга на сотни километров, все-таки придают этой части планеты более обжитой вид. Привалов усмехнулся. Вот даже семьи с Земли начали привозить. Еще вчера на Западную с очередным рейсом должна была прилететь семья к начальнику Станции. Интересно, прилетели ли? Что-то с утра Западная молчит. Опять неполадки со связью… Уж он-то своих сюда бы не затащил.

Наверное, скоро пять. Вот-вот они вернутся.

С запада на юго-восток пролегала широкая битудиновая полоса — Тракт, он связывал между собой станции. На его постройку пошел тот самый песок, который навевает такую тоску своей бесконечностью и унылым цветом. Машинам для производства битудина нужен никель. Раньше в битудиномешалки вместе с песком добавляли этот металл, доставка которого на Геру обходилась недешево. При анализе здешнего песка оказалось, что местами он содержит большое количество окислов никеля. Так что этот песок послужил готовым материалом для битудина. И пустыню покрыли язвы — глубокие шурфы, ямы, карьеры, оставшиеся на месте выбранного богатого никелем песка…

• 1/6
• Следующая