Светлое время ночи - Зорич Александр - Страница 8

– Стали бы они дожидаться, пока Вэль-Вира разорвет нас в клочья, а потом примется за них! – фыркнула Зверда.

– Я не о том. Следов нету. Понимаете? И гроб снегом успело припорошить, и следы занесло!

– Барон! Вы соизволите подтащить гроб или мы продолжим беседу в прежнем духе, перекрикиваясь на пол-Фальма?!

Пыхтя и отдуваясь, слабеющий Шоша наконец приволок тяжелое сооружение, придуманное некогда гэвенгами как совершеннейшее средство для доброго посмертного путешествия в Пределы Исхода.

– Благодарю вас. Теперь мы должны со всей мыслимой осторожностью водрузить моего деда обратно.

– А может, ну его к Шилолу?! – не выдержал Шоша. – Баронесса, мы имеем все шансы никогда не вернуться в Маш-Магарт! У нас может не хватить сил даже для того, чтобы просто дойти туда на своих двоих! А вы, как буйнопомешанная, тщитесь любой ценой закопать на нашем дворе мешок родных костей! Что за отсталые суеверия?! Дорога завалена снегом. Носильщики разбежались. Где-то поблизости, возможно, рыщет Вэль-Вира…

– Тс-с, – тихонько прошипела Зверда, приложив к губам своего супруга указательный палец.

– Я слышу голоса, – прошептала она.

– Я тоже, – еле слышно ответил Шоша.

– И еще кое-что: один из голосов принадлежит Лиду. А другой – Фоманху.

– А вдруг?..

– Исключено. Барон, поддержите остов моего славного предка под голову и плечи…

– Итак, моя баронесса, мы выступили в точности тогда, когда было условленно. Тому свидетели – сотник Фоманх и воины моего отряда. По моим расчетам мы должны были в пятидневный срок достичь Южного замка, разбить укрепленный лагерь и спокойно дожидаться вашего появления.

Зверда молча кивнула. Много говорить ей не хотелось, да и настроения не было. Ключица, похоже, все-таки уцелела, но боль досаждала ей все сильнее. От этого ее мысли приобретали все более мрачные тона. «Неужели Лид был подкуплен Вэль-Вирой? Но тогда следует предположить, что и Фоманх тоже. И второй сотник, и все другие начальники отряда, вплоть до десятников – тоже».

Несмотря на то что баронесса ехала на комфортабельных санях с эскортом из двухсот латников, чувства полной безопасности по-прежнему не возникало. Она все никак не могла позволить себе расслабиться, принять столь необходимую ей дозу земляного молока и отдаться заслуженному сну. Разобраться с опозданием Лида требовалось немедля.

– Первые три дня все шло по плану. На четвертый – начался снежный буран, но мы продолжали вести людей вперед. Однако в сумерках обнаружилось, что дорога исчезла. У нас за спиной еще виднелась узкая, заваленная снегом колея, но прямо перед нами, справа и слева от нас, был только густой ельник.

– Вот как?

– Именно так. У меня нет никаких удовлетворительных объяснений случившемуся. Мы заночевали прямо на том месте, где потеряли дорогу. Наутро я выслал разведчиков во все стороны. Оказалось – в одной лиге от нас тянется вполне приемлемая просека. Тогда я принял решение: выслать прямо через чащу, по «заветным» тропам, два десятка самых проворных людей, чтобы хоть они встретили вас вовремя. Насколько я понимаю, они исчезли бесследно?

– Да. Едва ли мы когда-нибудь с ними повстречаемся.

– Вы думаете, их перехватили пластуны Вэль-Виры?

– Пластуны – вряд ли, – уклончиво ответила Зверда.

Баронесса не сомневалась, что весь передовой отряд Лида был перебит в глухой чащобе хозяином Гинсавера лично. Вообще же, узорочья всей этой истории были сложены тремя разными почерками: Вэль-Виры, какого-то опытного колдуна, состоящего на службе у барона, и… феонов.

С последним баронессе было особенно горько соглашаться, однако она не располагала другими приемлемыми гипотезами. Ни Свод Равновесия, ни другие кланы гэвенгов, ни жрецы Гаиллириса не удержали бы Дверь открытой и на полсекунды сверх меры Большой Работы.

– Я не хотел бросать в лесу лошадей и сани. Поэтому мы с основным отрядом прорубились к просеке. До вечера мы продвигались по ней на юг, что меня вполне устраивало. Однако вечером снова…

– Постойте, Лид. Где Фоманх?

– В арьергарде.

– Пошлите за ним.

Посылать никого Лид не стал. Вместо этого он гаркнул «Фоманх, ко мне!», да так, что у Зверды зазвенело в ушах. Не прошло и пяти секунд, как сотник уже гарцевал рядом с санями баронессы.

«А дисциплина ничего», – одобрительно подумала баронесса. Отправляясь в Варан, Зверда опасалась, что без них с бароном дружинники подраспустятся. Обычно-то в снежную пору все войско торчало по домам. Эта зима была второй на памяти Зверды, когда баронским дружинам пришлось без роздыху шастать по Фальму туда-сюда, словно был разгар лета. Проклятый Вэль-Вира!

– Фоманх, скажи: что ты должен был делать, отправляясь вместе с Лидом встречать своих хозяев?

– Ежеутренне и ежевечерне свершать то, что было вами велено, госпожа.

– Лучше и не скажешь. – Зверда устало усмехнулась. – Ты в точности придерживался моих повелений?

– Да, госпожа.

Велено же Фоманху было выполнять простую, но достаточно эффективную процедуру по отводу от отряда запредельных взоров. А равно и по растворению вероятных мороков.

Для этой процедуры нужны были лишь несколько предметов, составлявших Пятерик Верной Дороги. Этому Пятерику Зверда перед отъездом сообщила определенные свойства. Требовались еще несколько слов-знаков, которые склоняли предметы к соответствующему поведению. В итоге, собственно магических талантов все это требовало от Фоманха немногим больше, чем разделывание оленьей туши.

– Фоманх, ты знаешь, что я всегда и везде, даже на смертном одре, даже в образе своего посмертного изваяния почую твою ложь.

– Да, госпожа. Но я в самом деле ни разу не отошел от ваших указаний.

Зверда лукавила. Белый снег на черных ветвях казался ей сейчас темно-серым песком на бурых водорослях. Зрачки баронессы постепенно утрачивали типическую остроту человеческого восприятия. Вслед за ними и другие признаки гэвенг-формы человек готовились выродиться безвозвратно. Поэтому баронесса сейчас не могла различить лжи и правды привычными гэвенгу способами, то есть безошибочно.

– Верни мне все, что я оставляла тебе.

Фоманх вынул из притороченной к седлу сумы меховой мешочек, в котором перестукивались амулеты.

Зверда высыпала их на ладонь. Пять фигурок, вырезанных из тюленьего бивня. Два потешных зайца стоят на задних лапах, потрясают круглыми щитами, на которых нарисованы недремлющие, нечеловеческие очи. Медведица с выпученными, гипертрофированными глазами. И два горбатых человечка. Один – слепец, шагает себе вперед, опираясь на посох. Второй – одноглазый, сидит, скрестив ноги, и смотрит прямо над собой, вверх. Пятерик Верной Дороги, весь в сборе.

Эти вещицы должны были проглядеть вероятный морок, буквально провертеть в нем дырку. А запредельный взор должен был сгинуть без возврата во чреве слепца с посохом.

С этого – с осмотра амулетов – и надо было начинать. Чем сильнее смазывалась для баронессы действительность, в которой обретала свою реализацию гэвенг-форма человек, тем явственнее проступали контуры нескольких сопредельных ветвей бытия.

Чей-то небрегающий расстоянием перст прикоснулся к этим вещицам приблизительно неделю назад. Под круглыми очами на заячьих щитах Зверда чувствовала пульсацию двух враждебных острых зрачков, от пристального внимания которых покалывало в затылке.

Зверда с изумлением почувствовала, что этот взгляд нельзя назвать злым или смертоносным. Скорее, он сообщал об изумлении невидимого мага, о плотском желании, о внезапно вспыхнувшей нечистоплотной влюбленности в ту, которая сейчас изучает свой искаженный Пятерик Верной Дороги.

Да, другие фигурки тоже были искажены, каждая по-своему. В лучшие времена Зверде достало бы искусства, чтобы выдавить невидимому мерзавцу глаза, выломать всепроницающие персты, наконец, загнать обсидиановой остроты когти под череп далекого мага-незнакомца. О, да еще сегодня утром, окажись Пятерик Верной Дороги в руках у баронов Маш-Магарт, кудесник Вэль-Виры (а мерзавец, несомненно, служил именно барону Гинсавер) прямо за завтраком приправил бы своими мозгами мозги с горошком.