Первое правило королевы - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 12
- Предыдущая
- 12/16
- Следующая
Посмотрела на Юру. Он тоже посмотрел на нее и пожал плечами – черт его знает, что он имеет в виду, что означал этот жест? Скорее всего ничего особенного, но все-таки странно.
– И здесь у тебя дела, Инна Васильевна? – Голос насквозь пропитан язвительностью пополам с водкой.
Симоненко – с очень красным лицом и рюмкой в огромной крестьянской лапище.
– Это газета «Совершенно секретно», – не моргнув глазом соврала Инна. – Хотят проводить журналистское расследование. Говорят, обстоятельства гибели очень странные.
Симоненко так перепугался, что даже свою рюмочку сунул на подоконник и руками замахал. Инна слегка отодвинулась. Юра отошел от них. Он знал, что от Симоненко Инну спасать не нужно, он не опасен. Впрочем, она и с опасными справлялась виртуозно.
– Что ты, что ты, Инна Васильевна, – горячо забормотал главный по сельскому хозяйству, – какое еще расследование, только ихних расследований нам не хватает! Да еще «Совершенно секретно»!.. Они же… они муравьи, а не журналисты, они тут у нас в каждую дырку!.. Останови, останови, Инна Васильевна! Расследование, «Совершено секретно»!
Глаза «кадрового работника» уже шарили по залу, искали, к кому бы сию же минуту кинуться с докладом, но никого не находилось – Симоненко был ставленником губернатора, только ему докладывал, с ним «обсуждал», ему «сообщал», а теперь и «сообщить» было некому!
Осознав это, Симоненко схватил свою отставленную стопку, опрокинул в могучее горло и посмотрел на Инну жалобно – он-то как раз и остался сиротой. Дни его карьерного процветания сочтены, никому он не нужен, старый «кадровик», «волк», «зубр», не то что какую-то там собаку, мамонта съевший на аппаратной работе!
– Я свяжусь с вами позже, – пообещала безжалостная Инна телефону «Нокия».
– Какое еще расследование, – бормотал рядом Симоненко. – Ты, Инна Васильевна, остереглась бы… Расследование!.. На поминках негоже…
Чей-то взгляд сверлил ей голову, она чувствовала, как будто видела это сверло, блестящее и острое, и видела, куда оно входит – в скулу, разгоревшуюся от трубки. Она быстро, внимательно и незаметно осмотрела зал. Симоненко топтался рядом и ныл, и его нытье было ей на руку – она могла смотреть почти беспрепятственно.
Ничего. Никто не таращился, не пригибался к плечу соседа, не прятался за зелеными шторами. Но сверло не исчезало, продолжало буравить скулу и щеку.
Что за черт!
Она завертела головой, уже почти в открытую, и опять безрезультатно. Посмотреть наверх она не догадалась.
Там, где лестница заканчивалась небольшой закругленной площадкой, их было трое – задержавшихся после отъезда московского начальства. Они должны были кое-что обсудить, именно здесь и сейчас, не привлекая к себе ничьего внимания. Один из них был вице-премьер, «самый-самый», второй – чиновник администрации президента с труднопроизносимой должностью – впрочем, редко кому приходило в голову ее произносить, все и так знали, что этот чиновник один из главных. Третий – бизнесмен со сложной и неопределенной репутацией, то есть как раз из тех, кого Гарик Брюстер, вздыхая и отводя глаза от страха, называл в своей программе олигархами.
Все трое сошлись в одной точке – на лестничной площадке дома покойного Мухина, – объединенные некоей общей задачей, и чувствовали себя неловко в обществе друг друга.
Пауза затягивалась, и наконец чиновник не выдержал:
– Ты кого там высматриваешь, Александр Петрович?
Широченные борцовские плечи под безупречным английским пиджаком дрогнули и опять окаменели.
– Хороша, – оценил вице-премьер негромко. – Очень хороша. Безрассудна, конечно, зато умна.
– Селиверстова? – живо переспросил чиновник. – Крепкий орешек. Я с ней пару раз… беседовал.
– Я тоже беседовал, – поддержал вице-премьер, – еще в пору ее телевизионного детства.
– Ничего себе детство, – пробормотал чиновник, – зампред российского телевидения!.. А ты что скажешь, Александр Петрович?
На этот раз даже плечи не дрогнули.
– Ничего не скажу. Я ее первый раз вижу.
Инна догадалась посмотреть наверх, лишь когда сверло словно выскочило из щеки, оставив только горячий след. Она потрогала щеку и ухо с черной жемчужиной в россыпи бриллиантов, а потом подняла глаза.
Никого не было на лестничной площадке, но она почему-то твердо знала – за секунду до этого там стоял тот, кто рассматривал ее так упорно и пристально.
Жаль, что она раньше не догадалась посмотреть.
Губернаторский сын квартировал в хорошем доме, переделанном из старинного купеческого особняка. На улице Ленина осталось всего несколько таких домов – кто-то очень умный когда-то решил их не сносить, а отремонтировать, спасибо ему!.. Этажей было три, и на каждом – по две квартиры.
Инна знала дом – все в Белоярске его знали, потому что именно там чаще всего губернаторский сын «гудел«. Так «гудел», что стены ходуном ходили. Номера квартиры она не знала и теперь решала, как ей быть.
Телефона Любови Ивановны, а уж тем более Кати, она не знает. Окна освещены у всех – еще не поздно, и все, кто пришел с работы, занимаются привычными вечерними делами, вот бы и ей к телевизору, да в тапках из самопального войлока!.. Конечно, узнать, в какой именно квартире живет Митя Мухин, легко – можно в любую дверь позвонить и спросить, но Инну останавливала нелепая секретность, с которой Катя сообщила ей о перемене места встречи.
Однако нелепая или нет – правила этой игры устанавливала не Инна, и поэтому она не станет их нарушать.
Холодная подъездная дверь проскрипела, открываясь, Инна поскользнулась на обледенелой ступеньке, взмахнула рукой. За ее спиной остался верный Осип, готовый в любую минуту прийти на помощь. Из-за всех сегодняшних мелких происшествий – вроде исчезнувшей горничной, темной машины, телефонного звонка ниоткуда и ни от кого, Катиного напряженного шепота у нее над плечом – сейчас Инна чувствовала себя неуютно. Вот про Осипа подумала и про то, что он может «прийти». Она ничего не боится, и помощь ей не потребуется. Она сама может помочь кому угодно.
Шесть квартир. Которая?..
Держа руку в перчатке над вытертыми перилами, она стала медленно подниматься по широкой купеческой лестнице. Стены тоже были «купеческими» – толстенными, не пропускающими ни звука. Лампочки в железных намордниках светили тускло, как будто через силу.
Инна бесшумно поднялась на последний этаж и остановилась, прислушиваясь. Ничего.
Низкое оконце с широким подоконником, за ним мертвенный свет фонаря, и метель будто кидает в окна пригоршни снега. Инна глянула вниз, и в круге неверного синего света увидела свою машину. Что там, за границами мутного голубого пятна, было не разобрать, но верный Осип по-прежнему на посту. Вот и хорошо.
Этажом ниже заскрипела дверь, Инна вдруг сильно струсила – так сильно, что ладонь взмокла под тонкой перчаткой. Она отпрыгнула от окна – клацнули каблуки – и замерла у самых перил. Желтый луч треугольником лег на выстуженный пол.
Снова что-то тихо заскрипело, в освещенном треугольнике появилась четкая тень. Инна старалась не дышать.
– Кто здесь?..
Голоса она не узнала.
Шаги, и луч света стал немного шире.
– Здесь кто-то есть?..
Инна перевела дыхание и ответила громко, так, что голос отразился от стен:
– Я… ищу квартиру Мухиных.
Тень шевельнулась, и в размытом свете появился силуэт.
– Инна, это вы?..
– Да.
– Спускайтесь.
Она проворно побежала вниз, каблуки звонко цокали.
– Тише!.. Вы… давно здесь?
– Нет. – Она оказалась на площадке, одна дверь была приоткрыта. – Я только поднялась по лестнице. Я не знаю… номера квартиры.
– Проходите.
Любовь Ивановна пропустила ее в квартиру, бесшумно прикрыла дверь, защелкнула все замки.
– Туда проходите.
Свет горел только в прихожей, а дальше было темно, словно здесь экономили электричество.
– Куда?..
– Прямо и направо.
Раздеться вдова не предложила. И вообще все было странно, очень странно.
- Предыдущая
- 12/16
- Следующая
