Этрусское зеркало - Солнцева Наталья - Страница 1

• 1/71
• Следующая

К утру тучи разошлись, и небо стало бледно-розовым. Из-за леса медленно, торжественно вставало солнце. Верхушки деревьев тихо шумели, трава и кусты были мокрыми от ночного дождя.

В глубине молодого сосняка притаился человек. Он наблюдал за домом. Обыкновенный деревянный дом чем-то привлек его внимание.

– Ну, давай же, давай! – шептал человек. – Где же ты?

Вокруг стояла тишина, нарушаемая только птичьим чириканьем да возней насекомых. Гудели пчелы, низко пролетали зеленоватые стрекозы. Никто не входил в дом, никто не выходил из него.

– О, черт! Черт! – злился человек, переминаясь с ноги на ногу.

Дом стоял безмолвный и как будто пустой. Его окна и двери были закрыты.

– Как же так? – недоумевал человек. От волнения его ладони вспотели, лоб покрылся испариной. – Что это значит? Дом давно должна окружить толпа любопытных, здесь пора стоять милицейской машине... Где же они?

Вопросы оставались без ответа.

Человек посмотрел на часы – прошло сорок минут, как он здесь. А ничего не происходило.

Солнце поднялось над лесом, осветило тревожным заревом притихший, застывший дом. Наблюдатель нервничал все сильнее, оглядываясь по сторонам и бормоча себе под нос проклятия. Его безукоризненный план срывался – бездарно, глупо. Он все рассчитал, предусмотрел, казалось, каждую мелочь, но что-то не сработало.

Прошел еще час. Солнце начало пригревать сильнее, от земли пошел пар; запахло лесной прелью, смешанной с ароматами поздних трав и сосновых игл. Человек отступил в тень, стряхнул с рукава маленького паучка, тянущего за собой тонкую паутинку. Его терпение иссякало.

«Может, сходить посмотреть, что там?» – подумал он. По телу прокатилась волна озноба. Стало дурно. Он только представил себе картину, которую застанет внутри дома, как к горлу подступила тошнота.

– Подожду еще немного, – прошептал человек.

Следующие полчаса измотали его, довели до нервной дрожи. Дом не подавал признаков жизни.

– Чего я не учел? В чем ошибся?

Человек понял, что больше не в состоянии ждать, томиться в неизвестности. Он в очередной раз огляделся по сторонам: нет ли кого поблизости? Все было спокойно.

Наблюдатель оставил свой пост и медленно, крадучись двинулся к дому. Его туфли и края брюк намокли. Он спрятался за углом, постоял минуту и скользнул к окну. Оно было закрыто изнутри. Через давно не мытое стекло ничего не просматривалось. Второе окно оказалось ничем не лучше.

Человек метнулся на крыльцо, приник к дверям – тишина. Замок поддался легко, как и в прошлый раз. Он открывался любым гвоздем и существовал скорее как дань традиции, нежели как средство защиты. Да и от кого здесь защищаться? От воров? Так в доме брать нечего. От злодеев? Так от них не спасешься. От случайных, пришлых людей? Так они дверь шутя дернут, хлипкий замочек сам и слетит.

Человек вошел внутрь дома, плотно прикрыл за собой дверь. В воздухе витал странный, непривычный запах – запах пыли, старых вещей, свечей, дерева и тонких дорогих женских духов. Непрошеный гость замер, прислушиваясь к бешеному стуку своего сердца. Горло свело, затылок стал тяжелым, свинцовым.

Надо было идти вперед, и человек пошел, вздрагивая от каждого скрипа, шороха. В горнице, которую он не рассмотрел этой ночью в темноте, царил легкий беспорядок – вещи разбросаны, повсюду следы безалаберной, неряшливой жизни. На деревянной стене висели старомодные ходики, их стрелки показывали полночь – точку безвременья. Ходики застыли в полночи, как будто их остановила рука самой судьбы. Сумрачный свет полосами падал через грязные стекла. Под потолком кружились, монотонно жужжали мухи.

Человек заставил себя повернуть голову влево... Кровать была примята, но пуста. Пуста?! Не может быть! Ему показалось, что потолок стремительно летит вниз, все рушится, раскалывается на тысячи мельчайших осколков. Холодный пот побежал по спине, ноги приросли к полу. Сколько он простоял так, вне себя от ужаса?

– Где же ты? – спрашивал он кого-то невидимого. – Это невозможно, невозможно!

Тугая волна страха сковала его, скрутила в ледяной жгут, перехватила дыхание.

– Это невозможно! – твердил он как безумный. – Так не бывает! Где ты прячешься? Ты здесь... я знаю. Не надо меня пугать. Ты не можешь уйти отсюда...

С трудом отрывая ноги от пола, человек обошел весь дом, обшарил каждый уголок, заглянул в шкаф и под кровать. Никого...

– Может быть, ты здесь?

Он подошел к громоздкому, тяжеленному сундуку, судорожно перекрестился и рывком откинул пыльную крышку. В сундуке валялись побитые молью валенки, облезлая кроличья шапка, рядно и обломки прялки.

– Господи! – пробормотал незваный гость, хотя никогда не верил в бога. – Спаси и помилуй!

То, что он нынешней ночью оставил в доме, необъяснимым образом исчезло. Все получилось не так, как он предполагал. Совсем не так!

В голове не было ни одной мысли, только жуткая, гулкая пустота. Такая же мертвая пустота легла на сердце, придавила его, как могильный камень. Исподволь, ниоткуда пришло понимание: не будет ему ни прощения, ни спасения. Все! Отзвенели колокола! Он привычно отогнал ощущение нависшей опасности, предчувствие скорой, неотвратимой и страшной гибели. Расплата близка...

– Нет! – упрямо, зло шептал он. – Не так просто! Не так быстро! Меня не запугаешь...

В доме стояла настороженная, угрожающая тишина. Человек нервно оглянулся, втянул голову в плечи и, стараясь ступать неслышно, пошел к выходу. Он не знал, что ему теперь делать, что думать, куда податься.

Выскользнув из дома, он тенью метнулся к лесу, нырнул в его спасительную чащу, побрел, не разбирая дороги. Дом остался позади. Он молча смотрел вслед человеку – мрачный, угрюмый, хранящий свою тайну.

Господин Чернов не отходил от телефона, а ожидаемого звонка все не было. У него разболелась голова. Ему с самого начала не понравилась эта затея с выставкой, но... спонсор предложил весьма приличное вознаграждение за организацию вернисажа, и Чернов согласился.

– Надо доверять себе, своей интуиции, – держась за сердце, сам с собой разговаривал Анисим Витальевич. – И не брать в расчет проклятые деньги, сколько бы их ни сулили!

Это была трудная задача для господина Чернова. Деньги он любил намного сильнее, чем творчество, и ради них забросил карьеру художника. Он пописывал мрачноватые пейзажи с претензией на изысканную, рафинированную интеллектуальность, но не нашел среди московской публики достойного признания и решил посвятить себя искусствоведению. Критиковать и легче, и куда приятнее, чем самому быть объектом критики. Анисим Витальевич в полной мере испил чашу унижения на своей первой и последней авторской выставке, когда чванливые посетители с брезгливым и несколько презрительным выражением на лицах бродили по полупустому залу, а маститые художники вовсе не явились, хотя Чернов сам, лично, разослал им персональные приглашения. Они, видите ли, сочли выставку начинающего, никому не известного автора недостойной их драгоценного внимания!

Подобное пренебрежение сломило творческий дух господина Чернова, и он раз и навсегда поставил на занятиях живописью жирную точку. Художник уступил место критику и дельцу от искусства. Анисим Витальевич писал статьи в журналы, консультировал покупателей картин, наладил связи с коллекционерами и пять лет назад создал собственную небольшую фирму со скромным названием «Галерея».

Фирма эта занималась организацией художественных выставок на деньги авторов или спонсоров. При соответствующей ловкости, рекламе и, главное, щедрых финансовых вливаниях можно было расхвалить и продать любую мазню. Многие любители, которые не имели таланта, но заработали достаточно денег, решили наконец явить плоды своих трудов публике. Им-то и помогал господин Чернов и его «Галерея».

• 1/71
• Следующая