Дуэль Пономаря - Воробьев Кирилл Борисович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/78
- Следующая
Что-то они сказали важное…
Голодарь?..
Нет, какое-то другое слово.
Ему казалось, что если он вспомнит этот набор звуков, то произойдёт что-то очень важное. Жизненно необходимое. Он поймёт, почему он находится здесь, чем он болеет…
И вообще, что это за клиника?
Может, психиатрическая?
Это объясняло бы и его состояние, и странные , приводящие в бесчувствие и беспамятство уколы. Но откуда-то он знал, что в психбольницах обстановка другая. Например, нет тумбочек для личных вещей…
Что же с ним произошло?
Да и кто он, в конце концов?
Задав себе этот вопрос он, с ужасом, прогнавшим прочь остатки эйфорического состояния, понял, что не помнит этого. Он ещё раз огляделся, словно пытаясь в стенах, в окружающей обстановке найти намёк на своё имя, профессию. Но тщетно. Голые стены молчали. Да и что они могли сказать?
“Пономарь.”
Это слово внезапно словно высветилось из глубин памяти.
“Да!” – Понял он, так его звали. Но ведь это не имя, кличка. Кто же он такой на самом деле?
Внезапно замигали лампы под потолком, зажглись. Пономарь зажмурился и услышал щелчок отпираемого замка.
В ярком свете он увидел парня в одежде никак не соответствующей лечебному учреждению. Вошедший носил потёртые джинсы и пёструю шелковую рубашку.
– Где я? – Слабым голосом попытался спросить Пономарь.
Вместо ответа парень исчез. Из коридора донеслась ругань, среди многоэтажного мата пациент явственно вычленил суть фразы:
– Кто допустил, чтобы он пришёл в себя?!
Послышался грохот, за ним быстрый топот двух пар ног и в палату влетели санитары. Во всяком случае, белые халаты на этих мужиках присутствовали.
– Что ж ты? – Плотоядно ощерясь спросил один из них, невысокий, начинающий лысеть брюнет.
Второй в это время с металлическим звоном опустил на тумбочку принесённый поднос.
– Сейчас уколемся – и больше никаких вопросов задавать не будем… Добазарились?
Пономарь хотел, было, отрицательно покачать головой, но пока он собирался это сделать, его рукав уже был закатан, а рука перетянута жгутом и к ней приближалась игла шприца. Поняв, что после укола он вновь потеряет сознание, пациент шевельнул рукой и острый металл вонзился не в вену, а около неё, в сухожилие. Руку пронзила острая боль, и тут же Пономарь получил увесистую затрещину.
– Не рыпайся, блин!..
Твёрдые пальцы схватили его за бицепс и за запястье. Игла тут же вонзилась вновь и Пономарь захлебнулся в подступившей к горлу эйфории.
На этот раз его посетили видения.
В этих не то снах, не то галлюцинациях, он точно знал кто он такой, но в той жизни это знание казалось не таким ценным, каким-то само собой разумеющимся. Словно понятие о том, кто он есть совсем не было ему нужно.
И там окружали его люди.
Странное дело, но все они казались Пономарю хорошими. Он вроде бы знал кто они такие, а вроде и нет. Но, в любом случае, они относились к его персоне с искренней любовью. Так ему казалось. Или не казалось, и так было на самом деле?
Но где? Когда?
Вот молоденькая девушка. И сам Пономарь почувствовал себя с ней молодым. Они идут по тропическому лесу, смеются, целуются и обнимаются на ходу. Потом выходят к океану, на белый сияющий коралловый пляж…
Их окружают покосившиеся пальмы. Из-под ног во все стороны бочком разбегаются мелкие крабы.
Одна часть сознания Пономаря понимает, что этого в действительности никогда не было, но другая знает, что так могло бы быть, если бы согласился на какое-то предложение. И это “бы” вызывает в первой части его сознания смутное воспоминание о долгих сожалениях по поводу отказа.
Да какого отказа? Вот же он, с Лизой, на Филиппинах, и сейчас они пойдут к настоящему хиллеру… “Перенимать” опыт…
Лизой? А кто это?.. И вдруг всё окружающее становится зыбким, и сквозь него проступают контуры какой-то квартиры. Или даже не квартиры, а рабочего кабинета.
Пономарь вдруг понимает, что он находится на Петровке у своего друга. А вот и сам друг, в расстёгнутом милицейском кителе, что-то весело доказывает ему, Пономарю.
А память услужливо подсказывает, что этого друга уже нет в живых. Что если бы не глупейшая ошибка самого Пономаря, он бы не пострадал. Хотя и подходил ему срок, но причиной смерти послужила именно пономарская оплошность…
А вторая часть мыслей тычет увиденным в глаза: “Ты что, умом тронулся? Вот же он, Синельников, жив-здоров! Какая смерть? Какие похороны?”
А кто такой Синельников?
И снова Пономарь обнаруживает себя в другом месте.
Это тоже какая-то клиника. И Пономарь вдруг “вспоминает”, что находится она не в Москве, а в Хумске. Он сидит около кровати, на которой развалился, закрыв глаза, какой-то мальчик.
Рукава его пижамы завёрнуты, сама она явно велика для находящегося в ней тщедушного тельца. В пальцах мальчика моток проволоки, из которой он на ощупь плетёт какую-то конструкцию.
Губы мальчишки плотно сжаты, но Пономарь-то знает, что он что-то рассказывает. Речи его не нравятся Пономарю и он, тоже не раскрывая рта, что-то объясняет пацанёнку. Витя соглашается.
Но не было же этого разговора! Всё происходило совсем иначе. Противостояние. Борьба. Трупы. И тяжелейшая победа, чуть не обернувшаяся полным разгромом. Привычки Вити не ушли сами собой.
Витя? Кто это?
Который раз перед глазами всё плывёт и Пономарь обнаруживает себя в квартире.
Его жена, Лиза, что-то ему втолковывает, рядом стоит девчушка и с замиранием сердца ждёт решения. На мгновение он задумывается и кивает, принимая доводы.
Девочка бросается ему на шею. Целует в щёку.
Он подхватывает её, и они кружатся по комнате.
И снова услужливая память подсказывает, что на самом деле он решительно отказал просьбам Светы разрешить ей занятия каратэ, посчитав, что это не для женского пола. Уже отказывая, Пономарь знал, что не прав, но не мог же он потом переменить решение, он же должен был поддерживать свой авторитет? Или авторитарность?.. И откуда, вообще, взялась эта Света?..
ГЛАВА 2
Общение с этим пацаном давалось нелегко. Николай Андреевич Репнев, известный в своей преступной организации под прозвищем Корень, не имел другого выхода. Он не мог позволить чтобы хоть малейший слушок проник за завесу полнейшей секретности, которую он воздвиг вокруг этого мальчика.
Витя Матюшин, от рождения был слепоглухонемым. Сейчас ему шёл четырнадцатый год, и он обладал совершенно уникальными возможностями. Начиная с того, что он был абсолютным телепатом, то есть мог как читать чужие мысли, так и проецировать свои в голову собеседника, и кончая тем, что он являлся единственным в своём роде гением желания. Витя мог заставить любого человека на любом расстоянии исполнить его волю. Почти любого…
Когда прошлой осенью Дарофеев обнаружил его в хумском НИИ Экстремальной Бихевиористики, Витя вбил себе в голову, что ему позволено всё, карать и миловать, и взял себе громкий титул Главный Управляющий Людьми. Пока Пономарь не нейтрализовал его, ГУЛ успел натворить очень многое. Он и почистил, методом прямого устранения, верхушку криминального мира, заставил депутатов Госдумы подготовить несколько суровых законопроектов. Хорошо, что они не успели их принять окончательно. Короче, свёл с ума всю Россию.
Потом, конечно, всё утряслось, депутаты, освободившись от чужого влияния, одумались. Правда, два десятка новых тюрем и исправительных лагерей продолжали строиться. Фонды на них были уже выделены несколькими банками и выцарапать деньги обратно не представлялось возможным.
Витя поселился у Дарофеева, который стал постепенно вправлять ему мозги. Корень пристально следил за этим процессом, навещая Игоря Сергеевича, усыпляя его подозрительность.
С самого начала Николай Андреевич положил глаз на хумского гения. Мафиози понимал, что если способности пацана направить в необходимое русло – ему не будет цены. Да и Корень сможет, благодаря ему, настолько увеличить своё влияние, что сможет стать единоличным теневым властителем России и окрестностей.
- Предыдущая
- 3/78
- Следующая
