Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 49
- Предыдущая
- 49/157
- Следующая
— Понятно, понятно, — закивал Костенко. — Дальше?
— В одну комнату заглянул, во вторую. Никого. На кухне — тоже. А на столике — бублик, намазанный маслом, и надкушенный бутерброд. Впечатление такое, как будто только что сели ужинать. Значит, хозяин рядом. Ещё мелькнуло в голове: в туалете, что ли? Тогда бы откликнулся, когда я кричал. Выходит, думаю, выскочил к соседям. Я автоматически выключил плиту, сел на табуреточку, стал смотреть раскрытый «Крокодил». Он лежал тут же, на столике. Интересная статья о головотяпах в колхозе. Увлёкся даже… Слышу — входная дверь открылась. Слава богу, хозяин. Неловко стало, что расположился, как у себя дома. Вышел в коридор, смотрю — не Роман это, а какой-то молодой человек. Растерянный, но в то же время смотрит на меня как-то подозрительно. Спросил, кто я. Я представился. А тут со двора — сирена. Я, естественно, к дверям. А парень растопырил руки и не пускает. Меня это удивило: по какому праву? И вообще, кто он такой? Спрашиваю, конечно, повышенным тоном. А малый этот тоже в голос… Здесь заходят сотрудники милиции, и молодой человек сообщает такую новость, от которой у меня волосы дыбом встали! Старший лейтенант пригласил меня на кухню: кто, зачем, почему? Я, естественно, объяснил, хотя, признаюсь, был буквально в шоке. Это же надо, за несколько секунд до моего прихода человек сам, представляете, сам решил свести счёты с жизнью! Ужас! До сих пор в голове не укладывается!
Скворцова-Шанявского передёрнул нервный озноб. Он замолчал, подперев лоб растопыренными пальцами.
Выждав паузу, Костенко спросил:
— Давно знаете Сегеди?
— Дней десять.
— Раньше бывали у него дома?
— Один раз.
— По какому поводу?
— Роман Евграфович пригласил. Чаек попили. — Заметив недоверие на лице следователя, профессор печально улыбнулся. — Сегеди вроде бы хотел загладить передо мной вину… И чтобы я не пожаловался начальству.
Валерий Платонович рассказал Костенко историю о том, как его напугала Орыся, как всполошились фотограф и его помощница.
— А что привело вас к Сегеди сегодня? — задал вопрос следователь.
Валерий Платонович замялся, провёл ладонями по коленям и, смущаясь, ответил:
— По деликатному, так сказать, делу.
— Я бы хотел знать, по какому именно?
— Надеялся разузнать, где обретается некая особа.
— Кто эта особа?
— Я назову, — после некоторого колебания согласился Скворцов-Шанявский. — Это ведь не выйдет за пределы кабинета? Орыся…
— Орыся Сторожук, значит? — уточнил следователь.
— Она, — кивнул профессор и, словно спохватившись, пояснил: — Ради бога, не подумайте, что здесь замешан амур! Уверяю вас, нисколько! Сторожук
— талант! Изумительный голос! Я хочу помочь ей попасть на сцену.
— Чего же вам таиться в таком случае? — удивился Костенко.
— У Сторожук есть мужчина. Наверное, серьёзные намерения. Ревнив — прямо Отелло! Она мечется: любовь или искусство? Но, наверное, грех зарывать в землю божий дар. Я уже говорил о ней с кем надо в Москве. Её ждут. Ну, и, понимаете, надо было срочно сообщить об этом Орысе. А я, как назло, провалялся в постели.
— В котором часу вы вышли из санатория? — спросил следователь.
— Четверть девятого.
— Та-ак, — протянул Костенко. — От вашего санатория до Сегеди полчаса ходьбы. Причём гуляючи.
— Вы хотите сказать, непонятно, что я делал целых полтора часа? — перебил его Скворцов-Шанявский. — Отвечу: искал Сторожук.
— Где?
— Гулял, надеялся встретить на улице. Потом прохаживался по тротуару напротив её дома.
— А почему не зашли?
— Я ведь вам объяснил: у неё есть знакомый — ухажёр, жених, любовник, бог его знает! Мой приход явился бы лишним поводом для его ревности! Уверяю вас: встреть я Орысю, незачем было бы мне идти к Сегеди!
— И уверяете, что не видели его в квартире? — решил перейти в наступление следователь.
— Могу поклясться! — горячо произнёс Скворцов-Шанявский и вдруг, словно наткнувшись на препятствие, умолк, вперив в следователя тяжёлый взгляд.
Молчал и Павел Иванович. Так они смотрели друг на друга некоторое время.
— Здесь не клятвы нужны, а факты, — произнёс наконец Костенко, доставая из стола показания Захожей и Долматова и протягивая их допрашиваемому. — Ознакомьтесь.
Профессор читал внимательно, не отрывая глаз. Схваченные скрепкой страницы задрожали в его руке, и он поспешно положил их на стол.
— Эрго?
— Вывод, по-моему, один, — сказал Костенко, пряча протоколы в ящик. — В квартире Сегеди находился хозяин и ещё кто-то. Сегеди был выброшен из окна. Через несколько минут вас застали в квартире. И… — следователь сделал паузу, — других людей там не обнаружили.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Нарушил её профессор.
— Логично. Весьма логично, — повторил он уже без иронии, серьёзно и спокойно. — Однако жизнь, уважаемый Павел Иванович, задаёт порой загадки и похлеще, поверьте моему опыту.
— У вас есть шанс, Валерий Платонович, — сказал с нажимом Костенко, будто не слыша последних слов профессора. — Чистосердечное признание.
— Не надо, прошу вас, не надо! — перебил Скворцов-Шанявский, поморщившись как от зубной боли. — Не мальчик, знаю. Суд учтёт, и так далее… Запишите в протокол: Романа Сегеди в квартире я не видел. Все, точка.
Следователь пожал плечами, вздохнул, словно сожалея о том, как неразумен задержанный.
Когда был подписан протокол допроса, Валерий Платонович спросил:
— Я могу идти?
— Нет, — ответил Костенко. — Вынужден вас задержать.
— Вы меня обвиняете?
— Нет, пока только подозреваю.
Профессор было вспыхнул, но тут же взял себя в руки.
— Надеюсь, вы позволите воспользоваться телефоном? — потянулся он к аппарату. — Мнение этого человека обо мне убедит вас кое в чем…
И Валерий Платонович назвал фамилию, одно только упоминание которой должно было произвести сильнейшее впечатление на следователя.
Но не произвело.
— Увы, — остановил он жестом профессора, — нельзя.
И вызвал конвоира.
С раннего утра Костенко был уже на ногах, понимая, что любое промедление будет не в пользу следствия. На самом деле, когда задержанный сказал, с кем хочет связаться по телефону, Павел Иванович понял, что Скворцов-Шанявский не блефует, не берет просто на испуг. А значит, ответственность его, Костенко, возросла. Малейшая оплошность, ошибка, и…
Павел Иванович не хотел даже думать об этом. Конечно, времена были уже не те, однако обольщаться тоже не приходилось. Нельзя изменить психологию людей в один миг, словно по мановению волшебной палочки. Слишком привыкли принимать или отменять решения по звонку «сверху», магия имени, высокого поста властвовала ещё довольно прочно.
Факты, только факты были его оружием. Костенко опять допросил Захожую и Долматова, работников санатория, где лечился профессор, снова тщательно осмотрел место происшествия. Работники уголовного розыска тоже не сидели сложа руки.
К концу следующего рабочего дня Костенко был вызван прокурором Мурашовским.
— Выкладывайте, Павел Иванович, что у вас по делу Сегеди?
— Признаться честно, я сейчас — словно поезд на ходу… А вот где остановлюсь… — Следователь развёл руками.
— Давайте обмозгуем вместе, — поудобней расположился на стуле прокурор. — Версия о том, что Сегеди выбросили, подтверждается?
— Как вам сказать, — неуверенно ответил Костенко. — Понимаете, по заключению судмедэкспертизы Сегеди умер, грубо говоря, от удара о землю. Переломы, в том числе черепной коробки, повреждение внутренних органов и так далее.
— То есть из окна он выпал живым? — уточнил Мурашовский.
— Да. Одна из первоначальных моих версий — Сегеди сперва убили, а затем уж выбросили — отпадает, как видите. Второй момент — я поставил судмедэксперту вопрос: имеются ли на теле погибшего прижизненные следы борьбы, царапины, ссадины и тому подобное? На тот случай, если его выбросили в окно. В заключении сказано, что таковых нет.
- Предыдущая
- 49/157
- Следующая
