Малыш - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 15
- Предыдущая
- 15/48
- Следующая
Добежав до края трясины, до унылых зарослей карликового тростника, он остановился. Несколько секунд он стоял как бы в нерешительности, потом посмотрел на меня через плечо, и я снова увидел его большие темные глаза, никакие не застывшие, а, напротив, очень живые и вроде бы смеющиеся, и вдруг он присел на корточки, обхватил руками колени и покатился. Я даже не сразу понял, что произошло. Только что стоял человек, странный человек, наверное, и не человек вовсе, но по обличью все-таки человек, и вдруг человека не стало, а по трясине, через непроходимую бездонную топь, катится, разбрызгивая грязь и мутную воду, какой-то нелепый серый колобок. Да еще как катится! Я не успел добежать до берега, а он уже исчез за клочьями тумана, и только слышались оттуда, из-за сероватой пелены, затихающие шорохи, плески и тоненький пронзительный свист.
С топотом набежала Майка и остановилась рядом, тяжело дыша.
– Ушел, – констатировала она с досадой.
– Ушел, – сказал я.
Несколько секунд мы стояли, вглядываясь в мутные клубы тумана. Потом Майка вытерла со лба пот и проговорила:
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…
– А от тебя, квартирьер, и подавно уйду, – добавил я и огляделся.
Так. Дураки, значит, бегали, а умные, сами понимаете, стояли и смотрели. Мы с Майкой были вдвоем. Маленькие фигурки Комова и Вандерхузе темнели рядом с кораблем.
– А ничего себе пробежка получилась, – проговорила Майка, тоже глядя в сторону корабля. – Километра три, не меньше, как вы полагаете, капитан?
– Согласен с вами, капитан, – отозвался я.
– Слушай, – задумчиво сказала Майка. – А может быть, это все нам почудилось?
Я сгреб ее за плечи. Чувство свободы, здоровья, восторга, ощущение огромных сияющих перспектив с новой силой взорвалось во мне.
– Что ты в этом понимаешь, салажка! – гаркнул я, чуть не плача от счастья и тряся ее изо всех сил. – Что ты понимаешь в галлюцинациях! И не надо тебе ничего понимать! Живи счастливо и ни о чем таком не задумывайся!
Майка растерянно хлопала на меня глазами, пыталась вырваться, а я тряхнул ее напоследок хорошенько, обхватил за плечи и потащил к кораблю.
– Подожди, – слабо отбивалась ошеломленная Майка. – Что ты, в самом деле… Да отпусти ты меня, что за телячьи нежности?
– Идем, идем, – приговаривал я. – Идем! Сейчас нам любимец доктора Мбоги вломит – чует мое сердце, что зря мы эту беготню устроили, не надо было нам ее устраивать…
Майка рывком освободилась, постояла секунду, потом присела на корточки, нагнула голову и, обхватив колени руками, качнулась вперед.
– Нет, – сказала она, снова выпрямляясь. – Этого я не понимаю.
– И не надо, – сказал я. – Комов нам все объяснит. Сначала выволочку даст, ведь мы ему контакт сорвали, а потом все-таки объяснит…
– Слушай, холодно! – сказала Майка, подпрыгнув на месте. – Бежим?
И мы побежали. Первые мои восторги утихли, и я стал соображать, что же все-таки произошло. Получалось, что планета-то на самом деле обитаемая! Да еще как обитаемая – крупные человекообразные существа, может быть, даже разумные, может быть, даже цивилизованные…
– Стась, – сказала Майка на бегу, – а может быть, это пантианин?
– Откуда? – удивился я.
– Ну… Мало ли откуда… Мы же не знаем всех деталей проекта. Может, переброска уже началась.
– Да нет, – сказал я. – Не похож он на пантианина. Пантиане рослые, краснокожие… Потом они одеты, елки-палки, а этот совсем голый!
Мы остановились перед люком, и я пропустил Майку вперед.
– Бр-р-р! – произнесла она, растирая плечи. – Ну что, пойдем фитиль получать?
– Полуметровый, – сказал я.
– Хорошо смазанный, – сказала Майка.
– Семьдесят пять миллиметров в диаметре, – сказал я.
Мы крадучись проникли в рубку, но остаться незамеченными нам не удалось. Нас ждали. Комов расхаживал по рубке, заложив руки за спину, а Вандерхузе, глядя в пространство и выпятив челюсть, наматывал свои бакенбарды: правый на палец правой руки, а левый – на палец левой. Увидев нас, Комов остановился, но Майка не дала ему заговорить.
– Ушел, – деловито доложила она. – Ушел прямо через трясину, причем совершенно необычным способом…
– Помолчите, – прервал ее Комов.
«Сейчас начнется», – подумал я, заранее настраиваясь на отбрыкивание и отругивание. И не угадал. Комов приказал нам сесть, уселся сам и обратился прямо ко мне:
– Я вас слушаю, Попов. Рассказывайте все. До мельчайших подробностей.
Интересно, что я даже не удивился. Такая постановка вопроса показалась мне совершенно естественной. И я рассказал все – о шорохах, о запахах, о детском плаче, о криках женщины, о странном диалоге вчера вечером и о черном призраке сегодня ночью. Майка слушала меня, приоткрыв рот, Вандерхузе хмурился и укоризненно качал головой, а Комов не отрываясь глядел мне в лицо – прищуренные глаза его вновь были пристальны и холодны, лицо затвердело, он покусывал нижнюю губу и время от времени напряженно сплетал пальцы, похрустывая суставами. Когда я закончил, воцарилось молчание. Потом Комов спросил:
– Вы уверены, что это плакал ребенок?
– Д-да… Во всяком случае, очень похоже…
Вандерхузе шумно перевел дух и похлопал ладонью по подлокотнику кресла.
– И ты все это вытерпел! – проговорила Майка с испугом. – Бедный Стасик!
– Должен тебе сказать, Стась… – внушительно начал Вандерхузе, но Комов перебил его.
– А камни? – спросил он.
– Что – камни? – не понял я.
– Откуда взялись камни?
– Это на стройплощадке? Киберы натаскали, наверное. При чем это здесь?
– Откуда киберы могли взять камни?
– Н-ну… – начал я и замолчал. Действительно, откуда?
– Кругом песчаный пляж, – продолжал Комов. – Ни одного камешка. Киберы с площадки не отлучались. Откуда же на полосе булыжники и откуда на полосе сучья? – Он оглядел нас и усмехнулся. – Все это риторические вопросы, разумеется. Могу добавить, что у нас за кормой, прямо под маяком, целая россыпь булыжников. Очень любопытная россыпь. Могу также добавить… Простите, вы кончили, Стась? Спасибо. А теперь послушайте, что было со мной.
Комову, оказывается, тоже пришлось нелегко. Правда, испытания его были несколько иного рода. Испытания интеллекта. На второй день после прибытия, запуская в озеро пантианских рыб, он заметил в двадцати шагах от себя необычное ярко-красное пятно, которое расплылось и исчезло, прежде чем он решился приблизиться. На следующий день он обнаружил на самой макушке высоты 12 дохлую рыбу, явно одну из запущенных накануне. Под утро четвертого дня он проснулся с явственным ощущением, что в каюте находится кто-то посторонний. Постороннего не оказалось, но Комову послышался щелчок лопнувшей перепонки люка. Выйдя из корабля, он обнаружил, во-первых, россыпь камней у кормы, а во-вторых, камни и охапки сучьев на стройплощадке. После разговора со мной он окончательно утвердился в мысли, что в окрестностях корабля происходит неладное. Он уже был почти уверен, что поисковые группы проглядели какой-то чрезвычайно важный фактор, действующий на планете, и только глубокая убежденность в том, что разумную жизнь проглядеть было бы невозможно, удерживала его от самых решительных шагов. Он только принял все меры, чтобы район действия нашей группы не стал объектом нашествия «любопытствующих бездельников». Именно поэтому он изо всех сил старался сформулировать экспертное заключение таким образом, чтобы оно не вызывало ни малейших сомнений. Между тем мое возбужденно-подавленное состояние прекрасно подтверждало его предварительный вывод о том, что неизвестные существа способны проникать в корабль. Он стал ждать этого проникновения и дождался его сегодня утром.
- Предыдущая
- 15/48
- Следующая
