Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья - Страница 47
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
– Посмотри сюда! – сердито сказала Ева, тыкая пальцем в измятый листок. – Видишь?
– Что?
– Костров! В этом городке могут проживать потомки Лонгиновых! Как ты не понимаешь…
– Какие потомки? – раздраженно перебил ее Смирнов. – Полагаешь, Мартова прикончил кто-то из Лонгиновых, защищая фамильную честь? Ева, я тебя умоляю! Мы живем в двадцать первом веке!
И тут в его памяти сама собой всплыла фраза, произнесенная Риммой: «Вершинин лежал в беседке мертвый, с ножом в груди».
– С ножом в груди… – пробормотал сыщик. – С ножом в груди. И Мартов лежал с ножом в груди… Погоди-ка! – остановил он Еву, готовую пуститься в пространные рассуждения. – Не мешай.
Мысли побегали по кругу, но так и не выстроились в упорядоченную цепочку и рассыпались на отдельные фрагменты.
– Кто еще лежал с ножом в груди? – удивленно спросила Ева.
– Сергей Вершинин. Убийство в Кострове, о котором рассказала Лудкина! Вершинин тоже был убит ножом.
– Ты разговаривал с Марией Симанской? Она пришла в себя?
– На несколько минут… и я не успел ни о чем ее расспросить. Мне надо позвонить! – всполошился Смирнов. – О, черт! У них же нет телефона! Завтра утром придется ехать. Симанской должно стать получше, и она сможет ответить на мои вопросы. А пока…
Он поспешно набрал номер родителей Мартова.
– Лаврентий Васильевич? Это Смирнов беспокоит. Вам знаком городок Костров? Нет? – Лихорадочное возбуждение на лице сыщика сменялось разочарованием. – Никогда не слышали такого названия? Анастасия Юрьевна тоже? Спасибо… Извините за поздний звонок.
– Мартовы о Кострове ничего не знают? – уточнила Ева.
Славка удрученно покачал головой. Номер господина Михалина он набирал уже без энтузиазма. Тарас Дмитриевич не спал, пребывая в легком опьянении.
– Костров? – с недоумением переспросил он. – Это кто такой?
– Не кто, а что! Название города. Приходилось слышать или бывать?
– В Кострове? Нет… никогда, – невнятно ответил Михалин. – А где это?
Смирнов еще на что-то надеялся.
– А господин Мартов не упоминал о Кострове? Вы не торопитесь, Тарас Дмитриевич, подумайте, – с нажимом произнес он. – Может быть, он туда ездил по делам? Или у него там были знакомые?
На другом конце трубки повисло молчание.
– Не припоминаю, – наконец вымолвил бывший гимнаст. – Ничего такого… Нет. Костров… первый раз слышу!
– К Феликсу Лаврентьевичу не приезжали гости из Кострова? – не сдавался Всеслав.
– Нет, кажется… во всяком случае, я об этом не знал.
– Не торопитесь, подумайте – без особой надежды повторил сыщик. – Возможно, незначительный эпизод…
– Не торопиться?! – вдруг перебил его Михалин. – Вам легко говорить! У нас… вернее, у вас… осталось пять дней!
В трубке раздались гудки. Брови Смирнова поползли вверх.
– Что он имеет в виду? То шесть дней осталось, то пять… Что за сроки? И кто их установил?
Только сейчас он почувствовал, как сильно хочет спать. Часы показывали половину первого ночи.
– Возьми эти листки, – не выказывая ни малейшей жалости, сказала Ева. – И прочитай их внимательно.
Смирнов добросовестно попытался исполнить обещанное, но сон распорядился иначе. Едва добравшись до подушки, сыщик провалился в блаженную дремоту и проспал до утра без мыслей и сновидений.
В ночи шел снег. Крупные снежинки залетали из черноты открытой форточки в комнату, опускались на подоконник и таяли… Они знали все и обо всем, не обременяя себя ни пристрастиями, ни мучительными сомнениями, и проживали свое время мимолетно, превращаясь из замысловатого кристалла в простую капельку влаги, которая испарялась, чтобы возвратиться туда, откуда она пришла. Вечное движение по кругу…
К утру Римма позволила себе отдохнуть. Маше стало лучше – жар уменьшился, дыхание выровнялось, и беспокойный бред сменился крепким сном. Антибиотики отлично делали свое дело.
Настойчивый звонок Смирнова разбудил подруг. Маша открыла глаза, попросила горячего чаю.
– Сейчас, потерпи минутку, – улыбнулась Лудкина. – Пойду, открою. Кого это с утра принесло?
Визит Смирнова не удивил ее.
– А, это вы? Я почему-то догадалась. Если бы кто-то другой пришел, не впустила бы. Мы с Людмилой… то есть Машей решили никому не открывать.
– Правильно, – кивнул сыщик. – Так спокойнее. И вам, и мне.
Римма зевнула, застеснялась.
– Извините… я опять не выспалась. Делала уколы по часам, как врач велел. Просто с ног валюсь! Зато Маше полегчало.
– Я могу с ней поговорить?
– Ну… раз это необходимо… я ее спрошу.
Она сделала чай и понесла чашку в комнату к подруге. Вернулась притихшая, задумчивая.
– Маша согласна ответить на ваши вопросы… только наедине. Вы идите, а я посплю чуток. Ладно?
Лудкина заснула мгновенно, накрывшись с головой шерстяным пледом. И уже не слышала, как Всеслав потушил свет, закрыл за собой дверь гостиной и отправился в комнату Маши.
Та встретила сыщика горящим, воспаленным взглядом. На ее щеках играл болезненный румянец. Больная, неприбранная, она была удивительно хороша, вопреки всему. Черты лица обыкновенные, волосы густые, чуть вьющиеся, но тоже ничего особенного – а глаз не отведешь.
– Мария… э-э…
– Можно просто Маша, – тихо произнесла она.
– Хорошо. Маша… будьте со мной откровенны, иначе я не разберусь в вашей «кровавой» истории.
Ее лицо дрогнуло, и Смирнов пожалел, что не подобрал более мягкого выражения.
– Что вас интересует?
– Римма мне кое-что объяснила, – улыбнулся он. – К сожалению, она не была очевидцем костровских событий и судит о них с чужих слов. Только вы, Маша, можете пролить свет на эту загадку. Я имею в виду смерть Вершинина.
– Господи! Опять… Напрасно я надеялась найти покой, – вздохнула Симанская. – Думала, уеду, затеряюсь в большом городе, забуду все! Видно, кровь не смоешь.
Она замолчала, сдерживая слезы.
– Почему вы уехали из Кострова? – спросил Всеслав.
– Разве непонятно? На меня легла вина за смерть Сережи. Он был… Ах! Какая разница? Главное, он погиб из-за меня. Потом… расстроилось мое замужество. Это, конечно, нельзя сравнивать… ни в коем случае. И вообще… мне опостылел Костров, где все сразу становится всем известно, где каждый твой вздох превращается в достояние молвы, где… словом, вам не понять. Вы живете в Москве и можете целый день ходить по улицам, ездить в городском транспорте и ни разу не встретить ни одного знакомого. Счастье!
Смирнов не стал спорить.
– Какие отношения у вас были с Вершининым?
– Никаких… С моей стороны ничего серьезного, а с его… влюбленность. Он пытался ухаживать за мной. Это все. В тот… вечер, когда его… убили, Сергей позвонил в школу и сказал, что ждет меня в парке, в беседке. Я удивилась. Уроки у меня закончились, я собиралась идти домой, и вдруг… его звонок.
– Вы согласились прийти на встречу?
– Да. У него был взволнованный голос, даже как будто недовольный… вроде мы договорились обсудить нечто важное, а я задерживаюсь. Но такой договоренности не было, я хорошо помню. Поэтому и решила пойти, выяснить, в чем дело. А когда приблизилась к беседке… мне стало не по себе. Я увидела, что Вершинина там нет… рассердилась, потом испугалась. В той части парка темно, безлюдно… Все же я подошла поближе. Он лежал, уже чуть присыпанный снегом. Я закричала… остальное помню плохо, как сквозь туман, дурноту.
– Постарайтесь восстановить в памяти, что было потом? – попросил Всеслав.
В проникающем через шторы свете лицо женщины выглядело измученным. Она долго молчала.
– Приехала милиция, – наконец заговорила Симанская. – Они заподозрили, что это я убила Сережу. Разве не глупо? Я даже не подходила к нему… Если бы не снег и отсутствие моих следов рядом с трупом, не знаю, чем бы все это кончилось. Через день арестовали Андрея Чернышева, но и его пришлось отпустить.
– За отсутствием доказательств?
Маша кивнула.
– Андрей повздорил с Вершининым на вечеринке, они подрались. Вот подозрения и упали на Чернышева: дескать, он из ревности убил Сережу. Только никаких улик не нашли. Мало ли кто с кем ссорится? Отпечатков пальцев на ноже не оказалось…
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
