Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/157
- Следующая
— А дети?
— Дети! Попробуй заставь! У одного экзамены, у другого дельтоплан, у третьего свидание. И я, в свои пятьдесят лет…
— Сколько, сколько? — невольно вырвалось у Валерия Платоновича.
— Ну, сорок девять, — поправился Иркабаев. — А что?
— Да так, ничего, — смутился профессор.
Он был уверен, что его новому приятелю шестьдесят, не меньше.
Иркабаев посмотрел на профессора, улыбнулся:
— Выгляжу старше, да?
— Что вы, младше! — соврал Валерий Платонович.
Но Иркабаев не поверил ему, вскользь заметив:
— Слава богу, что ещё жив…
— Да бросьте вы! — успокоил его профессор. — Медицина нынче такие чудеса творит! Простите, все хотел узнать, откуда у вас… — он провёл рукой по пояснице. — Съели что-нибудь такое?
— Это меня чуть не съели, — усмехнулся Мансур Ниязович.
Валерий Платонович бросил на собеседника вопросительный взгляд. Тот спросил:
— Вы что, не читали, не слышали, что творилось у нас в Узбекистане?
— Разумеется, читал, разумеется, слышал, — поспешно ответил Скворцов-Шанявский, хотя не совсем понимал, что конкретно имел в виду Иркабаев. И на всякий случай добавил: — Но теперь, слава богу, навели порядок…
— Навели… — снова усмехнулся Мансур Ниязович. — Прежнего председателя райисполкома, который стучал на меня кулаками в своём кабинете, перебросили в другой район. Секретарь райкома, который заставил судью влепить мне срок, сейчас в Ташкенте большим начальником работает.
— За что? — опять невольно вырвалось у профессора. — Я имею в виду — срок? — И, посчитав, что вопрос, возможно, не очень тактичный, извинился: — Простите, конечно, за любопытство…
— Видно, мешал кое-кому, — пояснил Мансур Ниязович. — Поперёк горла стоял. Как это по-русски — правду матку резал. Ох и не любили у нас это!
— Только ли у вас! — покачал головой Скворцов-Шанявский. — Мне тоже чуть не дали по шапке.
— А мне дали, — вздохнул Иркабаев. — Да что вспоминать!
— Нет-нет, — запротестовал профессор, — мне интересно… А то, знаете, одно дело в газетах да по телевизору, а другое — от живого человека. Тем более пострадавшего за справедливость… Присядем? — предложил он, как бы приглашая своего спутника к доверительному разговору.
Они сели на пустую скамейку. Мансур Ниязович, поколебавшись немного, начал с неожиданного вопроса:
— У вас было когда-нибудь желание бросить науку?
— Почему? — удивился Скворцов-Шанявский.
— Вернее, не бросить, а заняться практическим делом? — поправился Иркабаев.
— Не было, — ответил профессор. — Объясню почему. Параллельно с наукой я постоянно связан с практикой. Консультирую Госагропром, состою в комиссиях, непосредственно участвую в разработке конкретных мероприятий.
— А у меня было другое… Закончил сельхозакадемию в Москве. Работал в научно-исследовательском институте. Потом снова Москва — аспирантура, защита диссертации.
— Значит, вы имеете научную степень, — обрадовался Скворцов-Шанявский.
— Коллега?
— Да, кандидат сельскохозяйственных наук. Затем снова НИИ, — продолжал Иркабаев. — Лаборатория, опытное поле, совещания, симпозиумы… Вот, собственно, в каком кругу я вращался. И знаете, Валерий Платонович, наступил момент, когда я почувствовал, что больше не могу! Захотелось самому, своими глазами увидеть, испытать, какая польза от моих научных изысканий. Понимаете?
— Очень даже хорошо понимаю, — кивнул профессор. — Опыт — главный критерий теории.
— Вы даже не можете себе представить, как я обрадовался, когда мне предложили должность главного агронома крупнейшего колхоза! Я рвался, как говорится, в бой! Мечтал применить на практике все свои знания, извините за банальный штамп. И что же? Бой разгорелся, но совсем не тот, о каком я думал. Нет, встретили меня отлично! Председатель колхоза, Герой соцтруда, вручил ключи от нового дома, машину выделил, правда, без шофёра. Но я сам отлично вожу, имел собственный «Москвич». Кабинет, селекторная связь, словом, как большой начальник в городе… Да-а, — протянул Мансур Ниязович, поглаживая подбородок. — Фирма, как говорится, затрат не жалела. Я, значит, с ходу окунулся. С утра до ночи на полях. Как раз уборка хлопка шла. Колхозники, школьники, студенты… Рапортовали одними из первых в республике. Урожай — рекордный! А я ничего не понимаю: урожай-то средний, даже паршивый, можно сказать! Откуда дополнительные центнеры? — Иркабаев замолчал.
— Приписки, что ли? — спросил Валерий Платонович.
— Приписки тоже были. Но главное — другое. Короче, представил я председателю свои подсчёты. Ведь грамотный, вижу по загущенности кустов, количеству коробочек. Он мне говорит: весна была плохая, три раза пересевали, пришлось маневрировать. Пары засеяли… Ладно, думаю, наверное, так надо. Хотя тут, — Иркабаев показал на сердце, — как-то неспокойно. Не дай бог, узнают проверяющие, неприятности будут. Э, какое там! Из района, из области, из самого Ташкента начальство приезжало, довольно осталось. Их интересовало, чтобы на столе самый дорогой коньяк стоял, молодые жирные барашки были да девушки красивые пели-танцевали!
— Точно, точно, — согласился профессор. — Все эти встречи, банкеты процветали пышным цветом в застойно-застольные времена!
— Специально поваров держали! Не поверите, Валерий Платонович, у председателя был один заместитель, который ничем не занимался, только гостей принимал!
— Ну и ну! — покачал головой Скворцов-Шанявский.
— И на тосты были свои ГОСТы, — улыбнулся Иркабаев. — В районе разработали чёткую систему, для какой делегации кто и какой тост произносит. Приехали, например, механизаторы, комбайнёр произносит тост за научно-техническую революцию в кишлаке… Если гости женщины, то пожилая колхозница поднимала бокал за детей планеты и мир во всем мире. А хлопкоробов встречали тостом за полновесную коробочку!
— Смотри-ка! — хмыкнул профессор.
— Но это все не главное. Самое страшное — обман, на котором держались так называемые достижения колхоза! Когда я докопался, волосы встали дыбом! Собственно, и копать-то особенно не надо было. Сеяли, допустим, на двух тысячах гектаров, а отчитывались, будто урожай собран с тысячи. Вот откуда лишние центнеры!
— Позвольте, Мансур Ниязович, — перебил профессор, — а земли откуда?
— Все засевали хлопком. Не только пары, но и пастбища, бахчи, огороды! А какой у нас виноград выращивают! Тайфи, джаус, дамские пальчики — мёд! А дыни!
— Знаю, знаю! — проглотил слюну профессор, вспомнив Самарканд. — Длинные такие…
— Мирзочульские, наверное, — кивнул Иркабаев.
— Во-во! Прямо во рту тают! Аромат — с ума сойти можно! Друзья угощали, когда я был в ваших краях.
— А могли бы запросто покупать в Москве в магазинах, если бы не авантюра с хлопком. Впрочем, махинации с землёй — это арифметика. А вот с барашками — тут прямо алгебра получается!
— В каком смысле? — не понял Скворцов-Шанявский.
— Рапортовали, что у нас в хозяйстве получают от ста овцематок по сто восемьдесят — сто девяносто ягнят!
— Это как, много или мало? — спросил профессор. Я, знаете, в животноводстве не шибко силён.
— Да столько получить просто невозможно! — воскликнул Иркабаев. — Овцы, как правило, рожают одного ягнёнка. Двойню — редко. А тут выходило, что почти у каждой по два. Даже в специальных условиях немыслимо добиться пять двойняшек на десяток овцематок! Понимаете?
— И этой липе верили? — недоуменно посмотрел на собеседника профессор.
— Э, дорогой Валерий Платонович, — усмехнулся Иркабаев, — сами же говорите: вы в курсе, что происходит в сельском хозяйстве… Неужто не помните, что творилось?
— Ещё бы! На бумаге рекордные урожаи, привесы, надои, а на самом деле… — Профессор махнул рукой.
— Вот и у нас так было в колхозе… Я, наивный человек, выступил на собрании. Раис, это по-нашему значит председатель колхоза, грубо оборвал меня. Его подхалимы набросились, стали говорить, что я клевещу, развожу склоку. Вместо обсуждения недостатков в колхозе стали обсуждать меня. Кончилось знаете чем?
- Предыдущая
- 41/157
- Следующая
