Зеленый омут - Солнцева Наталья - Страница 18
- Предыдущая
- 18/101
- Следующая
– Свекровь моя, Катерина Суворина, жесткая была, как наждак! И властная. Сама велела мне косу обрезать, и сама потом плевалась, на меня глядючи! Испоганила ты себя, Надежда, аж с души воротит, – говорила. Ну, это давно было. А померла она не старая совсем. Сначала дед ее на Рождество отдал Богу душу, а вскоре и она за ним. Огород сажала, да поранилась, – видно, кровь нехорошая стала, попала в нее грязь, ну и…заражение.
– И что, ничего нельзя было сделать? Ваша матушка, кажется, знаменитая травница на всю округу… – Сергей, наконец, получил шанс направить разговор в нужное ему русло.
– Отказалась Катерина наотрез от услуг моей матери! Не велела ее за калитку пускать! А Марфа – она гордая. Нет, так нет.
Сергей отметил, что баба Надя о матери говорит «Марфа», словно о посторонней женщине, с оттенком почитания и некоторой зависти. Ему показалось, что теперь-то он точно услышит нечто интересное и необычное. Но этому не суждено было сбыться. Проклятая баба снова завела свою волынку.
– Слегла Катерина, а все равно домом продолжала командовать до последнего своего вздоха! Созвала всех невесток перед пасхой, и велела кулич испечь на четыре семьи. Да еще прибавила, что у кого кулич самый вкусный получится, самый пышный да сладкий, тот получит все ее наследство, богатство, за всю жизнь накопленное. Я куличи печь вовсе не умела, а наследство бабкино очень хотела получить. Пришлось научиться. Уж как я старалась! Ради такого случая, вечером, в потемках сбегала к матери в лес, ни жива, ни мертва от страха. Та мне секрет кулича пасхального рассказала, что дело не столько в тесте да изюме, сколько в поленьях, которыми печь топится; их, оказывается, по-особому собирать и подготавливать нужно. Кулич вышел огромный, пышный, душистый, сладкий – и на вид загляденье, и на вкус во рту тает! Все ахнули, когда я его внесла в горницу и на стол поставила.
Ожидала я похвалы, ну и денег, конечно, или чего там у Катерины накоплено было. А она мне вручила три рубля! При всех родственниках! Это, говорит, все, что у меня есть. Теперь ты, Надежда, владеть будешь моим наследством как самая искусная и хлебосольная из всех моих невесток! Я от позора не знала, куда мне деваться… Забилась на сеновал и проплакала там до самого вечера. Очень я на Катерину обиделась тогда.
– Жестоко она с вами обошлась, – подтвердил Сергей.
– Да нет, не жестоко. Такой уж она была – генеральша! А после пасхи померла Катерина. Когда пришел ее последний час, никого возле нее, кроме меня, не было. Я ведь любила ее… Она правильная! Порядок знала и умела его в доме поддерживать. – Это прозвучало в устах бабы Нади как наивысшая похвала и признание. – И все мужики ее порядок знали, и дед, и сыны, – никто перечить не смел. А работников она нанимала всегда по одному правилу: если ест много, значит, хороший человек, не ленивый. А если чарку за обедом не пропустит, да анекдот веселый расскажет, дух веселый за столом держит, – тот для Катерины генерал, мужик, что надо…
Сергей ожидал, пока возникнет хоть какая-нибудь пауза, чтобы вставить словечко, с ужасом наблюдая за неудержимым потоком бабкиных речей. «Порядок», судя по всему, был тем самым идолом, которому она молилась. И заставляла молиться других.
Надеждам гостя на перерыв в рассказе бабы Нади не суждено было оправдаться. Она только перевела дух и с новой силой принялась за свое.
– Как почуяла Катерина свой последний час, позвала меня. Говорить-то она уж не могла, так, жестом еле заметным велела подойти. Я наклонилась. Она дрожащей рукой ключ на шнурочке с шеи сняла и дала мне, и сказала шепотом, где богатства спрятаны. Ключом тем самый большой сундук открывался, что на чердаке стоял. Я как глянула – так и обомлела…
– И что в сундуке оказалось? – поинтересовался Сергей из вежливости. Россказни бабкины порядком его «достали», и он с трудом сдерживался, чтобы не запустить в бабу увесистым куском теста.
– Иконы там лежали старинные – много, и все большие и красивые. Каждая завернута в белое полотенце. Я их потом продала и вот этот дом построила. Еще много денег осталось! А из остальных вещей, когда наследство Катеринино делили, я себе только макитры взяла, – девять штук, все с узором по краю и обливные, как жар горят, – уж очень они мне по сердцу пришлись.
К этому времени вареники сварились, в воздухе распространился запах наваристого деревенского борща, и Сергей почувствовал, что он голоден.
Баба Надя поставила на стол глиняные узорчатые глубокие тарелки для первого, огромную миску с дымящимися варениками, тарелки и тарелочки с разнообразной зеленью, сметаной и соусами, холодными солеными помидорами и огурцами, прямо из погреба. Запахло чесноком, зеленым луком, укропом и петрушкой. Из печки она достала кастрюлю с борщом и запеченное с овощами мясо.
Сергей вспомнил, что привез из города торт, коньяк и конфеты, разные сладости. Баба Надя поставила на стол только выпивку и коробку с рахат-лукумом. Все остальное к чаю она испекла сама и считала, что «домашняя еда здоровее и сытнее». Огромный посыпанный орехами торт благоухал ванилью и корицей, дымились пампушки и рогалики, на которых таяла сахарная пудра.
– Садись к столу, гость дорогой! Сейчас я Аленку кликну, да Ивана – обедать будем!
Сергей никогда в жизни не видел такого стола и такого обилия еды. Заграничная прозрачная ветчина, безвкусные пирожки, синий обезжиренный бульон и смертельно надоевшие бутерброды показались вдруг не просто гадостью, а настоящей отравой.
Алена явилась с большим кожаным чемоданом. Вещи баба Надя приобретала исключительно «добротные», прочные и «основательные». Сергей поймал себя на том, что уже почти освоил бабкин лексикон. Однако, куда собралась Алена? Уезжает, что ли? Это его несколько огорчило. Купальская ночь любви странным образом на него подействовала. Ему все время хотелось испытать еще раз нечто подобное… но вот что? Этого он, как ни старался, ни вспомнить, ни осознать не мог. Собираясь в село, надеялся не только выйти на «ведьму Марфу», но и с Аленой поразвлечься, если случай представится. Похоже, последнее ему вряд ли удастся. Ах, какая досада! Была бы хоть какая-то компенсация за выслушивание болтовни проклятой бабы!
Оказалось, что Алена едет в Харьков, где будет то ли готовиться к поступлению, то ли заниматься в какой-то театральной группе. Баба Надя написала письмо своей дальней родственнице, которую лет десять не видела, и та согласилась приютить в своей городской квартире внучку Аленку, возжелавшую непременно стать актрисой.
Иван обедать не явился, и Сергей, чтобы поддержать разговор, поинтересовался, почему.
– Ох, не знаю, – вздохнула баба Надя, набирая борщ в тарелки и обильно сдабривая его сметаной. – Только если он пропадает куда-нибудь, – жди беды! Раз пропал – девочку домой принес, Лидушку нашу. И ведь не добьешься толком, где взял! Второй раз пропал – женщину немую привел. Наказанье, а не мужик!
– Что за женщина?
– А… – баба Надя махнула рукой, – Леся это. Мы ее так сами назвали. Она же ни слова вымолвить не может. Смотрит только и молчит. И где он откопал ее? Он, окаянный, любит к порогам ходить.
– К порогам?
– Ну да, там очень далеко, за лесом, потом еще за дубовой рощей, где камни огромные навалены, река сверху спадает, водопадом. Иван туда ходить повадился. В порогах, говорит, дух реки живет, а он с ним разговаривает. То совета спрашивает, то за помощью обращается.
– Дух реки? Это интересно!
– Да! Поэтому там вода кипит, бурлит, ревет, – это речной дух тешится.
Увлекшую Сергея тему перебила Алена, предлагая гостю мясо и вареники с разными соусами.
– Ты с чесноком будешь? – она не церемонилась и перешла на «ты», а глаза ее все так же игриво посматривали из-под блестящих бровей. Сергей понял, что его шансы все еще велики. Не стоило отказываться от такого лакомого кусочка. Но как же найти ее в Харькове? Он знал атмосферу театральных кружков, богемную, чересчур свободную, распущенную. Алена будет пользоваться успехом. Если не как талантливая актриса, то как женщина. Какой-нибудь провинциальный режиссеришка… Сергей аж скрипнул зубами. Ну нет, ребята! Такую птичку нужно держать в клетке! И он придумает, как это осуществить. Во что бы то ни стало.
- Предыдущая
- 18/101
- Следующая
