Ставок больше нет - Соколов Глеб Станиславович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/86
- Следующая
«Тьфу ты, черт!.. Вот же, мнительность!..» – с огорчением подумал Леонид Ильич. Тут же, взяв себя в руки, опять лукаво усмехнулся. «Разве советский руководитель может позволить себе быть мнительным?!.. « – подумал Брежнев, и глянул за окно, на отсыревшие кремлевские постройки.
Он сделал несколько шагов по кабинету. Непонятная тревога медленно, но неумолимо вползала в душу.
Противясь ей, начал анализировать.
«А ведь мне здесь всегда было неуютно!.. Лучше было в Молдавии – там виноград, солнце, вино. Или в Казахстане – жаркая Алма-Ата… Недаром цари из Москвы съехали…» Он мысленно представил залитые солнцем улицы среднеазиатского города. «А здесь… Что же произошло перед ноябрьскими?!.. И ведь не расскажешь никому!.. Даже Вите не расскажешь.»
Витя – Виктория Петровна – жена Брежнева.
Стряхнул пепел. Неожиданно затушил сигарету в пепельнице. Брякнул на стол портсигар, достал следующую.
Изумительной красоты перстень на правой кисти сверкнул, отразив проникший через окно луч солнца, проглянувшего через облака. Драгоценность подарил в семьдесят шестом к юбилею сын Юрий, но слухи крепко привязали к перстню Алиева, – так и высматривают теперь: каков он, дар азербайджанского царедворца. Мол, дряхлый, властолюбивый любитель побрякушек Леня принял подарок!..
Брежнев прикурил от зажигалки. Затянулся, выпустил дым. Все-таки советские люди несправедливы к нему. Глянул бы на иного гражданина помоложе, – что бы с ним было, рухни на него, как недавно в Узбекистане на Леонида Ильича целый помост с десятками людей…
Якобы дряхлый Брежнев, с трудом извлеченный охраной из-под обломков, продолжил работу. И вручил республике орден!.. Только страницы доклада переворачивал левой рукой. Потому что правая ключица – сломана…
«Все! Сейчас поеду домой, к Вите!» – вдруг подумал Леонид Ильич, шагнул к выходу из кабинета. – «Там природа, безопасность!» Паника – беспощадная, стремительная и почти необъяснимая овладевала им. Руки его затряслись, в ногах появилась слабость, которой еще несколько мгновений назад не было в помине. Генсек безвольно выронил горящую сигарету, – она упала на пол. Тут же Брежнев наступил на нее каблуком. Вспомнил, что оставил на столе портсигар, повернулся, шагнул за ним, услышал за спиной шорох.
Успел подумать: «Ведь члены Политбюро сами рекомендовали сократить рабочий день!» Так и не схватив со стола портсигара, резко обернулся…
То, что Брежнев увидел, заставило все его естество чудовищно вздрогнуть…
Есть только одно свидетельство – намек. Но оно прошло незамеченным. Этой же ночью, под утро, он скончался.
2.
За Москворецким мостом начинается набережная, которую можно считать главной в столице. Она называется Кремлевской и вид ее чаще других тиражируется на открытках. Иногда набережная появляется на экранах. Как правило при этом рассказывают о событиях в Кремле – центре политики великого государства, по сути – лишь старинной крепости шестнадцатого века, у которой есть стены, башни, ворота и засыпанный ров.
Ближе к мосту стоит Беклемишевская, затем две Безымянных, Тайницкая, Благовещенская, Водовзводная…
Антон Рубцов, недавний выпускник МВТУ имени Баумана, специалист по электронным технологиям, сотрудник московской IT-компании, поднял глаза к небу: тучи, тучи… Конца и края им не будет!.. Словно стада грузных, неведомых науке животных, тащатся по небу над центром Москвы, едва не задевают своими мохнатыми подбрюшьями острые шпили на кремлевских башнях.
На набережной выстроились длинные ряды машин – начало седьмого, самое время для пробок. Народ катил из офисов по домам.
Четверть часа назад закончил рабочий день и Антон. Только провел его не в офисе родной компании, а у заказчика – на территории Кремля, в помещении одного из музеев. Их «контора», как именовали между собой Рубцов и его приятели компанию-работодателя, заключила договор на выполнение работ по оцифровке одной из коллекции. Необходимо создать имиджи экспонатов и сохранить их на долговечных электронных носителях.
Сегодняшний день – третий, который Антон провел в московском Кремле. Припомнилось утро. Из-за него Рубцов торчал теперь между двумя Безымянными, поглядывая на следующую башню – Тайницкую, задаваясь вопросом: с чего такое название? Какую тайну скрывает краснокирпичное сооружение, похожее на вытянутый вверх старомосковский терем?..
Сероватое, чуть припухшее пещеристое тельце содрогнулось так, что еще немного – оторвется от стенки полого ствола, на котором существует. Сгусток белковой материи пробил его едва ли не насквозь. Несколько мгновений ничего не происходило. Затем пещеристое тельце принялось стремительно набухать, изменяя при этом свой цвет с серого на красноватый. Через несколько секунд его рост остановился… Потом оно вдруг принялось скукоживаться столь же быстро, как и распухало до этого.
Сидоркин, немолодой человек, числившийся в штате кремлевской администрации на должности советника, лежал распростертым на хирургическом столе под мощной бестеневой лампой. Бригада хирургов, экипированных по лучшим западным стандартам, производила рядовую операцию.
Никаких сложностей приступая к ней врачи заподозрить не могли.
Но когда Сидоркину вскрыли брюшную полость, оказалось: первоначальный диагноз, с которым он поступил для операции в кремлевскую больницу – неверен.
Иван Никитич почувствовал себя плохо, находясь не в Москве, а на отдыхе – на одном из прекрасных греческих островов, где на берегу солнечной лагуны – одноэтажные домики фешенебельного туристического отеля. Он долго не хотел прерывать отпуска, однако в конце-концов был отправлен на маленьком круизном судне на материк, где в больнице местными врачами было сделано срочное обследование. Оно показало – необходима операция. Делать ее в Греции Иван Никитич отказался. Полагал, что врачи элитного медицинского учреждения, к которому прикреплен – справятся с ней лучше. На переезд в Москву было потеряно еще время…
- Предыдущая
- 2/86
- Следующая
