Даймон - Валентинов Андрей - Страница 3

Итак, защищать! Времени хватало. Предметы на четвертом курсе оказались не слишком сложными, спецкурсы главным образом, курсовую же он в основном написал еще осенью, только и осталось текст подчистить и выкатать.

Демократию защищать в последнее время стало модно. Как историк, пусть и начинающий, Алеша мог констатировать: изменения произошли года два назад. Прежде, когда поступил в университет, студенты не интересовались политикой напрочь, не слишком даже задумываясь, в какой стране живут. Зачем, собственно? Безобразия в парламенте и очередная отрезанная голова неосторожного журналюги казались куда менее актуальными по сравнению с предстоящим переходом на письменные экзамены и заменой столь привычных "хор" и "отл" на безликие латинские буквы. И сама студенческая жизнь была прекрасна. Gaudeamus igitur, не нами придумано.

Кое-что изменилось перед президентскими выборами. Уже после Алеше приходила в голову странная мысль: вся политика в их обычно спокойном городе проистекала из соперничества двух факультетов университета, филологического и исторического. Филфак защищал украинский, как государственный, и заодно демократию. Истфак был за демократию и два государственных, включая русский. А когда Десант на улицы вышел, еще интереснее стало. Алеша все понять не мог, какой факультет за Десантом прятался, в спину подталкивал. Получалось, либо философский – либо мехмат, больше некому.

Это теория, на практике все разнообразнее выходило. И веселее. Тут вам не дурацкие дискотеки для умственно отсталых – и не менее дурацкие ночные клубы, на которые у Алеши все равно денег не хватало (особенно "Черчилль", где настоящий джаз играют). Демократию защищать было интересно, особенно когда палаточный городок разбили и за справедливые выборы мерзли. И с народом общаться можно, и журналисты рядом крутятся. Суета, а приятно. Опасности же, честно говоря, ни малейшей, меньше, чем на дискотеке.

Справедливые выборы состоялись, и на радостях Алеша чуть не завалил сессию. Тогда и появились в зачетке глобалистские "B" и "C". Был повод призадуматься: тот, который "C" поставил, как раз с философского.

Десанта поначалу не боялись. Думали, так, "зарница" для умственно отсталых, пыльным мешком ударенных. Контуженные "афганцы" чад своих муштруют, дабы от наркотиков навлечь. "Налево!", "направо!", повязки нарукавные с советскими "крылышками", строевые песни, речёвки для личностей с низким IQ. "Ни ума и ни таланта – становись в ряды Десанта!". Поначалу особо продвинутые, фильмов исторических насмотревшиеся, Десант с отрядами СА сравнивали (и ветераны, и маршируют, и за порядок), чуть ли не в колокола били. Мол, звериная харя фашизма, скалится уже. Только не получалось с фашизмом. Во-первых, именовались десантники не как-нибудь, а "Антифашистским движением Украины", а во-вторых, никаких Ремов и тем более Шикльгруберов среди них не наблюдалось. Ну, маршировали, ну, ездили летом в тренировочные лагеря. Забеги-пробеги, нормы ГТО… Даже после того, как несколько раз лоб в лоб столкнулись, внимания особого не обратили. Бывает! Те, с которыми драться пришлось, не местные, а из Донецка. В Донецке же, всем известно, урла на урле сидит, урлой погоняет.

Так что было о чем подумать Алеше Лебедеву, защитнику демократии, пока его ногами лупили. Только не думалось особо. Это лишь в боевичках с яркими обложками, герой вначале старается сгруппироваться, затем умудряется извернуться, вывернуться, подсечкой врагам ответить. На практике всего и получилось, что перепугаться. Не за себя даже – за очки. Минус четыре, один глаз такой, другой этакий, не в каждой "Оптике" стекла закажешь. Разобьют – ходи, словно в тумане по болоту. Из-за очков и белый билет получил. Другие радовались бы, от казармы "откосив", Алеша же обидно стало. И так – ни росту, ни плеч неохватных, ни красы особой, теперь и вовсе неполноценный. Защищай, значит, Родину дистанционно. Таких не берут в космонавты!

В Десант, впрочем, тоже.

А потом даже об очках думать не смог – когда по виску попало.

– Отставить! Отставить! Совсем спятили?! Приказа не слышали?!

– Так, Хорст… Они же… Они же сами!..

– Сами? Что – сами? Ладно, на базе поговорим. Реально! И о том, что такое приказ, и о том… Нашатырь у кого-нибудь есть?

– Не надо. Очухался, либераст паршивый! Пошли, Хорст, менты уже интересуются.

– Ага. Сейчас его, значит, в больницу отвезут, шум, пресса, адвокатишки поганые. Этого хотите? Очередной подвиг Десанта: очкарика отметелили! Кретины…

– Так чего делать-то, Хорст?

– Делать… Женя, твоя машина далеко?

Песня людоедов, взята с сайта ethnic.ru. Ударные хороши!

Запах бензина Алеше всегда нравился. Настолько, что одна из мимолетных подруг всерьез заподозрила его в токсикомании. Напрасно, конечно. Просто бензин, его резкий октановый дух, сразу же заставлял вспомнить детство. Они жили тогда в Днепропетровске, и покойный дед, железный ветеран-танкист, возил семью к морю на стареньких "Жигулях". Модель была даже не знаменитая "копейка" – "нулевая", пробной итальянской серии. Видом точно, как младшие сестры, только не ломалась. И дед, конечно, старался – за руль еще в войну сел, опыта хватало. Так что и запах был Алеше по душе, и автомобильная тряска ничуть не смущала, напротив. Почти как в давние годы, когда все было хорошо, когда дед был жив, и бабушка жива, и мама не болела…

На этот раз трясло не слишком, и запах бензиновый еле ощутим. К тому же знакомый дух октана был смешан с чем-то иным, резким, непривычным – и очень сладким. Нечто очень восточное и явно не автомобильное. Точнее определить нельзя – глаза Алеша предпочитал из разумной предосторожности пока не открывать. Мало ли?

Главное и так ясно. Сначала побили, после в плен взяли. А теперь везут неведомо куда. Пытать что ли?

От подобной мысли Алексея передернуло. И о таком болтали. Не слишком всерьез, конечно, и не о местном Десанте, а опять-таки о донецком. Там всеми отрядами верховодил Федор Березин, отставной капитан, правда, не десантник, а ракетчик. Это в Донецке, а у них в городе… Недавно в "Слободе" была статья…

Не вспоминалось – слишком голова болела. Ребрам тоже досталось, но дышать было можно, значит, ничего не сломано. Куртка спасла, не иначе. А вот черепушке, защищенной всего лишь старой шапочкой-"подшлемником", досталось круче. Ой, болит! Ай, болит!

И еще кровь из носу. На губы натекло, солоно, противно.

Голова не кружится? Нет, вроде. Не сотрясение, и то ладно.

– Эй, либераст, ты как там?

Это уже его. Здоровьем, значит, интересуются. Голос, кажется, того самого, Хорста. Ну и имя, самое подходящее! Или кличка, но все равно подходит.

И как ответить? Может, промолчать?

– Сам ты… "Die Fahne hoch, die Reihen fest geschlossen…"

– Ух, ты!

Сразу в два голоса. Один тот же – Хорста, который Die Fahne Hoch, другой, слева – вроде женский. Да, они поминали какую-то Женю.

Женя… Машина… Восточный благовонный запах… Все понятно.

– Тебе тоже нацистские марши нравятся?

Алеша так удивился, что открыл глаза.

Искомая Женя обнаружилась, как и следовало ожидать, ошуюю. Вначале проявились очки, после… После – ничего, потому как собственные очки нуждались в серьезной протирке.

Зато не потерялись и не разбились. Повезло!

Мысль о том, что не придется блуждать в серой полутьме и тратить остатки денег на новые стекляшки, обрадовала до невероятия, и Алеша не только отреагировал на провокационную реплику ("тоже"!), но и ответил со всей серьезностью, без привычной иронии.

– Нравятся. Только наши – больше. Немецкие они… Одинаковые какие-то. Три подряд послушаешь – уже скучно.

– Реально мыслишь, – одобрил голос Хорста Die Fahne Hoch. – Мне наши тоже по душе. Правильные!

Самого Хорста разглядеть не удалось. Он был за рулем, впереди, Алеша же вместе с Женей, любительницей нацистского мелоса, на заднем сиденье. Разве что затылок, и то как в тумане. Шея крепкая, стрижка короткая, словно в фильмах про 30-е годы.