Выбери любимый жанр

Темный инстинкт - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

При слове «телевизор» брюнетку снова перекосило.

– Вы имеете привычку смотреть семичасовые «Новости»? – осведомилась она.

– Нет.

– И правильно. Как у всякого нормального человека, у вас гипертрофированно развит инстинкт самосохранения. Димка, если ты хоть единый раз еще хрюкнешь, я тебя снова выкину вон!

Это адресовалось уже блондину, который беззвучно трясся от смеха.

– Майя Тихоновна, молчу, молчу.

– И молчи! А я… кстати, юноша, как ваше имя?

– Мещерский. Сергей Мещерский.

– А я, голубчик Сереженька, молчать не буду! Меня распирает от бешенства. – Майя Тихоновна лягнула ногой точно разъяренный буйвол. – Я включаю телевизор, имея скромную потребность узнать текущие новости. Чтобы не пропустить их, я чутко сплю и встаю точно без семи минут семь. Иду вниз, включаю этого подлеца – и па-ажалуйста! Сколько раз в день можно слушать про затычки, прокладки с крылышками, про то, как какой-то там бесстыднице сухо и комфортно в ее распроклятые критические дни, а?! Сколько можно терпеть это издевательство нормальным людям? Сколько?!

Мещерский хлопал глазами: «Ну и темперамент!»

– Они же, дикари, не знают ни в чем меры. Раньше все было табу. Абсолютно все! Я сама лично во время перестройки сколько писем написала Горбачеву от имени нашего женского комитета: дескать, уважаемый, войдите в наше положение, закупите вату за границей! Вагон писем – мне даже ответить никто не соизволил! Вот так мы боролись с этим варварством. И что теперь? Чего мы, дуры, добились? Чтобы нас вот так каждую минуту, каждую секунду долбили, долбили!

– Можно просто выключить телевизор, – робко предложил Мещерский.

– А я не хочу выключать, юноша! С какой это стати? Я плачу налоги на содержание всей этой богадельни и за свои деньги желаю быть в курсе того, что творится в мире. Но разве кто-то об этом думает? Они просто доводят человека до белого каления, заставляя его терять облик, заставляя грезить об убийстве!

– И кого же, Майя Тихоновна, вы жаждете убить? – смеясь, спросил блондин.

– Вот эту наглую тварь, – толстуха ткнула в экран, перевела дух и потом совсем уже другим, очень любезным и удивительно спокойным тоном подытожила: – Ну, спектакль окончен. Публика может расходиться. На завтрак Шура варит овсянку и пельмени. Сереженька, вы что предпочитаете?

– Да мне, собственно, все равно, – забормотал тот смущенно. – Что дадите.

– Надо четко отдавать себе отчет в том, что вам нравится, а что не нравится. И никогда не надо так стесняться, – она потрепала его по руке. – На отдыхе надо усиленно питаться. Шура наша – отличная кулинарка. Вам понравится. Вам вообще у нас тут понравится. Должно, – и поплыла в дверь, шурша атласным сияющим шелком.

– Дмитрий, – квадратный блондин протянул Мещерскому руку. – Будем знакомы. Ну, видели нашу Майю?

– Ох да. Простите, а кто она?

– Подруга Марины. Вроде домоправительницы, как у Карлсона. Вообще она ее аккомпаниатор. Но сейчас уже не выступает. А так, за домом следит, за здоровьем Марины. А в основном они языками треплют, за жизнь, так сказать.

– Она вместе с Мариной Ивановной живет?

– Как видите.

– Давно?

– Лет пять, наверное. У нее муж умер, и Марина ее взяла к себе.

– Шумная женщина. Очень. Я даже струхнул немного. – Мещерский улыбнулся. Во взгляде его ясно читалось: «А ты сам-то кто такой здесь, крашеный? Кем доводишься мировому светилу? Родственник?»

Видимо, собеседник безмолвный вопрос понял, однако объясняться не стал.

– Вазу разбила. Сама потом себя казнить будет. – Он опустился на корточки и начал собирать осколки. Отпущенный на волю бультерьер подошел к Мещерскому и недоверчиво обнюхал его ноги. Потом с презрением отвернулся и запрыгнул на диван. Мещерский потоптался, а затем вернулся наверх: следовало привести себя в порядок.

Вымытый, выбритый, надушенный Кравченко деловито рылся в сумках. Достал свитер, новые джинсы, примерил.

– Все наряжаемся? – поддел его Мещерский. – Жаждешь впечатление произвести?

– А ты «Телохранитель» смотрел? – Кравченко с шумом задвинул зеркало-дверь шкафа-купе. – Звезды имеют привычку класть глаз на своих вышибал.

– Эх, Вадя, сдается мне, что вышибалы тут как раз люди лишние.

– Это почему?

Мещерский пожал плечами. Объяснять было бы долго и неинтересно: чувства его вдруг кардинально изменились. Еще вчера на той темной дороге, у убитого кем-то зверским способом пьянчужки, будущее вырисовывалось хоть и в неопределенных, но мрачно-романтических красках: наследство, беззащитная женщина, талант, музыка Верди, алчные родственники. А тут – утреннее солнце ли виновато, этот бультерьер-альбинос с нелепым именем Мандарин, или эта толстая скандалистка, конфликтующая с ящиком, – но вся романтика как-то враз улетучилась. Стало просто смешно и досадно: кинулись вы, Сергей Юрьевич, на защиту слабых, смущенный, а точнее, сбитый с панталыку бабкиными грезами и столь сиятельным именем «Марина Зверева». Дон Кихотом пожелали предстать перед великой женщиной, а тут бац! – с самого утра вам по ушам бабьими затычками хлопнули. И поделом. Подонкихотствуйте теперь с такими житейскими подробностями.

– Кормят тут, интересно, как? По часам или нет? – прервал его грустные думы Кравченко. – Жрать хочу, как мамонт. И ненавижу, когда по часам пичкают. Мое Чучело трапезует когда хочет, а хочет всегда. Ну и я привык. А тут церемониться придется. Кстати, Серж, пока ты дрых, я, между прочим, все окрестности здесь облазил. Дом классный и участочек ухоженный, они, видно, садовника сюда приглашали и архитектора не раз. А вообще дач тут мало – три дома всего обитаемы. В других хозяева отсутствуют. Но на том берегу озера стройка так и кипит. Сеньоры замки возводят. Такие избушки, какой тебе Бад-Халль. Территория большая: тут тебе и лесок сосновый, и озеро, два теннисных корта, котельная с водокачкой. Кстати, почти на всех дачах – спутниковые антенны. И весь этот парадиз заборищем обнесен. И действительно камеры по периметру. Так что не побалуешь тут.

– Ты психа, что ли, спозаранку выслеживал? – Мещерский начал одеваться. – Зря старался. Примет, увы, не сообщено.

– На черта мне этот псих. Это пусть моя милиция, которая меня бережет, пашет. Это я для самообразования обстановку изучал.

– Ничего нам тут изучать не надо. Я же сказал, Вадя, с телохранительством нашим… в общем…

– Да почему?

– Предчувствие, – Мещерский посмотрел на часы. – Ну идем. Думаю, опаздывать здесь не принято.

Завтракали обильно и чинно за похожим на футбольное поле столом в столовой. Зверева завтракать не вышла. Майя Тихоновна сообщила, что та плохо спала ночь и задремала только под утро, приняв снотворное. Зато приятели познакомились со всеми домочадцами.

Кроме известных уже лиц – братьев Шиповых, экспансивной аккомпаниаторши, грузного молодца по имени Дмитрий (фамилия его оказалась Корсаков – «Увы, не Римский», – уточнил он шутливо) и секретаря, за столом сидели Алиса и Петр Новлянские – дети первого мужа певицы. Весьма великовозрастные дети – оба субтильные, белобрысые, похожие на белых мышей (как позже резюмировал Кравченко). Алисе можно было со спокойной совестью дать лет тридцать. «Пожилая девушка», – снова съязвил Кравченко (до такой степени разочаровал его этот тип: отложной воротничок вокруг тощей шейки, безбровое треугольное личико с очень нежной малокровной кожей, пухлыми складочками в уголках губ и тонкими пепельными волосами, собранными в куцый хвостик на затылке). Брат ее выглядел года на два моложе и несколько крепче: этакий прилизанный столичный «яппи». Только вот деловой костюм сменил на отдыхе на дорогой фланелевый блузон и брюки известной спортивной фирмы. Брат и сестра держали себя вежливо и подчеркнуто любезно с приезжими.

А вот их сосед даже не давал себе труда казаться гостеприимным. Это был младший брат хозяйки дома Григорий Зверев – холеный сорокалетний красавец, облаченный, несмотря на солнечный, почти летний день, в черную рубашку и черные узкие джинсы. Мещерского он сразу же остро заинтересовал, потому что, как и его знаменитая сестра, тоже обладал великолепным голосом. Однако применение этого божьего дара было у Григория Зверева совершенно иным. Мещерский, да и все остальные частенько слышали его неповторимый хрипловато-бархатный баритон по телевизору: Зверев дублировал художественные фильмы. И как – заслушаешься!

8
Перейти на страницу:
Мир литературы