Небесные очи - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/56
- Следующая
Этим утром она угрожала Бородину. Он решил уничтожить ее – как маму, Марию. Вот почему он убил тридцать лет назад маму – она грозилась разоблачить его. В те времена, в семидесятые, все было иначе. О войне помнили, предателей ненавидели, и человека, решившего воспользоваться дневником доктора Менгеле, подвергли бы всеобщему осуждению...
Вот так, в одно короткое мгновение, Саша поняла, из-за чего погибла ее мать.
Теперь настала ее очередь.
Из-под двери валил дым.
Саша бросилась к перилам, перегнулась вниз. Как далеко до асфальта... Этаж второй, но этажи бывшего Дома культуры – совсем не то, что этажи обычного дома... Лететь метров двенадцать. В принципе можно выжить.
По улице, размахивая сумочкой, шла Лиза Акулова, в другой руке держала у уха сотовый.
– Лизка... – просипела Саша и зашлась в приступе кашля. – Лиза!
Лиза подняла глаза и увидела Сашу. Потом – клубы дыма, льющиеся изо всех щелей балконной двери (окон на этой стене не было).
– Лиза! – одними губами повторила Саша и снова зашлась в кашле.
Но Лиза уже быстро жала кнопки на сотовом. Она все поняла.
Саша сверху видела, как Лиза быстро-быстро говорит о чем-то по телефону, кивает, снова говорит.
– Сашка! Сейчас пожарные приедут! – Лиза сунула телефон в карман, подбежала ближе. – Что случилось?
– Пожар! – перегнувшись через перила, с трудом выдавила из себя Саша. – Там человек внутри...
– Кто?
– Мой отец...
– Кто? Я не слышу... Погоди, я сейчас... – Лиза побежала в сторону, скрылась за углом.
У Саши все еще оставалась надежда – отца спасут.
От раскаленной стены невыносимо тянуло жаром.
Зной этого лета словно прорвался в этот мир, сконцентрировался в одном месте – в цеху швейной фабрики «Притти вумен». Где сам себя замуровал Сашин отец. Добровольно.
«И зачем я только ему позвонила!» – с запоздалым раскаянием подумала она. Но, если бы отец не приехал, она сама горела бы сейчас заживо.
Бородин.
Это он устроил пожар. Бородин хотел уничтожить Сашу, а способ, которым сделать это, она сама подсказала ему в начале лета, когда в первый раз оказалась у него на приеме.
Сама рассказала, что здание «Притти Вумен» в смысле пожарной безопасности никуда не годится, что на обед все девчонки уходят, что часто в цеху остается только она одна, Саша...
Кашляя, она упала на колени. Внезапно лопнули стекла, и пламя вырвалось наружу. Саша прижалась лицом к кафельному полу, чувствуя, как прямо над головой гудит огонь.
Папа. Он остался там.
«Надо прыгать...» – как-то отстраненно подумала Саша. Выбор был невелик – или сгореть заживо, или сломать кости.
Она попыталась подняться, но не смогла – огненные языки не дали. «Неужели все было зря?..» Она уже не видела и не слышала ничего, цепляясь ладонями за раскаленные прутья балконной ограды. Но в этот момент словно огромная тень взметнулась снизу – это был пожарный подъемник.
Мощной струей брызнула пена, усмиряя огонь над Сашиной головой, затем ее втащили на подъемник. Кто, как – она не поняла.
Очнулась только внизу, на улице, лежа на чахлом газоне. Повернула голову – пожарные из брандспойтов тушили здание, притихшая толпа завороженно наблюдала за происходящим со стороны.
Саша снова закашлялась.
– Сашка, лежи-лежи... – наклонилась над ней Лиза. – Сейчас «Скорая» должна подъехать. Ты дыму много наглоталась.
– Нет... Там... – Саша встала, на негнущихся ногах побежала к зданию. Мысль об отце не покидала ее. А вдруг его еще можно было спасти.
– Сашка, сумасшедшая! Куда ты?!
Ее перехватили у входа.
– Нет... – она пыталась оторвать от себя чьи-то железные руки. – Нет!!!
– Сашка... Не пускайте ее! Держите, держите...
В этот момент раздался глухой удар, взметнулись искры – это обрушились перекрытия внутри фабрики.
Мимо лица, словно в замедленной съемке, пролетел невесомый лоскуток сажи. Саша проводила его глазами. «Пепел Клааса стучит в мое сердце. Пепел Клааса...»[3]
...Она открыла глаза, и увидела над собой белый потолок. Поморгала. Пахло лекарствами.
«А, я в больнице...»
– Саша... – услышала рядом с собой голос Максима. – Саша!
Он осторожно обнял ее.
– Макс... Макс, там был отец.
– Где?
– На фабрике... – она почувствовала, как из глаз льются слезы и с шорохом падают на крахмальную подушку. – Он меня спас, а сам...
– Ну не надо, не надо... – Максим погладил ее руку. – Ты жива – а это главное.
– Макс, ты не понимаешь...
Он упал на колени, уткнулся лбом в край кровати.
– Ты жива, а это главное. Ты жива, а это главное... – монотонно забубнил он. Кажется, он был немного не в себе.
– Макс, это сделал Бородин.
– Что? Что сделал?
– Устроил пожар.
Макс вскинул голову:
– Бородин? Ты уверена?
– Я видела его. Я угрожала его разоблачить. И он решил расправиться со мной – как с моей мамой... – Саша села на кровати, оглядела себя. Кажется, все было в порядке, лишь кое-где волдыри. – Что со мной? Я не сильно обгорела?
– Нет. Дыму, говорят, наглоталась... Через несколько дней выпишут... Саш, я убью его. Вот сволочь...
– Макс! – Саша едва успела схватить Макса за рубашку. – Нет...
– Сволочь...
– Макс, если ты убьешь его, то тебя посадят.
– А не жалко...
– Макс, не сходи с ума! – сквозь зубы прошипела Саша.
Максим снова сел рядом.
– Он за все заплатит, – сухо произнесла Саша. – Но жертвовать тобой я не собираюсь. Ты теперь у меня – единственный.
Он обнял ее.
– Кроме тебя, у меня нет никого... – прошептала она. – Мы все сделаем по закону. Цивилизованно.
Макс ничего не ответил.
Саша откинулась назад. В легких саднило.
– Посетители, на выход... – в палату заглянула медсестра. – Завтра приходите, мужчина.
Медсестра исчезла.
– Макс, обещай мне, что не будешь делать глупостей. Ма-акс?!
– Обещаю... – не сразу глухо отозвался тот.
– Ну все, иди.
Тяжело опираясь на трость, Максим заковылял из палаты.
Саша закрыла глаза. Моментально накатило странное забытье, похожее на сон.
Лето. Двор их дома. Девочка лет трех сидит в песочнице, самозабвенно лепит куличи.
– Саша!
– Сашенька, смотри, кто идет! Сашенька, кто?
– Папа... Па-а-па-а!
Девочка торопливо отряхивает платьице от песка. Бежит. Молодой мужчина подхватывает ее, целует, кружит. От волос мужчины пахнет дымом. Он пожарный. К ним подбегает юная женщина, обнимает мужчину вместе с девочкой на руках.
Саша открыла глаза, рывком села, потянула за ворот казенной рубашки, словно он ее душил. В первый раз она вспомнила отца. В первый раз вспомнила то, что запрещала память – нельзя любить убийцу, нельзя, Сашенька...
В носу стоял горький запах сажи. Пепел Клааса...
В этот момент в палату снова ворвался Макс.
– Сашка, я его видел. Он здесь.
– Кто? – спросила Саша, хотя сразу поняла о ком речь. Сердце ее бешено забилось.
– Бородин.
– Макс, я тебя умоляю...
– А зачем он здесь, зачем?.. – задыхаясь, пробормотал Макс. – Он тебя хочет убить, я знаю...
– Макс, это больница, общественное место, он не посмеет! Макс, держи себя в руках... Надо просто вызвать милицию и...
– Никуда не выходи, слышишь!
Макс исчез.
Саша опустила ноги вниз, нашарила ими казенные тапочки. Как была, в одной рубашке, выскочила в коридор. Увидела, как Макс поворачивает за угол. Надо было остановить его, не дать совершить самосуд.
«Сумасшедший... Себя не жалко, так меня бы пожалел!» – едва не плача, Саша бросилась за ним. Едва не сшибла какого-то дедушку с передвижной капельницей.
В соседнем коридоре шла медсестра, толкая тележку с бидонами.
– Больная, куда? Сейчас ужин, между прочим... Если пропустите, до утра голодной просидите!
Саша никак не отреагировала – она мчалась за Максом. Еще коридор. Лица больных сквозь приоткрытые двери. Какая-то старуха методично грызет огурец.
3
Фраза из романа Ш. Де Костера «Тиль Уленшпигель». Отца Тиля, Клааса, сожгли на костре святой инквизиции. Тиль собрал его пепел в мешочек, повесил его на грудь. И, всякий раз, сталкиваясь с откровенной несправедливостью, говорил: «Пепел Клааса стучит в мое сердце!»
- Предыдущая
- 51/56
- Следующая
