Загадка акваланга - Безымянный Владимир - Страница 31
- Предыдущая
- 31/40
- Следующая
— С чего бы такие дары? Вроде я не заслужил.
— Я тоже. Идиот, не сообразил позвонить из Ташкента…
Через час они были в больнице.
— Как там наши подследственные, не надумали дать какие-нибудь показания? — облачаясь в белый халат, спросил майор.
— Трудно сказать. Как ни странно, я больше рассчитываю на Жангалиева. Фришман при всяком мало-мальски серьезном вопросе только закатывает глаза, якобы от слабости.
— А ты не расстраивай товарища председателя. Помягче надо с. Борисом Ильичом. А что Жангалиев?
— Врач заверил, что сегодня должен прийти в сознание… Ну, ладно, мне к Фришману налево, а вы попытайтесь добиться у медицины разрешения на допрос. С ними труднее, чем с прокурором… А вот и наш доктор, легок на помине, — Тимошин кивнул головой на седовласого величественного человека в ослепительном халате, спускавшегося по лестнице со второго этажа. — Все, я побежал, вы уж тут сами…
Корнеев пошел навстречу седому.
— Добрый день, Иосиф Аронович. Майор Корнеев. Я по поводу нашего пациента.
— Печально, но факт: что-то в последнее время у нас с вами многовато общих пациентов. Кого вы имеете в виду?
— Жангалиева.
— Его состояние, — Гофман поверх очков изучающее посмотрел на майора, — в целом не внушает опасений. Когда его доставили к нам, я опасался худшего.
— Значит, его уже можно перевести в тюремную больницу?
— Я понимаю, что для вас накладно держать здесь охрану, но я бы посоветовал еще денек подождать с транспортировкой.
— Я рад, как бы это «и звучало, за Жангалиева, однако хотел всего лишь переговорить с ним. А раз прогноз такой оптимистический, то, пожалуй, завтра и займемся его перебазированием.
— Буду весьма признателен. Идемте. Ваш террорист занимает отдельную палату, а у нас хронически не хватает мест и для приличных людей, — заметил Гофман. — Здесь, — он открыл дверь. — Нравится?
Комнатенка была темновата, серые панели поглощали и без того слабый свет.
— Недурственно, — пробурчал майор. — Извините… — он мягко отстранил Гофмана и закрыл дверь перед самым его носом.
Взгляд Жангалиева из-под сплошных бинтов был вполне осмысленным. Похоже, что в отличие от Фряшмана, он не собирался спекулировать положением больного.
Лейтенанта, стоявшего у окна, Корнеев попросил пойти прогуляться по коридору, а сам присел на стул у изголовья подследственного.
— Не стану скрывать, Жангалиев, тяжести вашего положения. И обещать ничего не буду. В компании с опаснейшими преступниками вы натворили такого, что отвечать придется по полной строгости закона. Как бы это ни звучало, но жизнь вашу может спасти только чистосердечное признание… Времени для раздумья у вас было достаточно. Нам уже известно многое… Достаточно сказать, что я только что из Ташкента.
— Не валяй Ваньку, — прохрипело из-под бинтов. — Я ведь видел тебя… вас, при задержании. Ташкент — не ближний свет.
— Тем не менее, у нас накопилось столько фактов, что картину преступления можно составить и без вашего участия.
— Не тони волну, — откашлялся Жангалиев. — Фролов в морге, Джекки будет молчать. Я — последняя ваша надежда, — карие глаза его оживились, в них мелькнул злорадный огонек. — И если вам нужны показания, то мне нужны гарантии.
— Чего? — майор задал вопрос неожиданно, так, что раненый вздрогнул.
— Жизни, — выдохнул он. — Хотите верьте, хотите нет, но лично я никого не убивал.
— Вот и рассказывайте. Чтобы чужая вина к вам не прилипла. И зря вы думаете, что Мустафин будет молчать потому, что ему якобы все равно не уйти от смерти. Здесь, вдали от ташкентских «авторитетов», он отбудет срок, а через какое-то время еще и в гору пойдет за свои заслуги в блатном мире. Так что его стремление все свалить на вас, выставить вас главарем шайки — вполне объяснимо. Суд, конечно, примет к сведению раскаяние. Но раскаяние того, кто признался первым, не дожидаясь, пока следствие припрет его к стенке фактами и показаниями сообщников.
— Сладко поешь, майор, — снова вздохнул Жангалиев. — А вот гарантии твои слабоваты.
— Зачем торговаться? Я мог бы наобещать с три короба, но приговор-то не от меня зависит… А жизнь будет спасена, если убедительно докажете свое неучастие в убийствах.
— Ладно… — после минутного размышления проговорил Жангалиев. — Включайте диктофон, чего там… Что раскалываться придется — я загодя просчитал. Жутко увяз.
— Тогда начнем, — майор нажал клавишу.
— Только я буду медленно… Мне еще трудно говорить.
— Хорошо. Не волнуйтесь.
— В воскресенье мы с Джекки прилетели в Гурьев за флизелином.
— Как встретились с Мустафиным?
— Не ушурупаю? О чем это вы?
— Если решили, так говорите правду. Или мне напомнить, как вы стояли у двери в зале суда с автоматом при похищении Мустафина? Вас опознали по фотографии, отретушированной париком и накладными уса ми, — пошел напролом майор, хотя в Ташкенте Рахим говорил лишь об отдаленном сходстве.
— Учча! Ачча!.. Ну, стоял… И скрывать не собираюсь. По сравнению с тем, что вы мне шьете — это детская шалость… Я тогда же и паспорт на имя Мансурова Джекки сунул.
— Где паспорт взяли?
— У знакомых карманников купил… Черт-те когда. Сам понимаю, что дуру слепил, когда согласился его освободить. И братьев под удар поставил… Надо же, против «закона» пошел!.. А что я мог поделать?.. Он мне в лагере жизнь спас. Не побоялся ни ножа, ни «авторитетов». Джекки тогда и сам никто был. Это потом его слово силу набрало. Трудно он поднимался… Из-за меня на рога полез. Я тогда поклялся — что бы ни случилось с этим человеком — жизнь за него отдам…
— Но вы же не один рисковали!
— Про братьев ничего показывать не буду. Они в других делах не замазаны, а налет на суд все равно не докажете… Да и зачем вам чужая территория… Не на вас ведь висит?
— Этот вопрос пока оставим открытым. Дальше. О Фролове.
— В апреле в Гурьев я прилетал один. Жил у Фролова. Как и договорились, Ачкасов приезжал к нему домой — так распорядился наш председатель. Когда Ачкасов попросил авансом половину денег, Фролов поручился: «Дай. Он нормальный торгаш. Дом имеет, и вообще — бегать от нас не станет. Понимает, что мы его и на дне морском достанем… Я отвечаю». Я тогда подумал — а кто за тебя ответит, но ничего не сказал и пятнадцать тысяч отвалил… Похоже, что Ачкасов через Фролова блатным долю отстегивал.
— Вроде как Ахмедов в Ташкенте — через вас.
— И все-то вы знаете. Не отрицаю… Дома мне теперь места нет. Узнают, кто Джекки побег сварганил — не помилуют…
— Ближе к теме.
— Утром встретил на стоянке у вокзала «Камаз» с флизелином. Перемерять не стал — в таких делах не размениваются… Зато Ачкасов деньги мусолил долго и нудно. На купюру не сошлось. Думал по второму кругу пойдет… Все-таки дерьмо народ — торгаши… Накладную мне выдали, в машину посадили — и пошел я крутить баранку по трассе. Ехал спокойно. Правда, на одном перегоне какие-то бродяги на дорогу вылезли. Подвези! Просто под колеса ложились. Ну, когда там разбираться, если в машине товару на двести тысяч. Не сойди с трассы эти «тормозильщики», передавил бы, как мух…
— Верю.
— А что делать, вы же с преступностью паршиво боретесь.
— И тут мы виноваты?
— Ну. Остановят, груз отберут, самого в песках зароют. Никто и не узнает, где… Пригнал, значит, я машину в Ташкент — и с ходу переродился… стал честным трудом на хлеб зарабатывать… Знаю, что нехорошо. А что делать?
— И обратно отгоняли?
— Что я — шестерка? Назад попер ее наш кооперативный шофер. Это только к товару «чеетняков» подпускать нельзя.
— Сколько раз на машине из Гурьева сырье привозили?
— Матерью клянусь — один. Второй — это уже сейчас… Я сказал Ахмедову, что возьму напарника, а то опасно на дороге. Работают какие-то щенки без понятия, авторитетов не признают…
— Ахмедов спрашивал, с кем едете?
— Нет. Ему это до фени… Ему флизелин нужен.. И денег на двоих дал. Конечно, если б знал, что беру Джеки — в штаны бы наложил. Трус он, а к блатным делам липнет… Все расспрашивал меня, интересовался воровскими законами, братвой. Смех, да и только — и хочется, и колется…
- Предыдущая
- 31/40
- Следующая
