Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья - Страница 54

• Предыдущая
• 54/79
• Следующая

Всеслав поставил чайник, достал из папки Хованина дискету и прошел в кабинет, к компьютеру. Файл открылся без проблем.

После аварии, произошедшей на ее глазах, Феодора впала в депрессию. Она не понимала, что с ней творится. Дом пугал ее, засыпать ночами было страшно. Снился гроб с телом свекра и она сама, стоявшая рядом, без слез, вся в черном. Она пришла вымаливать прощение. Вдруг... покойник поднимается и крепко берет ее за руку, Феодора пытается вырваться, кричит... в ужасе открывает глаза.

– Что с тобой? – спрашивает Владимир. – Ты так стонешь во сне.

Оказывается, это он держит ее за руку, заботливо смотрит... его красивые, с поволокой, глаза медленно наливаются кровью. Кровавые слезы катятся, бегут по щекам...

– Это ты все испортила! – грозно сдвигает он брови. – Ты соблазнила моего отца, дрянь! Шлюха!

Кровь стекает по его лицу, скапливается на подбородке, густыми, вязкими каплями падает на Феодору. Прожигает на ее лбу и щеках глубокие раны – тавро, знак грешницы, прелюбодейки, замыслившей худое. Ее тайна открыта. Ей нет спасения...

– Нет спасения, – шепчет обманутый супруг. – Нет... нет!

– А-ааа-а-а-ааа! – кричит она, отворачивая голову. – А-а-а-ааа! А-а-аа!

Феодора изворачивается, выскальзывает из его цепкого захвата, вскакивает... и, чудом не свалившись с кровати на пол, просыпается.

– Господи... – бормочет она, пытаясь перекреститься. Но руки дрожат, не слушаются. – Господи! Да что же это такое?!

Садится на постели, с опаской оглядывается по сторонам – окончательно ли она пробудилась? Встает, подходит к двери. Стул так и закрывает вход, как она его поставила вчера вечером, ложась спать. Никто к ней не входил. Ф-фу-у-у...

Крадущиеся шаги за дверью заставили Феодору вздрогнуть, задохнуться от нового приступа страха. Шаги замерли у ее двери... вечность прошла, прежде чем они двинулись дальше по коридору к лестнице. Кто-то бродит по темному, спящему дому... неужто леший балует?

Глаза Феодоры начали различать очертания мебели. Покрываясь мурашками, она приоткрыла дверь и прильнула к щелке. Некто неизвестный, прогуливающийся во мраке, не зажигал света, значит, хорошо ориентировался в помещениях дома. Феодора выскользнула в коридор, прижалась к стене, прислушалась. Обостренные чувства подсказали ей, куда направляются шаги: леший спускался по лестнице вниз.

«Возвращается в свое подземелье, – подумала она. – В недра проклятого холма. Но что он делал в доме? Тьфу, тьфу! Чур меня! Что за дикие мысли?»

Сколько она стояла так, в коридоре своего роскошного особняка, одетая в ночную сорочку тончайшего шелка, босиком, унимая бешеный стук сердца, пытаясь уловить замирающие внизу звуки, ощущая себя при этом невыразимо несчастной, одинокой, всеми забытой, брошенной на произвол судьбы?

Дрожа от нервного озноба, Феодора вернулась в спальню.

– Может быть, я все еще сплю? – спросила она себя. – Или у меня воображение разыгралось? Как я могу что-то слышать при той звукоизоляции, о которой позаботился Владимир?

Она легла, закрыла глаза. «Это все стресс. Пережитая во время аварии с «Мерседесом» свекра паника до сих пор не улеглась, – подумала Феодора. – Она провоцирует ночные кошмары во сне и наяву».

Утром Феодора с отвращением посмотрела на себя в зеркало: под глазами синие тени, щеки ввалились, кожа бледная. Очередная бессонная ночь не прошла даром.

– Ты плохо спала? – равнодушно спросил Владимир за завтраком.

Матильда поставила на стол блюдо с сырниками, политыми клюквенным киселем. Густая алая капля скатилась на скатерть. Феодору затошнило.

– Не хочу есть, – преодолевая дурноту, сказала она. – Буду только чай.

– Ты похудела! – Владимир поднял на нее выпуклые, обрамленные длинными ресницами глаза. – Переживаешь за моего отца?

– Наверное...

– Ну-ну!

Феодора глотнула чаю, поперхнулась, закашлялась.

– Ты никакого шума ночью не слышал? – спросила она, переводя разговор на другое.

– Шума? Бог с тобой! У нас отличная звукоизоляция. А тебе что-то мешало уснуть?

– Вот именно, – раздраженно подтвердила Феодора. – Что-то! Или кто-то... Учил в школе стихи Пушкина? Там чудеса, там леший бродит... русалка на ветвях сидит... Прямо про наш дом написано.

Корнеев не засмеялся. Наоборот, посерьезнел.

– Леший? – с нажимом повторил он. – Русалка? Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

– Сейчас лучше, чем ночью.

– При чем тут наш дом? – сверлил ее глазами Владимир.

– Что находится в цокольном этаже? – вместо ответа выпалила Феодора. – Почему ты мне не показал все помещения?

Лицо мужа осталось непроницаемым, только губы тронула улыбка, которую он тут же погасил.

– Вот в чем дело! Не думал, что женщины интересуются ремонтом. Цокольный этаж не совсем готов... недостроен. Часть комнат на втором этаже предназначена для гостей, это задумка моего отца, которой я не разделяю. Он собирался устраивать в Рябинках чуть ли не гостиницу для друзей семьи. Когда было решено, что в доме поселюсь я, тогда еще холостяк, нужда в гостевых спальнях отпала. Поэтому они и стоят закрытыми.

– Почему ты ничего не говорил мне? – остыла Феодора.

– Наверное, у тебя слишком богатая фантазия! – усмехнулся-таки Владимир. – Помнишь нашу встречу на минойских развалинах? Твой наряд, клубок золотых нитей? Ты любишь придумывать нечто экстравагантное, выходящее из ряда вон. И это хорошо! Меня захватила твоя выдумка, очаровала! Наверное, ты и про закрытые комнаты что-нибудь нафантазировала, якобы я там тайно развлекаюсь с любовницами. Или прячу беглых преступников. Никто ведь не станет искать их здесь. А?

Его красноречие неприятно поразило Феодору. В последнее время муж отделывался от ее вопросов короткими фразами, а то и вовсе молчал. Откуда эти многословные тирады?

– Все равно, мог бы показать хозяйке ее владения, – смягчила она тон. – В том числе и цокольный этаж.

– Ты меня о нем не спрашивала, а мне и в голову не приходило водить тебя по недостроенному подвалу и пыльным пустым комнатам. Зачем? Разве в доме мало жилой площади? Тебе тесно, милая?

Он с трудом сдерживал смех.

– Должна же я следить за порядком.

– На это есть Матильда, – парировал Владимир. – Не для того же я плачу деньги домработнице, чтобы моя жена бродила по дому с веником и тряпкой? Обеспечить супруге праздность, изобилие и комфорт – обязанность мужчины. Ты не разлюбила меня, надеюсь, за мою заботу?

Феодора опустила глаза. Но и не глядя на мужа, она ощущала на себе его пристальный внимательный взгляд. Хотелось сказать колкость, наподобие: «Изобилие и праздность нам обоим обеспечил уж никак не ты, любезный муженек, а твой отец». Она закусила губу, чтобы удержаться.

– Минойские принцессы умели предвидеть будущее, – вдруг заявил Владимир. – Могла ли ты подумать, что моя мать уйдет из жизни так безвременно? И что отец, вскоре после ее смерти, окажется на грани гибели? Он почти перестал садиться за руль. Интересно, что его заставило вновь сделать это? И почему его новый «Мерседес» на повороте теряет колесо? Может, ты подскажешь?

– Откуда я знаю?

– Кстати, а как ты оказалась на месте аварии?

У Феодоры потемнело в глазах, во рту пересохло. Она потянулась за чашкой с чаем, неловко задела ее и перевернула. Заварка потекла по скатерти.

– Матильда! – крикнула она, хотя знала, что домработница глуха.

Владимир, потешаясь над ее растерянностью, скрывал это за вежливой улыбкой.

– У тебя нервы расшатаны, – сказал он. – Хочешь, я привезу врача?

– Нет. Не люблю медицину.

– Тогда съезди куда-нибудь, отдохни, перемени обстановку, развейся. Как насчет Крита?

Феодора готова была сквозь землю провалиться и с облегчением ухватилась за его предложение.

– На Крит? С удовольствием. Только попозже, когда там спадет жара.

• Предыдущая
• 54/79
• Следующая