Лыжня - Скаландис Ант - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
А поворот был так – ничего особенного. Ни тебе указателей, ни красот каких-то потрясающих, только лыжня уж больно хороша. Будто по ней не любители бегали, а специалисты высочайшего уровня под олимпийскую трассу накатывали, как это делалось в далекую теперь эпоху традиционного стиля, в те времена, когда великий швед Гунде Сван еще не заразил весь мир своим корявым коньковым шагом.
Ох, как хороша была лыжня! Уж больно хороша. Не мог я на нее не свернуть. Впрочем, на всякий случай огляделся. Спросить у завсегдатаев, куда ведет дорога – никогда не лишнее. Вдруг, например, через полкилометра меня ожидает какая-нибудь ведомственная спортивная база за высоким забором и больше никаких чудес. Скучно возвращаться назад, когда на долгий маршрут настроился.
Однако впереди за густой россыпью пушистых елок ждал меня лишь чудесный спуск в низину, долгий и ровный. Ветер свистел в ушах, мороз пощипывал кожу, разогретые мышцы работали с наслаждением. И когда лыжня снова вышла на горизонталь, даже начался небольшой «тягунок», я как будто и не заметил этого. Все молотил и молотил в прежнем темпе и с прежней не иссякающей радостью, словно заведенный. Давно уже не было мне так хорошо. Разве только в детстве...
К обеду я отмахал весьма приличное расстояние. По самым осторожным прикидкам километров двадцать, не меньше, и за весь путь не встретил ни единой живой души. Ни прямо по курсу, ни за спиной – нигде. И пейзаж практически не менялся. Поля, перелески, снег, елочки. И лыжня – прямая, четкая и такая же гладкая, как фирменный пластик моих лыж. Вертелись, конечно, в голове недоуменные вопросы типа: что это? Полигон артиллерийской части? Заповедник? Президентское охотхозяйство? Стратегический объект спецназначения? Но мысли толкали друг дружку легко, весело. Не хотелось ни о чем думать всерьез. Через шлагбаумы я не прыгал? Не прыгал. Под колючую проволоку тоже не подлезал. И в конце-то концов, я свободный гражданин свободной страны. Реализую свое конституционное право на отдых. Мне было хорошо, и я бежал.
Это была моя лыжня. Моя собственная. Так я чувствовал.
На закате пришла усталость. Я приглядел высоченную ель и под ее широкими, мохнатыми лапами устроился на ночлег. Плотно поужинал – аппетит был зверский, – улегся поудобнее в своей уютной конуре и, защищенный от ветра и посторонних глаз (интересно, чьих?), крепко уснул. Так крепко, что даже не видел снов.
Следующий день начался безмятежно. С кружки горячего чая и бутерброда. А выбравшись из лесного массива на свободное пространство, занесенное еще более чистым, чем накануне, кристально-чистым снегом, я вдруг остановился в нерешительности. Необозримое белое пространство пугало своей величественной пустотой. Ни дорог, ни зданий вдалеке, ни даже мачт высоковольтки. Только лес за спиной чернеет. Где я? В казахстанской степи, в Гренландии, на Южном полюсе? Новый день выдался не таким лучезарным, солнце светило сквозь морозную дымку, небо казалось выцветшим, почти белым. Так и до снежной слепоты недалеко! А лыжня, убегая вперед и немного вниз, все несет и несет меня в эту белую бесконечность.
Сразу захотелось свернуть. Просто из упрямства. Не стоит и объяснять, как быстро я понял всю нелепость своего поступка: в рыхлом снегу, среди недавно наметенных сугробов ноги вместе с лыжами проваливались едва ли не по колено. Зато по лыжне бежалось еще лучше, чем давеча. Коньки по льду так не скользят, как я скользил по этим двум отполированным полоскам.
«Не гони волну, Шарыгин, – сказал я себе. – Чудес не бывает. Уже к обеду ты выйдешь к какому-нибудь грязному городишке, выстроенному вокруг закопченной кирпичной фабрики, и там будет автобус, и скучные замерзшие люди, и желто-серый снег под колесами...»
«Нет», – подумал я, отвечая самому себе и непонятно против чего возражая. Какая-то неведомая сила заставила упереть палки в снег и сделать остановку. Машинально наклонившись и сняв перчатку, я потрогал лыжню.
Плотный, укатанный снег был теплым и не таял под рукою.
Я надавил сильнее. Ледяная корка треснула, подушечки пальцев обожгло морозным рассыпчатым снежком. Ф-фу! Примерещится же такое! Что за чушь?
Чушь не чушь, а я все-таки крутанулся на сто восемьдесят градусов и пошел назад. «Лучше возвратиться на основную трассу, чем двигаться в неизвестность, – такая мысль показалась наиболее логичной. – Что за мальчишество, в конце концов – лезть напролом в какую-то запретную зону?!»
Но я сумел дойти лишь до леса. Лыжня кончалась ровно в том месте, где вчера я разбивал палатку на ночлег. Нормальный следопыт мог сделать только один вывод из этого милого зрелища: лыжник несколько дней сидел на дереве, а потом спустился с него и пошел. Даже если бы всю ночь валил снег, он не мог засыпать лыжню лишь с одной стороны. Загадка? Да какая там загадка! Просто руководство к действию: иди вперед, Шарыгин!
И я пошел.
К вечеру на моем пути снова вырос лес и я снова заночевал под высокой елью. Второй попытки идти назад предпринимать уже не хотелось. Умом-то я понимал, что по-хорошему должен уйти в сторону. Безо всякой лыжни, чего бы это не стоило. Должен дойти до ближайшего населенного пункта, а там сообщить в отделение милиции, какие здесь странные вещи творятся... Стоп, стоп, какая милиция? Ведь это же верная дорога в психушку. И вообще, если честно, я не хотел по-хорошему. Логика ушла на второй план. На первом было другое. Лыжня бросала мне вызов, и я принял его. Собственно, я принял его сразу, только поначалу не догадывался об этом. А теперь готов был сражаться до конца.
Обычно в трехдневном походе на второй ночевке я доедал поутру последние бутерброды, оставляя на обратный путь только чай. Идти легче и домой приятнее возвращаться с волчьим аппетитом. На сей раз неведомый внутренний голос подсказывал, что провиант следует растянуть на более долгий срок. Внутренний голос не ошибся. На этой лыжне мне суждена была и третья ночевка.
После которой я начал ненавидеть лыжню.
Да, я правильно догадался: она была моя, моя собственная. Вот только некий вселенский шутник переставил все с ног на голову: не лыжня – моя собственность, а я – собственность лыжни. Она элементарно диктовала мне свои условия. И я был вынужден продолжать игру по правилам, с которыми меня никто не удосужился познакомить.
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
