Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 38
- Предыдущая
- 38/71
- Следующая
Так Глеб то ли уговаривал себя, то ли бредил наяву. Он работал на стройке как автомат, неотступно думая об Алисе. Ее лицо стояло перед ним, подобно луне на ночных небесах.
– Пора спускаться на грешную землю, – шептал кто-то внутри его. – Опомнись! Приди в себя. Эта девушка тебя не любит. Она увлечена своими собственными фантазиями. Она играет в странные, сумрачные игры. Она слишком падка на все необычное, чтобы быть просто возлюбленной, женой, подругой. Она выпьет твою кровь по капле и довольно облизнется. Она будет предавать тебя на каждом шагу, а в ответ требовать безоглядной страсти и жертв.
Но ничто не могло убедить Глеба отказаться от Алисы. Такова нить его судьбы, вытканная небесными пряхами! Боги и те смиряются перед неизбежным.
В ту ночь он должен был работать вместо парня, который свалился с простудой, но пошел сильный дождь, и бригадир отпустил всех по домам. Собственно, в домах жили только Глеб и пара строителей, которым не лень было шагать пешком из Васильков в Новую Деревню и обратно, остальные ютились в вагончиках рядом с объектом. Так было удобнее.
– Оставайся с нами, – предложили ребята. – Куда ты пойдешь в такую погоду?
Соблазн был велик, но Глеба неудержимо тянуло домой. Он закутался в прорезиненный плащ с капюшоном и зашагал в сторону Васильков. Под ногами чавкала жидкая грязь, черный лес шумел от ветра и падающих капель. На сердце у Глеба лежал тяжелый камень. Он шел вперед, не разбирая дороги.
У Васильков дождь стих. Редкие крупные капли падали с козырька крыльца, когда Глеб отпирал дверь. Он сразу почувствовал незнакомый запах... дух непрошеного вторжения...
Этого никак не могло произойти. Но это случилось. Не с кем-нибудь, не в плохом приключенческом романе, не в фильме ужасов – а с ним, с Глебом Конаревым, московским студентом, каменщиком высшего разряда, простым парнем родом из провинциального Серпухова. Неужели такое возможно?
В доме царила кромешная тьма, наполненная звуками затихающего дождя, шорохами и возней залетевших с улицы насекомых. Уходя, Глеб иногда оставлял окна открытыми – в комнаты попадали ночные мотыльки, мухи или осы. Комаров было мало благодаря густым молодым соснам, окружавшим дом. Но сегодня к этим привычным звукам добавилось нечто неуловимо зловещее... затаенное страшное присутствие чего-то или кого-то... Оно ничем не выдавало себя, кроме охватившей Глеба внутренней дрожи, холодного пота и предчувствия надвигающегося кошмара. Вернее, это он уже потом так решил. А тогда он ничего не ощущал, кроме озноба и бешеного стука сердца.
Непослушными, враз одеревеневшими руками он нащупал на полке в сенях свечу; забыв про зажигалку в кармане, долго шарил в поисках коробка спичек, который, как назло, оказался в самом дальнем углу, среди головок чеснока и луковиц. Спички одна за другой гасли в непослушных пальцах, не хотели гореть. С трудом Глебу удалось зажечь свечу... приподнять ее, освещая колеблющимся огнем бревенчатые стены, некрашеный деревянный пол. Все вроде было на месте, все как всегда. Если бы не грязные следы... Кто-то совсем недавно ходил здесь, оставил мокрые отпечатки, которые не успели высохнуть.
– Кто тут? – хотел крикнуть Глеб, но из пересохшего горла раздалось лишь слабое шипение. – Алиса... ты?
Это не могла быть она. С какой бы стати ей прятаться? А может, Алиса решила подшутить над Глебом, устроить ему сюрприз? Взяла и приехала! Тайно... как тоскующая возлюбленная, желающая скрыть свой визит?
Осторожно ступая по рассохшимся, скрипучим половицам, молодой человек двинулся вперед. Он затаил дыхание, ожидая... чего угодно, кроме того, что увидел. Сначала Глеб не поверил своим глазам. Он принял действительность за один из страшных снов, которые стали частенько ему сниться. У него помутилось в голове, перед глазами поплыл туман. «Я сплю...» – мелькнула спасительная мысль, тут же стертая накатившей дурнотой. Рука дрожала, и пламя свечи рывками выхватывало из мрака деталь за деталью. Глеб не осознавал, что перед ним – явь или бредовое видение. Он судорожно втянул в себя воздух, не в силах сделать ни шагу вперед. Ноги приросли к полу, налились свинцом. Сумасшедший стук сердца стал отдаляться, стихать... в ушах нарастал странный звон...
Сколько он простоял так, неизвестно. Наверное, он на какое-то время отключился. На секунду, минуту или на час? Придя в себя, Глеб застал ту же картину. Он даже не выронил свечу, так оцепенела, застыла рука. Сработали защитные блоки сознания, как бы отделив Глеба от того, что было перед ним. Теперь он смог сдвинуться с места, приблизиться, почти равнодушно разглядывать это...
Уже потом Глеб объяснил себе произошедшую с ним перемену: потрясение подавило эмоции, ужас перешел в апатию, близкую к смерти. Смерть же смывает все краски и вибрации существования, убирает даже самую сильную боль, как наркотический укол избавляя человека от невыносимого, чрезмерного страдания. Смерть милосердна...
Однако надо было проверить, не родилось ли все это в его измученном воображении? Он долго терзался, почти не спал, работал до изнеможения, шел пешком под ночным ливнем... подобные перипетии могли вызвать временное нервное расстройство. На краткий миг ему стало легче, и Глеб, не полагаясь более на зрение, решил потрогать это руками, пальцами – галлюцинации, возможно, рассеются при близком контакте, как миражи в пустыне.
Его чувства угасли, но ум, как ни странно, продолжал свою работу – рывками, то проваливаясь в беспамятство, то выбираясь на поверхность, подобно сжатому судорогой пловцу.
Глеб скоро убедился, что он не в пустыне и представшее перед ним не мираж, не созданная больным сознанием лживая картинка. Действительность, не поддающаяся логике, непонятная и оттого еще более страшная – вот с чем ему приходится иметь дело. Кошмар наяву! Кто? Как? Почему? За что? – все эти вопросы появились потом, когда немного прояснилось в голове и отчасти вернулась способность рассуждать здраво, с некоторой долей осознанности.
Потом Глеб вспоминал, как безумное отчаяние снова затопило его, затем отступило, как пришло единственно правильное решение, которому не было альтернативы. Он знал, как ему поступить теперь – по его собственному закону, установленному велением сердца. Все условности, весь привычный порядок вещей остались за чертой времени и пространства, в которых Глеб существовал до того, как переступил этой ночью порог деревянного дома на окраине Васильков.
Оказывается, бывает такое – ход событий преодолевает некий зыбкий, размытый порог знакомого мира и выбрасывает человека в иное бытие, где правят иные законы и где перестают действовать прежние, казавшиеся незыблемыми правила.
Глеб ни о чем таком раньше не думал и не подозревал. То, что произошло этой ночью, зачеркнуло его прошлый опыт, выбросило его, как рыбу из воды на чужой, незнакомый берег. Он действовал под влиянием неизведанных доселе чувств, и когда все было кончено... вернулся под утро в дом, опустошенный, измотанный лихорадочными усилиями, выпотрошенный, полностью выжатый, лишенный сил...
Если бы кто-нибудь когда-нибудь предсказал Глебу, что произойдет с ним, он бы не поверил. Он и себе до конца не верил, оставляя последнюю, заветную лазейку – а вдруг эта жуткая дождливая ночь все же не существовала на самом деле? Вдруг он ее придумал? Чтобы еще более ужасной болью приглушить боль от предстоящей разлуки с Алисой?
- Предыдущая
- 38/71
- Следующая
