Пути Звезднорожденных - Зорич Александр - Страница 10

Файеланты Пелнов неспешно проходили мимо Лысого Мыса. Еще мгновение – и с мостика откроется вид на Миноговую Бухту Наг-Нараона. Еще мгновение…

Да! – Тай-Кевр не сдержался и изо всей силы ударил раскрытой ладонью по перилам мостика. Да! – восемьдесят файелантов Гамелинов, красавцы, все как один трех– и четырехъярусные исполины, краса и гордость Синего Алустрала, все были здесь. Как ягнята, назначенные к закланию. Как сельди в чану торговки рыбой. Да! – Миноговая Бухта станет их последним пристанищем и их вечным склепом.

Тай-Кевр схватил Син за плечи и повернул лицом к себе.

Он целовал ее долго.

Игрища Альбатросов венчают теплое время года так же, как ре-тарский Праздник Тучных Семян венчает конец зимы.

Во время Игрищ Альбатросов не дозволено вершить кровопролитие. Этот запрет нарушался лишь однажды – когда в Синем Алустрале появился варанский флот и Гамелины вели войну с Сиятельным князем и Ганфалой, его слабосильным союзником.

На эти Игрища в Наг-Нараон собрался весь цвет Синего Алустрала. Второй, блеклый цвет, ибо первый был безжалостно унесен ветрами прошлой войны.

Лорчи, Хевры, Эльм-Оры, Орнумхониоры, Ганантахониоры, Гамелины – хозяева Игрищ – и Пелны.

Гордые файеланты – по три от каждого Дома – выстроились вдоль пристани Миноговой Бухты. День, как это обычно случается на Игрища Альбатросов, выдался пронзительно-солнечный.

Игольчатая Башня безжалостно вонзалась в ослепительную синеву неба. Тем, кто находился у ее подножия, казалось поразительным, что легчайшему небесному шелку удается сохранять цельность над ее острым жалом.

Игольчатой Башне оставалось стоять чуть более пятнадцати часов.

В первых четырех забегах сюрпризов не было. Почтенная публика скучала. Знатнейшие люди кланов и их надушенные спутницы – жены, кузины, любовницы и дочки на выданье – зевали во весь рот без всякого стеснения.

Элай, Хармана и Герфегест, занимавшие самые что ни на есть почетные места под роскошным балдахином, скучали вместе со всеми.

Элай все чаще бросал косые взгляды на Харману. Лицо Хозяйки Дома Гамелинов было непроницаемо, ее взор застыл на финальной беговой черте. Губы ее были плотно сомкнуты. «Невозможно поверить, что еще ночью эти губы были такими услужливыми», – уязвленно подумал Элай.

Над Беговым Кольцом курилась серая осенняя пыль. Частички этой пыли смешивались с запахом духов госпожи Харманы, и запах этот для Элая был сродни безумию. В чреслах Элая, который все еще был не в силах стряхнуть с себя наваждение минувшей ночи, медленно, но неумолимо подымалась свинцовая волна страсти. Ее не остановить.

Герфегест не смотрел ни на Харману, ни на Элая. Все его внимание было сосредоточено на Тай-Кевре.

Глава Дома Пелнов явился на Игрища последним. Глава Дома Пелнов сдержанно, но, как показалось Герфегесту, вполне искренне засвидетельствовал свое почтение Гамелинам и свою радость по поводу того и по поводу этого.

Все три файеланта Пелнов были сравнительно небольшими трехъярусными кораблями и не представляли для Гамелинов ни малейшей угрозы. Но на душе у Хозяина Гамелинов было неспокойно.

Распутного вида женщина, которую привез с собой Тай-Кевр, обернулась и, сделав призывный знак веером, бросила на Герфегеста быстрый испытующий взгляд. Что она хотела сказать? «Давай встретимся сегодня вечером после ужина?» «Я знаю, как доставить удовольствие настоящему воину?» Нет, что-то непохоже.

В пятом забеге участвовали три колесницы. От Хевров, Гамелинов и Пелнов. Сигнальная труба швырнула осеннему солнцу высокую протяжную ноту.

Возничие подхлестнули лошадей. Забег начался.

Полкруга колесницы шли колесо в колесо. Потом возничий Хевров начал отставать. Конечно, какие могут быть лошади у Хевров? Они и так держались слишком долго. То ли дело грютские скакуны Гамелинов – подарок самого Элиена!

Колесница с черными лебедями на гнутом передке из орехового дерева уверенно рванулась вперед. Герфегест хорошо знал возничего – незаконного сына Артагевда от чахоточной белошвейки из Авен-Рамана. Это был бойкий и лживый малый, ни в чем не похожий на своего доблестного отца. Верткий, недалекий и безграмотный, зато прекрасно владеющий спаркой кинжалов и длинным боевым цепом с кожаной петлей для кисти.

Герфегест напрягся, желая возничему легкой и быстрой победы: во имя погибшего Артагевда, забыть которого Герфегест не мог, как ни старался.

Скачки – нововведение последних лет, занесенное из Сармонтазары восточными ветрами – были алустральскому люду в тягость. Скачки устраивали лишь затем, чтобы не казаться варварами перед лицом гостей из просвещенной Сармонтазары. То ли дело гребные состязания, гонки «морских колесниц» и травля каракатиц! Вот что в два счета ставило на уши знатнейших и их надушенных спутниц!

Треск и гибельное ржание в восемь конских глоток. Восторженный вопль зрителей, чью скуку мгновенно развеял грохот на Беговом Кольце.

Возничий Пелнов швырнул коней вправо, и спустя несколько мгновений обе колесницы, как две падающие звезды, исчезли в вихре обломков, пыльном облаке, мельтешении конских ног.

Отставшая почти на полкруга колесница Хевров звездой-победительницей промчалась мимо. Но это уже никого не волновало.

Все разом вскочили на ноги. И лишь Хармана осталась сидеть. Элай, чьим вниманием невиданное происшествие владело лишь несколько мгновений, помедлил и тоже сел.

Оба возничих выжили. Это стало совершенно ясно, когда в пыли блеснула стальная искорка и в нескольких шагах от нее – другая.

Надрывалась сигнальная труба, но возничим было не до нее. Сын Артагевда и возничий Пелнов, виновник происшествия, не сговариваясь, выхватили длинные ножи. Их всегда берут с собой на забег опытные колесничие – если надо, можно полоснуть по вожжам. Можно полоснуть и соперника – как, например, сегодня.

Двое, ставших в одно мгновение смертельными врагами, закружили в танце смерти, выставив перед собой клинки. Зрители затаили дыхание.

Труба замолкла – таковы правила. Если возничие решили оспаривать победу в поединке, никто не вправе препятствовать.

Выпад, еще выпад, лязг стали, грамотный отскок назад. Герфегест внимательно следил за сыном Артагевда. «Похоже, малый не на шутку зашиб себе колено. Но держится молодцом, правильно закрылся…»

Глубокий выпад, ометающий удар ногой, гортанный вскрик раненого сына Артагевда.

Хозяин Гамелинов ничем не выдал своего волнения. Но хотя лицо Герфегеста и казалось скучающим, он весь был там – на Беговом Кольце, среди вражды, пота и пыли.

Герфегест видел, что возничий Пелнов мог бы быть мертв уже дважды. Сын Артагевда – трижды. Но пока еще оба были живы. Как вдруг…

«Нет, только не это! Только не это!» Клинок наконец изведал плоти сына Артагевда.

С торжествующим воем возничий Пелнов извлек безжалостную сталь из тела юноши. Кровь хлынула на землю. Навострили уши разбежавшиеся кони.

Зрители взорвались ревом, в котором смешались одобрение, негодование, жажда кровопролития. Да, десять лет мира – слишком много для Синего Алустрала. Синий Алустрал не любит скучать. К Хуммеру ристалища, если на них никого не убивают…

Тай-Кевр, сидевший тремя рядами ниже, поднялся с места и повернулся к Герфегесту. В его руках был тугой кожаный кошель.

– Вира[1] за твоего возничего. Для такого размазни тут с лихвой, – с кривой ухмылкой сказал он и швырнул кошель. Тот не долетел до Герфегеста и брякнулся к ногам Элая.

Элай, мгновение поколебавшись, решил не подавать кошель Хозяину Дома Гамелинов. «Лучше не вмешиваться. Знал бы отец, какие порядки у них тут в Алустрале! Убил, заплатил – и все довольны!»

Герфегест поднял кошель сам.

Пристально глядя в глаза ухмыляющемуся Тай-Кевру, он неспешно развязал кошель. Монеты с профилем императора Торвента Мудрого звонко хлынули к его ногам.

– Вира принята, – невозмутимо сказал Герфегест, когда последний золотой, встретившись с носком его сапога, устремился вниз, под скамьи, отягощенные бременем благородных задов Алустрала.