За миллиард лет до конца света - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 9
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
Малянов вдруг бросился в прихожую, поискал под вешалкой и нашел записку от Ирки. Нет, ерунда. Все правильно. И почерк явно Иркин, и манера ее... И вообще, вы подумайте, ну на кой ляд убийце мыть посуду?..»
8. «...у Вальки был занят. Малянов положил трубку и растянулся на тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У Вальки ведь там тоже что-то не в порядке. Истерика какая-то. Вообще-то с ним такое случается. Либо со Светкой поругался, либо с тещей... Что это он у меня спрашивал, странное что-то... Эх, Валька, мне бы твои заботы! Нет, пускай приезжает. Он в истерике, я в истерике, – глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем... Малянов снова набрал номер, и снова оказалось занято. Ч-черт, как время бездарно проходит! Сейчас бы самое работать и работать, а тут вся эта пакость.
И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него за спиной. Малянова как ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было. И в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся на тахту и тут обнаружил, что колени у него дрожат. Ч-черт, нервы сдали. А этот тип еще убеждал меня, что похож на человека-невидимку. На глисту ты похож очкастую, а не на человека-невидимку! Гад. Он еще раз набрал телефон Вальки, бросил трубку и стал решительно натягивать носки. От Вечеровского позвоню. Сам виноват, что все время треплется... Он натянул чистую рубашку, проверил в кармане ключи, запер за собой дверь и побежал вверх по лестнице.
На шестом этаже в нише у мусоропровода миловалась парочка. Парень был в черных очках, но Малянов этого сопляка знал – кандидат в рядовые необученные из семнадцатой квартиры, второй год никуда поступить не может и не хочет... Больше до самого восьмого этажа он никого не встретил. Но все время тлело в нем предчувствие, что вот-вот наткнется на кого-то. Цапнут его за локоть и скажут негромко: «Одну минуточку, гражданин...»
Слава богу, Фил был дома. И как всегда, у него был такой вид, словно он собирается в консульство Нидерландов на прием в честь прибытия ее величества и через пять минут за ним должна заехать машина. Был на нем какой-то невероятной красоты кремовый костюм, невообразимые мокасины и галстук. Этот галстук Малянова всегда особенно угнетал. Не мог он представить себе, как это можно работать дома в галстуке.
– Работаешь? – спросил Малянов.
– Как всегда.
– Ну, я ненадолго.
– Конечно, – сказал Вечеровский. – Кофе?
– Подожди, – сказал Малянов. – А впрочем, давай.
Они отправились на кухню. Малянов сел на свой стул, а Вечеровский принялся колдовать с кофейным оборудованием.
– Я сделаю по-венски, – сказал он не оборачиваясь.
– Валяй, – отозвался Малянов. – Сливки есть?
Вечеровский не ответил. Малянов смотрел, как под тонкой кремовой тканью энергично работают его торчащие лопатки.
– У тебя следователь был? – спросил он.
Лопатки на мгновение застыли, затем над сутулым плечом медленно возникло, поворачиваясь, длинное веснушчатое лицо с вислым носом и рыжими бровями, высоко задранными над верхним краем могучей роговой оправы очков.
– Прости... Как ты сказал?
– Я сказал: следователь у тебя был сегодня или нет?
– Почему именно следователь? – осведомился Вечеровский.
– Потому что Снеговой застрелился, – сказал Малянов. – Ко мне уже приходили.
– Кто такой Снеговой?
– Ну, этот дядька, который напротив меня живет. Ракетчик.
– А...
Вечеровский отвернулся и снова задвигал лопатками.
– А ты разве его не знал? – спросил Малянов. – По-моему, я вас знакомил.
– Нет, – сказал Вечеровский. – Насколько я помню – нет.
По всей кухне прекрасно запахло кофе. Малянов уселся поудобнее. Рассказать или не стоит? В этой сверкающей ароматной кухне, где было так прохладно, несмотря на ослепительное солнце, где все всегда стояло на своих местах и все было самого высшего качества – на мировом уровне или несколько выше, – здесь все события прошедших суток казались особенно нелепыми, дикими, неправдоподобными... нечистоплотными какими-то.
– Ты анекдот о двух петухах знаешь? – спросил Малянов.
– О двух петухах? Я знаю анекдот о трех петухах. Совершенно бездарный. От сохи.
– Да нет. О двух! – сказал Малянов. – Не знаешь?
И он рассказал анекдот о двух петухах. Вечеровский не отреагировал никак. Можно было подумать, что ему не анекдот рассказали, а предложили серьезную задачу, – такой у него был вид, сосредоточенный и задумчивый, когда он ставил перед Маляновым чашечку кофе, полную сливочницу и розетку с вареньем. Потом он налил чашечку себе, сел напротив, держа ее на весу, обмакнул в нее губы и проговорил наконец:
– Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.
– Догадываюсь, – уныло сказал Малянов.
Некоторое время они молча наслаждались кофе по-венски. Потом Вечеровский сказал:
– Вчера я немного подумал над твоей задачей... Ты не пробовал применить функции Гартвига?
– Знаю, знаю, – сказал Малянов. – Сам допер.
– Получилось?
Малянов отодвинул от себя пустую чашку.
– Слушай, Фил, – сказал он. – Какие тут, к чертовой матери, функции Гартвига? У меня голова винтом, а ты...»
9. «...помолчал минуту, поглаживая двумя пальцами гладко выбритую скулу, а затем продекламировал:
– Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели... – И добавил: – Бедняга.
Непонятно было, кого он имеет в виду.
– Нет, я все могу понять, – сказал Малянов. – Но вот этот следователь...
– Ты хочешь еще кофе? – перебил его Вечеровский.
Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.
– Тогда пойдем ко мне, – сказал он.
Они перешли в кабинет. Вечеровский сел за стол – совершенно пустой, с одиноким листком бумаги посередине, – вынул из ящика механический бювар, щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне номер.
– Старшего следователя Зыкина, – произнес он вялым начальственным голосом. – Я и говорю – Зыкова Игоря Петровича... На операции? Благодарю вас. – Он положил трубку. – Старший следователь Зыков на операции, – сообщил он Малянову.
– Коньяк он мой пьет с девками, а не на операции... – проворчал Малянов.
Вечеровский покусал губу.
– Это уже неважно. Важно, что он существует.
– Конечно, существует! – сказал Малянов. – Он мне свое удостоверение показывал... Или ты думал, что это были жулики?
– Вряд ли...
– Вот и я тоже подумал. Из-за бутылки коньяка разводить такую историю... да еще рядом с опечатанной квартирой...
Вечеровский кивнул.
– А ты говоришь – функции Гартвига! – сказал Малянов укоризненно. – Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь...
Вечеровский пристально смотрел на него рыжими глазами.
– Дима, – проговорил он, – а тебя не удивило, что Снеговой заинтересовался твоей работой?
– Еще бы! Сроду мы с ним о работе никогда не говорили...
– А что ты ему рассказал?
– Н-ну... в общих чертах... Он, собственно, и не настаивал на подробностях.
– И что он сказал?
– Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. «Где имение, а где вода», – так он выразился.
– Прости?
– «Где имение, а где вода»...
– А что, собственно, это значит?
– Это из классики откуда-то... В том смысле, что в огороде бузина, а в Киеве дядька...
– Ага... – Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами, потом взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с кисетом и принялся ее набивать. – Ага... «Где имение, а где вода»... Это хорошо. Надо будет запомнить.
Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У Вечеровского был совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который из совокупности данных фактов был бы способен делать столь неожиданные выводы.
– Ну? – сказал Малянов наконец.
Вечеровский уже набил свою трубку и теперь так же неторопливо и со вкусом ее раскуривал. Трубка тихонечко сипела. Вечеровский сказал, затягиваясь:
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
