Сон в Нефритовом павильоне - Автор неизвестен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/189
• Следующая

Он тут же отправился к военному министру. Тот принял его радушно и, приветливо улыбаясь, спросил:

— А вы меня помните?

— Как я могу забыть вас, если в Павильоне Умиротворенных Волн вы были так благожелательны к моим стихам?

— Ваше лицо сияет, как полная молодая луна. Похоже, вы собрались жениться! Откройте тайну — на ком? — с веселым смехом произнес министр.

— Я не богат, не родовит, где уж мне жениться! — потупился Ян.

После недолгого молчания министр сказал:

— Вы ведь давно не видели отца с матерью. Когда к ним собираетесь?

— Как только Сын Неба даст разрешение, поеду сразу.

— А вы попросите государя об этом, — посоветовал министр Инь.

Ян, не откладывая, направился во дворец и подал прошение об отпуске. Император вызвал его к себе и сказал:

— Мы только что взяли вас на службу, и нам прискорбно расставаться с вами. Но родители ваши нуждаются в сыновней заботе, придется отпустить вас. Навестите их и через месяц-другой возвращайтесь ко двору. Такова наша воля.

Рано утром следующего дня проститься с Яном заехали и министр Инь, и вельможный Хуан. Оба пробыли недолго и, пожелав Яну благополучия в дороге, стали раскланиваться. Военный министр перед самым уходом шепнул юноше:

— Поговорить по душам так и не удалось. Когда вернетесь, тогда все и обсудим.

Уложившись, Ян велел мальчику-слуге подавать экипаж. Скоро столица осталась позади, но и за ее пределами Ян повсюду слышал:

— Смотрите на него — совсем недавно был бедняком, а сегодня стал важным придворным. Вот что значит судьба!

Ян торопился. Через десять дней путешественники очутились у развилки дорог, одна из которых вела в Сучжоу, другая — в Ханчжоу. Слуга говорит:

— Если ехать через Ханчжоу, дадим крюку пятьдесят ли.

Ян подумал немного и сказал:

— По пути в столицу я останавливался в Ханчжоу. Не годится забывать прошлое, едем туда!

Повернули к Ханчжоу. Чем ближе к городу, тем красивее окрестности, тем приятнее в обращении люди. Вот заблестела водная гладь. На берегу реки, чистой, словно озеро Сиху, высится красивый павильон. Ну, конечно, это Ласточка и Цапля. Как и тогда, поникшие ивы влажны от дождя и снега. Ян, хоть и не был чувствителен, едва удержал слезы… Расположившись на знакомом постоялом дворе, молодой вельможа уселся перед светильником и предался грустным воспоминаниям: «В этом доме я повстречал прекрасного юношу из западных краев и провел с ним за беседой ночь под яркой луной. А теперь некому утешить меня, развеять мою тоску! Если бы Хун была духом, она явилась бы ко мне во сне в облике императрицы Ли[152] и разделила мою печаль».

Ян прилег в надежде уснуть, как вдруг пожаловал здешний правитель с вином и музыкантами и пригласил его на пир. Ян отказался. Тогда правитель приказал одной немолодой гетере наполнить кубок и спеть в честь гостя. Вот что она исполнила:

Еще сильнее загрустил Ян, слушая песню. Он вспомнил стих, начертанный на веере Хун, и спросил:

— А кто сочинил эту песню?

— Гетера Хун, — ответила певица. — Она была талантливой поэтессой, очень тосковала по настоящей любви и, увидев раз юношу, проезжавшего через город, сложила эту песню.

Ян опустил голову на грудь. Гетера с удивлением взглянула на него. Но тут раздался крик петуха, потускнела Небесная Река — наступил рассвет. Ян велел мальчику приготовить деньги, вино, фрукты для жертвоприношения и отправился на берег реки Цяньтан. В прибрежных селеньях ни души, холодом веет от луны и утренних звезд, над водой стелется туман. Ян возжег благовонные курения и прочитал поминальное слово:

— Член императорской академии Ян Чан-цюй, возвращаясь милостью Неба в родные края, достиг реки Цяньтан в такой-то день такой-то луны и здесь, подняв кубок с вином, воззвал к душе красавицы Хун: «О возлюбленная Хун! Сегодня еще раз говорю тебе, что сердце мое затвердело от горя, как камень. Зачем было мне ехать в Ханчжоу, зачем было мне приходить на берега реки Цяньтан? Мысли мои стремятся к тебе, но ты стала духом реки, а ее воды убегают и исчезают бесследно… Свистит ветер в зарослях крапчатого бамбука, пронизывает тело и душу. О моя Хун! Я потерял тебя, и сегодня только луна, повисшая над горами, отражается в моем бокале с вином. Каждое мое слово к тебе я мог бы написать своими слезами, и не хватает мне слов и слез, чтобы высказать все, что у меня на душе!»

Умолкнув, Ян разрыдался. Заплакали все вокруг: и мальчик-слуга, и сопровождавшие Яна правитель, музыканты, гетеры. Старая певица поняла все и говорит:

— Да, Хун погибла, но мечта ее сбылась!

А Ян бросил приношения в воду и, немного придя в себя, приблизился к старой гетере.

Ты так хорошо пела, возьми у меня немного денег.

— На что они мне? Я рада уже тому, что вы не забыли нашей подруги, — ответила та и отказалась от дара.

К вечеру Ян был уже на постоялом дворе, где провел несколько дней после того, как его ограбили разбойники в лесу. Навстречу знатному вельможе выбежал испуганный хозяин и принялся в пояс кланяться, но, узнав старых постояльцев, радостно заулыбался.

— Я твой должник, за еду, за одежду, — приветливо сказал ему Ян и вручил сто цзиней серебра.[153]

Как ни отказывался хозяин принять деньги, Ян настоял на своем. Утром следующего дня путешественники поднялись на горный перевал.

— Это здесь на нас напали разбойники и обобрали до нитки, помните? Здесь ли они теперь или перебрались куда-нибудь? — проговорил мальчик.

Присмотревшись, Ян узнал знакомое место, правда, дорога стала шире, сушняк вырубили, и на перевале появились постоялые дворы.

Приближались родные края. Не в бедном платье и не верхом на ослике возвращался домой молодой сановник.

Радость предстоящей встречи с родителями подгоняла его: только поздним вечером путешественники остановились на ночлег, чтобы чуть свет снова пуститься в путь. И вот настал день, когда мальчик-слуга, подняв кнутовище, воскликнул:

— Вон он, наш Белый Лотос!

Ян остановился и долго смотрел на родные горы. Потом велел мальчику бежать вперед и сообщить отцу с матерью о своем прибытии. Старый Ян и его жена не могли прийти в себя от счастья. С бамбуковыми посохами они вышли к воротам и обомлели — перед ними стоит вельможа в алом халате с поясом, украшенным нефритом, на шапке у него красуется коричный цветок, знак отличия на государственных экзаменах. И этот господин с величественными манерами, прибывший в легком изящном экипаже, — их собственный сын Чан-цюй! Отец и мать протянули сыну руки.

— Только на пятом десятке мы уверовали, что род Янов не прервется. Нам хотелось думать, что ты прославишься и станешь знатным. Наконец ты вырос, и что мы видим сейчас? Придворного сановника! Верить ли нам своим глазам?

Ян обнял родителей.

— Не сетуйте на меня, дорогие отец и мать! Знаю, как тяжело пришлось вам без моей помощи, ведь на целых полгода я отлучился.

Затем Ян рассказал о милостях, которыми осыпало его Небо: он имеет теперь чин и звание и собственный дом в столице, сам император приглашает родителей прибыть к нему на прием, и этот экипаж послан за ними. Быстро собрали счастливцы свой нехитрый скарб, распрощались с соседями и отбыли с сыном.

А министр Инь, расставшись с юным академиком, вернулся домой и говорит госпоже Шао, своей жене:

— Я давно ищу хорошего мужа для нашей дочери и наконец-то нашел — у меня на примете Ян Чан-цюй, тот, что стал первым на государственных экзаменах. Хотя род его беден и никому не известен, он может стать для нас прекрасным зятем. Скоро он прибудет в столицу вместе с родными. Я хочу послать к нему в дом доверенную женщину — пусть выведает их намерения.

• Предыдущая
• 26/189
• Следующая