Загадка акваланга - Безымянный Владимир - Страница 34
- Предыдущая
- 34/40
- Следующая
— Вы подозреваете моих работников? — спросил Гофман, когда Тимошин ушел.
— В первую очередь. Незнакомого Фришман к себе бы не допустил. Не говоря уже об инъекциях… За последнее время он приобрел столько деятельных и опасных врагов, что ему приходилось соблюдать крайнюю осторожность.
— Но ведь факт, — занервничал Гофман, — что после посещения палаты вашим сотрудником, никто больше живым Фришмана не видел.
— Кроме убийцы, — хладнокровно заметил майор. — А я убедился, что в больнице порядок таков, что человеку в белом халате, тем более женщине, ничего не стоит проникнуть в любую палату.
— Ну, мы не исключение, — обиженно поджал губы Гофман. — Вы полагаете, что за три дня пребывания Фришмана у нас, среди медперсонала был сформирован заговор с целью его уничтожения?
— Эту версию тоже нужно проверить. А пока… Иосиф Аронович, что вы знаете о соседе Фришмана по палате?
— Он-то как раз полностью исключается. У него перелом двух ребер, трещина основания черепа и изрезанные стеклом ягодицы.
— Где это его так угораздило?
— Повздорили с дружком. Подрались… Разбив стекло, выпали со второго этажа, где находилось кафе. Дружок отделался легкими царапинами, а этот — у нас.
— Вы мне не поможете переговорить с ним?
— Попробуем, — пожал плечами врач, — но за успех не ручаюсь.
В палате Корнеев много времени провел у кровати тяжело больного, за состоянием которого неотрывно следил Гофман. В сознание парень приходил редко, но в эти промежутки кое-что соображал, роняя обрывочные слова:
— Про укол… Он спросил: «Что так рано сегодня?.. Вы такая прелесть, что дух захватывает…» Я хотел, — парень облизнул пересохшие губы, — глянуть на эту прелесть… Не могу повернуться… А Боря разливается. «Выпишусь — вы должны мне свидание… Ваша головка солнышком освещает мрачную палату…» Что-то, вроде этого, а может, путаю… приснилось, — парень отключился, Гофман дал тревожный знак, что пора заканчивать.
Томившиеся у кабинетов, и процедурных больные и не подозревали, что в стенах больницы идет лихорадочная охота. Тимошина майор нашел в кабинете, специально для него выделенном. Он уже вызвал к себе нескольких медработников, но допрос, еще не начинал.
— Докладывай, Тимошин.
— В интересующий нас отрезок времени в больнице находились сто четырнадцать медработников, из которых тридцать восемь не имеют убедительного алиби, то есть никто из коллег или больных не может засвидетельствовать их местопребывание. Их-то я и вызвал в первую очередь.
— Нормально. Есть дополнительные данные. Особенно внимателен будь к блондинкам. Сосед Фришмана по палате подсказал…
— Хорошо, что у нас Казахстан, а не Прибалтика.
— Наши тоже хороши. Кто это сказал — если женщине нечем заняться, она либо красит волосы, либо переставляет мебель… Давай, приглашай.
— По цвету волос?
— Всех подряд. А я к прокурору — и за Коробовой.
В отношении того, что не миновать разноса со стороны начальства, Корнеев не сомневался. И заслужил: просчеты сменялись просчетами, ошибки громоздились на ошибки, а в результате — новые жертвы. Труп Ачкасова — единственного серьезного фигуранта по делу — так и не найден. Толстяк-таксист не годится на роль изворотливого убийцы. Хотя, чтобы воткнуть шприц в вену, особой изворотливости не требуется. Белокурая сестра могла попросту сделать предыдущий укол, или вовсе померещиться прикованному к постели свидетелю. Как бы то ни было, а для одной блондинки уж точно пришла пора.
Впрочем, ехать за Коробовой не пришлось, но санкция прокурора пригодилась. Светлана Николаевна объявилась сама, точнее — была доставлена в управление еще до того, как Корнеев успел выйти из кабинета.
Наблюдение за ее домом принесло, наконец, плоды. Пухлый водитель, выбравшийся из лихо затормозившего такси, успел сделать от калитки вглубь двора только несколько шагов. Овчарка, притаившаяся за кустом, ринулась на него, оскалив пасть. Она успела рвануть таксиста за бедро, пока его не спасла хозяйка, выскочившая на крыльцо с отчаянными воплями.
— Еще немного, и пришлось бы стрелять, — докладывал стажер, дежуривший в наблюдении. — Не ждать же, пока загрызет толстяка… Короче, доставили сюда обоих — и хозяйку, и таксиста. Фамилия — Кельбаев. Его сейчас перевязывают. С женщиной будете говорить? Она в коридоре. Или не надо было трогать?
— Зови.
Белокурая, в ярком гриме, Коробова кокетливо уселась на скучный казенный стул, смирно уложив на колени пухлые руки.
— Игорь Николаевич, миленький, я так перепугалась, так перепугалась… в дом какой-то громила ввалился, а за ним еще, еще… Я же не знала, что это — свои… Думала, бандиты… Я ведь и в магазин теперь редко выхожу. Если б кто шепнул, что меня охраняют, я бы по-другому себя вела:
— Не сомневаюсь, — сухо бросил майор.
— И давно мне такая честь?
— Дольше, чем вы предполагаете. И ваши встречи с троицей гостей для нас не секрет.
— О чем вы говорите?.. Троица… масленица… — улыбка на ее лице утратила игривость. — Что происходит?
— Этих убийств могло и не быть. Если бы вы, Светлана Николаевна, не побоялись и сообщили нам о появлении бандитов.
— Ну да, вам легко рассуждать!.. А Юлеев!.. Да когда я узнала, что с ним сделали…
— То же, что и с Даулетом Сербаевым.
— — А что, требовалось, чтобы и со мной?
— Кого вы испугались? Швали — наркоманов, насильников, которые действуют исподтишка, а при виде милицейской фуражки не знают, куда бежать! Не оружием они сильны, а тайным страхом и пособничеством вам подобных.
— Как у вас все гладко!.. Насильников?.. А что же вы, если следили за мои домом, не вступились за меня? Допустили, чтобы надо мной надругались!..
— Сейчас не время дискутировать. Не до этого… Можете подать заявление об изнасиловании. Преступники пойманы, уверен, что отпираться они не будут. Допускаю, что в чем-то мы и ошиблись.
— В чем-то!.. — передразнила Коробова. — Делаете вид, что все знаете, а доказательств-то и нет, — пошла она в наступление. — Я этих бандитов никогда не видела и говорить об этом не желаю.
— Не настаиваю. Но ваш дом буквально усеян отпечатками их пальцев… Соседи показали, что видели, как все трое заходили к вам, оставив машину в переулке, а вы собаку придерживали. И их показания в сумме перевесят запирательство даже такой гостеприимной хозяйки, как вы. Кстати, Жангалиев просил узнать, как там его рубашка, которую он оставлял вам зашить и постирать, готова?
— На кой черт она мне?
— Светлана Николаевна, поймите меня правильно. Чем доброжелательнее, откровеннее вы будете со мной, тем меньше времени будет пустовать ваш очаровательный дом. Может случиться так, что ваши более красноречивые приятели отведут вам роль организатора ограбления и прочих акций с вытекающими отсюда конфискацией имущества и максимальным сроком.
— Ах, господи, напугали!.. Я все заведомо отрицаю.
— Учтите, сейчас будет идти борьба за каждый год… И вы ошибаетесь, если считаете, что этим отчаянным парням все безразлично. До высшей меры каждому из них может не хватить той капли вины, которую они спихнут на другого.
— Говорите, наконец, прямо — что вам от меня нужно?
— Во-первых, что из себя представляет таксист Кельбаев?
— Вы уже не знаете, за что схватиться, — нервно засмеялась Коробова.
— Ну, смелее.
— Я тоже сначала думала, что погубил Юлеева Фришман. Он у меня на дне рождения угрожал ему, орал, слюной брызгал. Речь шла о какой-то тайне. Борис, конечно, слизняк… Но мало ли как дело могло повернуться. Они ведь с Даулетом вслед за Юлеевым вышли… Но потом ведь и сам Даулет…
— Об этом мы информированы вполне. Я вас о Кельбаеве спрашивал.
— Знала я, что вы на него клюнете, — Коробова облокотилась на колено, подперев ладонью подбородок. — Когда толстяк-таксист вез нас к комиссионному, то всю дорогу приставал к нам с «серьезными» предложениями. Хохмы ради я дала ему свой адрес. Надо же было стрелки развести. Наплела, что недавно с мужем разошлась, а он до сих пор ревнует, жизни не дает…
- Предыдущая
- 34/40
- Следующая
