Выбери любимый жанр

Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

— Во вторник одиннадцатого октября вы куда-нибудь заезжали вместе с Кривелем? — ухватился я за последние слова Самыкина.

— Не думаю, чтобы этот проклятый драп он… — ответил Самыкин.

Но я снова повторил свой вопрос.

— Ездили, — кивнул шофёр. — На железнодорожный разъезд Восточный. Там у Кривеля милашка проживает. Зойка её зовут. Но он просил, чтоб молчок, никому… Борис ведь женат. А жена его прямо волчица. Да что там волчица… Узнает, на месте прихлопнет…

— А к этой Зое вы вместе заходили?

— Да нет. Сначала Борис. Обычно я в машине жду. А в тот раз, когда он от неё возвратился, сказал, чтобы я сходил обогрелся. Продрогли тогда мы крепко… Ну, он остался в машине. А Зойка меня чайком напоила. Вообще-то сердечная она девка…

Отпустив Самыкина, я задумался: кто же мне наврал — Кривель или Самыкин? Как определить? Полагаться на опыт, интуицию и новые доказательства? Что касается опыта, прямо скажем, мне о нем говорить было рано, а интуиция… Тоже похвастать не мог. Нужны другие доказательства. Но где они?

И я снова допросил Кривеля. Но и второй допрос не дал никакой ясности.

Экспедитор не отрицал, что раньше заезжал на разъезд, но одиннадцатого октября, по его словам, они с Самыкиным там не были. О своей «милашке», как выразился о Зое шофёр, Кривель старался не говорить. Я тоже не углублялся в этом направлении.

Оставалось одно — самому побывать на Восточном разъезде.

Я оседлал Земфиру и отправился в путь.

Вдоль насыпи у разъезда шла лесополоса — приземистые деревья и густой кустарник с пожелтевшей осенней листвой. На разъезде дожидался встречного состава товарняк: железная дорога была одноколейной.

Я спешился у маленького кирпичного домика, привязал лошадь к топольку у крыльца и постучал в дверь.

— Вы ко мне? — услышал я сзади женский голос.

К домику подходила женщина в брезентовом плаще с капюшоном, скрывающим почти все лицо.

— Наверное, к вам… Я следователь.

Она достала из-под крыльца ключ, открыла дверь.

— Проходите, пожалуйста.

Через крохотные сени мы прошли в комнату. Хозяйка сняла плащ. Она была невысокого роста, чуть полновата. Мягкий овал лица, серые добрые глаза. Русые волосы собраны сзади в пышный узел. Мне показалось, что в её взгляде промелькнула такая же грустинка, как и у Кривеля.

Мерно тикали ходики, со стены смотрела на меня картина «Письмо с фронта», вырезанная из «Огонька». Мы присели у небольшого стола, покрытого чистой скатертью.

— Вы знакомы с Кривелем? — спросил я.

— Да, я хорошо знаю Бориса, — ответила она, глядя мне прямо в глаза.

— И давно вы знакомы?

— Давно. — Она чуть задумалась. — Познакомились ещё до того, как он женился.

— Он часто бывает у вас?

— Часто, — вздохнула Зоя.

— А в минувший вторник одиннадцатого числа был?

Она отрицательно покачала головой.

— Самыкина вы знаете?

— Видела несколько раз. Приезжал с Борисом.

— Самыкин утверждает, что они с Кривелем были у вас во вторник одиннадцатого числа. Вы его, говорит, чаем поили…

Зоя стряхнула со стола невидимые соринки и, пожав плечами, произнесла:

— Напутал, наверное…

Подписывая протокол, она встревожилась.

— Поверьте, Борис честный человек. Конечно, кто из нас без недостатков? Есть они и у Бориса. Но насчёт честности — поверьте мне…

Ни о каком драпе, естественно, я не спрашивал.

Вернувшись в прокуратуру, я внимательно прочитал протокол допроса. Под ним полудетским почерком было выведено: «З.Иванцова». Западные графологи утверждают, что по почерку можно определить характер человека. Что ж, если верить им, Иванцова — человек бесхитростный. Может, так оно и было. У меня самого осталось именно такое впечатление.

Значит, врёт Самыкин… Но для чего ему надо было присочинять, что с базы они заезжали к Зое?

Вечером того же дня я произвёл обыск в доме Самыкина. Его самого не было.

— С работы ещё не приходил, — объяснила его жена Анна Ивановна, худая женщина с усталым лицом.

Наш приход с участковым уполномоченным милиции и понятыми сильно напугал её. Было видно, она хочет спросить о чем-то, но не решается. Наконец Анна Ивановна не выдержала и подошла ко мне.

— Скажите, прошу вас, что он сделал? Лучше правду, чем мучиться…

— Успокойтесь, Анна Ивановна, — смутился я. — Может, ваш муж и не виноват…

Но в это время участковый, роясь в большом сундуке, воскликнул:

— Есть, товарищ следователь! Вот посмотрите.

Он извлёк отрез зеленого драпа, точно такого же, как пропавший. Измерили. В куске было три метра.

— Откуда у вас этот отрез? — спросил я.

От волнения Анна Ивановна стала заикаться.

— Коля… Муж… Купил…

— Когда?

— Недавно. Во вторник, когда в Ростов за товаром ездил…

Мы переглянулись с участковым уполномоченным.

— Утром мы поругались. Не очень чтоб шибко, но он так хлопнул дверью…

— рассказывала Анна Ивановна. — Ночью вернулся поздно, усталый, к щам не притронулся, лёг спать… На следующее утро встал, глаза виноватые. «Погорячился я, Нюра, — говорит. — Ладно, хватит нам грызться. Я вот что тебе купил». И даёт мне этот отрез. «Пальто справь, — говорит. — А то в телогрейке небось стыдно уж ходить…» Ну, я, конечно, обрадовалась. Не очень-то Николай обо мне заботился…

На следующий день я вызвал Самыкина. Он тоже утверждал, что купил драп в универмаге в Ростове, когда ездил с Кривелем на базу.

Пришлось ехать в этот универмаг. Я предъявил продавцам в отделе тканей фотографию Самыкина и образец драпа, найденного у него дома. Драп такой в магазине действительно продавали. А вот Самыкина продавцы припомнить не могли.

Неужели он опять сказал неправду, как и про разъезд?

Райком партии поручил мне прочитать в железнодорожном клубе лекцию «Об охране социалистической собственности». И вот, придя в очередной раз в больницу проведать Бекетина, я решил посоветоваться с ним, как это сделать поинтереснее.

— Поменьше общих рассуждений и прописных истин, — посоветовал мне Илья Николаевич. — Покажи лучше на конкретных делах…

Народа в клубе собралось много, в основном молодёжь. Я отнёс это за счёт того, что после лекции должны были состояться танцы. И особого интереса к лекции не ожидал. Однако я ошибся. Слушали внимательно. Наверное, потому, что я рассказывал о делах, расследованных в нашем районе, о людях и местах, известных присутствующим. Под конец мне задали несколько вопросов. В частности, в одной записке спрашивали, имеются ли у нас нераскрытые преступления. И тут меня осенила мысль рассказать об истории с пропажей драпа. Что я и сделал, попросив тут же, если кому-нибудь что-либо известно об этом, сообщить в прокуратуру.

Но, увы, на этот призыв никто из зала не откликнулся. А я почувствовал даже какую-то неловкость: чего доброго, подумают, слабак, не может раскрыть такое простое преступление, о помощи просит…

И надо же такому случиться! Когда я уже одевался, ко мне подошёл парень лет двадцати.

— Мне кажется, я могу вам помочь, — сказал он. — Я видел человека, который украл драп.

— Как? — От неожиданности я растерялся.

— Почти так же близко, как вижу вас.

— Когда, где? — спросил я.

— Около разъезда Восточного, в тот вторник, о котором вы говорили.

— А подробнее?

— Понимаете, я здесь на практике. Сам учусь в железнодорожном техникуме. Мы с Соней Белошапко — она тоже из нашей группы — в тот вечер были возле разъезда. Там стояла грузовая машина около домика… Мы увидели мужчину, который нёс тюк. Заметив нас, он повернул в сторону лесополосы. Мы тогда, конечно, не придали этому значения.

— Лицо запомнили?

— Да. Он как раз прошёл под фонарём.

Так познакомились мы с Олегом Щетининым. Я попросил его прийти завтра ко мне в прокуратуру вместе с Соней Белошапко. Щетинин обещал прийти, а Сони, к сожалению, в районе не было. Но она должна была вернуться дня через два-три.

Назавтра утром Олег был у меня в кабинете. Я попросил его составить словесный портрет человека, который нёс тюк. Щетинин оказался толковым парнем. Наиболее запоминалось из его описания предполагаемого вора, что тот имел крупный нос с горбинкой и кудрявые волосы. Рост, к сожалению, Олег назвать не мог: человек шёл согнувшись под тяжестью ноши.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы