Флердоранж – аромат траура - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 3
- Предыдущая
- 3/76
- Следующая
Убийство священника было делом действительно редким. На памяти Колосова такое случилось лишь однажды, когда он только начинал работать в уголовном розыске. Еще на пути в эти самые Тутыши он знал, кого наверняка застанет на этом сенсационном происшествии. И он не ошибся.
Машина главковского пресс-центра даже опередила его. А в группе милиционеров в дождевиках резко выделялась до боли знакомая фигурка под красным зонтом. Словно тоненький и ужасно деловой гриб-мухомор. Криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Екатерина Сергеевна Петровская (по мужу Кравченко) уже была здесь, на месте. Тихонько, без суеты расспрашивала начальника местного отделения милиции Николая Кулешова о том, что случилось. Как и Колосов, Катя в этих самых Тутышах оказалась впервые. Однако в сгущающихся сумерках и оглядеться по сторонам толком было невозможно. Желтые пятна света от автомобильных фар вырывали из дождевой смурной пелены лишь небольшой участок с распростертым на земле мертвым телом.
Колосов смотрел на труп и отчего-то медлил начинать осмотр. Священник. Старик. Седые волосы, седая аккуратная борода. Руки широко раскинуты. Левая накрепко вцепилась в комок глины. Справа от тела примерно в метре – пухлый кожаный портфель, тоже весь в глине. И эта чудная одежда. Непривычная. Ряса, что ли, или как она там называется, похожая на коричневое одеяло…
– Кто его обнаружил? – спросил он Кулешова. – В котором часу?
– В 20.40 рейсовый автобус из Коломны пришел по расписанию. Пассажиры, что здесь сошли, – наши здешние, с молокозавода мужики – вот их фамилии, я записал для следователя, они и наткнулись. Там у нас автобусная остановка, – Кулешов махнул куда-то в темноту, откуда доносилось слабое эхо оживленной автомобильной трассы. – Этой дорогой все здешние ходят с автобуса – и на молокозавод, и в Тутыши, и в Воздвиженское, и в Лесное. В Лесное, правда, подальше и свернуть еще надо.
– Давность наступления смерти – четыре часа. Его убили около шести вечера, – сообщил патологоанатом. – Никита Михайлович, давайте его осторожно перевернем. Я вам покажу рану.
Перевернули. Перед тем как тронуть труп с места, Колосов и закрыл ему глаза. Мертвое старческое лицо, иссеченное морщинами, борода, усы.
Затылок был раздроблен.
– Черепно-мозговая травма, она и стала причиной мгновенной смерти, – сказал эксперт. – Ударили, видимо…
– Обухом топора?
Это громко, тревожно спросила Катя. Колосов обернулся через плечо. Катя близко к трупу не подходила. Жалась в сторонке под этим своим смешным красным зонтом-мухомором. Рядом с ней стоял оператор телестудии Марголин. Ладил камеру – снимать, скорей все снимать. Катя зонтом прикрывала от дождя не столько себя – камеру, всевидящее око.
Насчет этого самого обуха топора она спросила неспроста. Все это поняли. Переглянулись. В Подмосковье уже было одно убийство священника, о котором вскоре узнала вся страна. В том деле фигурировал топор. А дело так и повисло глухарем.
– Нет, нет, это не топор, – патологоанатом словно обрадовался чему-то, заспешил. – Удар нанесен сзади, с силой, человеком чуть выше среднего роста. Но это не топор. Похоже на монтировку или свинцовую дубинку.
– Или на кусок трубы. – Колосов присел, начал, светя себе карманным фонарем, осматривать рану. Осторожно ощупал череп. Рядом с головой мертвеца валялась испачканная глиной и кровью бархатная фиолетовая шапочка непривычного покроя. Колосов вспомнил, что священники носят вроде бы какие-то скуфьи. Это и есть скуфья? Или это клобук?
– Как он тут оказался, зачем? Выяснили? – спросил он у начальника отделения милиции Кулешова.
– Выясняем. Я двоих своих сотрудников послал в церковь и домой к нему, – ответил тот.
– У него кто из родственников есть? Жена, дети? – продолжал спрашивать Колосов.
– Жена у него умерла давно. Бездетные они. Но у него полон дом родни, все старухи: сестра с ним проживает, потом теща – этой вообще чуть ли не сто лет, и еще приживалки – тетки какие-то троюродные. Их дети родные в дом престарелых сбагрили. А отец Дмитрий к себе взял. – Кулешов вздохнул. – Эх, жалко мужика! Хороший старик был. У меня почти пол-отделения крестники его.
– Тут жилье какое-нибудь поблизости есть? – спросил Колосов. – Свидетелей для начала будем искать. Может, кто-то крики о помощи слышал, видел что-то. В шесть вечера еще не так темно было. Значит, это обычный путь здесь у вас с автобуса?
– Самый обычный. А жилья тут особо близко нет никакого. Летом дорога-то торная, машины часто ходят – дачники на пруды в Лесное купаться ездят, когда жарко. Ну а осенью народа почти нет – только свои, кто на автобус к расписанию идет.
– В шесть часов, в начале седьмого автобусы по расписанию есть?
– Даже два – один с Москвы, экспресс, но по требованию всегда тут останавливается, и с Бронниц. Коломенский приходит в половине шестого. Но часто бывает, что опаздывает. Только вряд ли бы он поехал в Коломну на ночь-то глядя, в шесть вечера, – Кулешов с сомнением покачал головой.
– А что у него в портфеле? – подала голос Катя.
Колосов снова оглянулся. Этот кожаный портфель рядом с телом. Он тоже создавал проблемы. Портфель, что бы там в нем ни было, не взяли. Судя по всему, даже не открыли его, не притронулись. Значит, это было не ограбление. Значит, дело не в каком-то залетном забулдыге, подкарауливающем на осенней сельской дороге редких прохожих.
Но портфель он открыл не сразу. Сначала вместе с патологоанатомом, следователем прокуратуры и оперативниками они тщательно осмотрели тело, ища другие повреждения. Но, кроме раны на голове, ничего не было – ни ссадин, ни ушибов, ни синяков.
Под коричневой шерстяной рясой у отца Дмитрия оказался толстый мохеровый джемпер и суконные брюки. Осмотр вроде бы шел как обычно, по всем правилам, как и в десятках и сотнях других происшествий, но все-таки и тут что-то было не так, нехорошо, неладно. Колосов чувствовал странное смущение и дискомфорт, когда они осматривали, разоблачали, раздевали этот труп, ища следы ударов, побоев. Священник был совсем особой жертвой.
– Марголин, убери камеру, – тихо сказал Колосов ретиво сунувшемуся вперед оператору пресс-центра.
– Мне надо снять.
– Убери камеру, пожалуйста.
– Но мне надо снять осмотр! – Марголин повысил голос.
– Пожалуйста, сделай, как тебя просят, – тоже тихо, как Колосов, сказала ему Катя. – Никита, ты зря тревожишься, эта пленка никуда не пойдет, пока… пока вы не раскроете. Потом вам самим же съемка места пригодится. Если хочешь, я тебе эту кассету прямо сейчас отдам.
Катя была, что называется, кругом права: они делали свою работу. И пленка действительно пригодилась бы розыску, но…
– Это все-таки поп как-никак, – буркнул он.
Катя тревожно взглянула на него.
– Выключи пока камеру, – обернулась она к Марголину. – Потом они закончат осматривать, приведут одежду в порядок, тогда продолжишь.
– Да в чем, собственно, дело? – недовольно спросил Марголин. – Что не так-то?
– Все так. Но это священник, – повторил Колосов. – Эх, попа нам только и не хватало. Давайте остальные машины сюда фарами развернем. А то темно, как в яме. Территорию осветим.
Катя, прикрывшись зонтом, побежала, заскользила по глине к машине. Через пять минут света стало больше, но и тьма, окружающая место происшествия, словно еще больше налилась чернотой. Колосов огляделся по сторонам: вот ведь кругом не пустыня, не тайга, не лес дремучий – живописное дачное место в родимом Подмосковье. Оживленная Рязанка – там, за леском, Тутыши эти самые – деревенька, Воздвиженское – поселок, железнодорожная станция. Отчего же всего этого как бы и нет сейчас, а только мрак, ненастье, безлюдье, глухомань? Кажется, понатыкай вдоль этого проселка фонарей – и все появилось бы, возникло как по волшебству. Неужели все дело только в электричестве и его отсутствии?
Осмотр продолжался до десяти вечера. Нет-нет да и поглядывал Колосов через плечо в сторону: где там стоял чахлый «жигуленок» пресс-центра? Ага, все еще здесь, на месте. Не уезжает. И фары его таращатся, как два глаза в ночи.
- Предыдущая
- 3/76
- Следующая
