Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия Витальевна - Страница 57
- Предыдущая
- 57/67
- Следующая
– Ты зачем посудой раскидываешься?
– А зачем ты баки с водой где попало ставишь?!
– Я где попало не ставлю, а в определенном месте, – пробурчал дед и пошел искать свою рюмку. – А ты что, об него споткнулась, что ли?
– Я об него чуть все ноги не переломала!!!
– Не понимаю, как можно было его не заметить. Это же бак с водой, а не какая-нибудь лейка.
Не став спорить с дедом, я зашла в дом, посмотрела на спящего Жана и, не вынимая ружья из рук, села на пол и завыла белугой. Ничего не понимающий дед протянул мне носовой платок и, видя, что он не вызывает у меня никаких ассоциаций, сам принялся вытирать мои слезы.
– Ты что ревешь-то? Что случилось? Машина не заводится?
– Да стала бы я реветь так из-за того, что машина не заводится, – немного успокоилась я. – Там Валю убили!
– Как убили?
– Как людей убивают?
– И как людей убивают???
– Заточку в грудь воткнули!
– Ты сама видела?
– Видела!
– Свят, свят, что делается, – испугался не меньше моего дед. – А кто?
– Что, кто?
– Кто ее убил-то? – Дед понял, что задал глупый вопрос, и стал нервно покусывать губы.
– Не знаю, но догадываюсь.
– Это я виноват.
– А ты-то тут при чем?
– При том, что Валю из-за меня убили.
– С чего ты взял?
– С того, что я этого француза спер и у нее неприятности начались. Если бы я француза не крал, то ничего бы такого не было! Я украл, а ей за это досталось. Они ее за француза грохнули! Вот ведь гады! Такую женщину не пожалели! Чтоб у них руки отсохли! И зачем она связалась с этим Владом? Ключи им от своей дачи давала. Вот они на ней балаган-то и развели. Я ей всегда говорил, что эта связь ее до добра не доведет.
– Ты ее об этом предупреждал?
– Постоянно, – заверил меня Матвей.
– Что ж она тебя не слушала?
– А она вечно мне говорила, мол, Матвей, не лезь. Сама разберусь. Приводила пример, что у многих казанцев семьи есть, дети. Так я и пытался ей доказать, что семьи – это семьи, а у нее этого статуса нет. Она ведь старше этого Влада в два раза. В матери ему годится, а не в любовницы. Но ведь сейчас так модно. Она мне сама об этом говорила. Да, я видел, как он к ней относится. Разве так к женщине относиться можно? Разве это нормально? Он и крикнуть на нее мог, и ударить.
Я уже не слышала то, что говорил дед. Я по-прежнему пребывала в том ужасе, который увидела. Я вспоминала Валины глаза… Глаза, в которых читался страх и настоящая паника. У нее был такой страх в глазах, словно она не ожидала увидеть того, кого увидела. Она увидела кого-то с заточкой и поняла, что это конец. Все произошло так быстро, что она не успела даже встать с кресла и оказать хоть какое-то сопротивление. Это мгновенная смерть. Тут не может быть никаких сомнений. Валя умерла быстрой смертью. Странно, что ее не пытали, не спрашивали обо мне, о моем местонахождении. Это больше чем странно. А валявшийся на полу телефон… Он был отключен. Видимо, Валентина села в кресло и куда-то позвонила. Сделав звонок, она вновь отключила мобильный и выкурила сигарету. После того, как она выкурила сигарету, ее и убили. Словно ей дали исполнить последнее желание. Когда у тех, кто должен умереть, спрашивают их последнее желание перед смертью, они всегда говорят о том, что хотят выкурить сигарету. Только по Валентине не скажешь, что когда она курила сигарету, то знала, что это была ее последняя сигарета. Видимо, тот, кто хотел ее убить, спрятался в доме, не стал нарушать калейдоскоп ее удовольствий и подождал, пока она выкурит сигарету. Тот, кто убил Валентину, до сих пор не знает, что я нахожусь в соседнем доме, иначе бы он уже был здесь. Значит, она ничего и никому не рассказала по телефону. Она свято верила в то, что получит половину своих драгоценностей и купит себе новую жизнь. Она все делала на доверии.
– Тома, а что теперь будет-то? – наконец услышала я голос деда.
– Мне с Жаном нужно как-то отсюда уехать, а ты позвонишь в милицию. Скажешь, что увидел Валину машину, решил зайти к ней в гости и наткнулся на подобную картинку.
– А может, кто-нибудь другой позвонит в милицию?
– А тебе тяжело, что ли?
– Боязно мне.
– Что значит – боязно?
– Боюсь я Валюшу мертвой увидеть.
– Тоже мне, неженка нашелся. И долго она так с заточкой сидеть будет? Пусть ее найдут, родственникам сообщат и похоронят по-человечески.
Сев рядом с Жаном, я потрогала его лоб и, глотая слезы, произнесла:
– У тебя телефон есть?
– Вон, в коридоре стоит.
– Дай мне визитку Марата.
Дед протянул мне визитку, я села на стул и, собравшись с силами, набрала мобильный телефон Марата. Вспомнив о том, что Тимур говорил, что его телефон недоступен, я приготовилась к самому худшему, но, к моему удивлению, в телефоне послышался гудок, после которого Марат сразу снял трубку, словно ждал чьего-то звонка.
– Да, слушаю.
– Это добрый волшебник по имени Марат? – Я старалась говорить медленно и тихо, чтобы не было слышно, что я плачу.
– Тома, ты? – Он узнал меня сразу. Мне даже не пришлось представляться.
– Я.
– Куда ты подевалась?! Я тут сижу у Тимура уже черт-те сколько времени, а тебя все нет и нет! На улице уже темнеть начинает! Лейсан за тебя волнуется. Все глаза выплакала. Ты сказала, что скоро придешь, а ушла до самого вечера! Тут от меня уже всем влетело за то, что они смогли тебя отпустить!!!
– Не кричи на меня.
– Извини. – Голос Марата стал более спокойным.
– И не разговаривай со мной, как с ребенком. Как будто, чтобы куда-то пойти, мне отпрашиваться надо. И что значит задержалась до вечера? Сколько нужно, столько и задержалась. Так сложились обстоятельства.
– Где ты?
– Ты можешь за мной приехать?
– Конечно, могу, – спешно ответил Марат.
– Но ведь ты даже не поинтересовался куда.
– Какая разница куда. Говори, и я подъеду.
– Но я не в Казани.
– А где? – недоумевал Марат и не скрывал того, что он сильно нервничает.
– Я за Казанью. Далеко ехать.
– Как ты туда попала?
– Потом расскажу. Так ты приедешь?
– Конечно, приеду. Мне нет разницы, куда за тобой ехать.
– Точно. Я забыла, что ты добрый волшебник.
– Только ты обещай, что ты будешь меня ждать и никуда не сбежишь.
– А мне уже бежать некуда. Куда бы я ни бежала, это будет бег по замкнутому кругу.
– Ты на меня не злись. Я и сам не знал, что жена заявится. Там она наговорила лишнего, – в голосе Марата послышалось сожаление. – Ерунда получилась.
– Ничего страшного. Я уже привыкла.
– К чему? – не понял меня Марат.
– К тому, что у всех мужиков есть жены и постоянно получается ерунда.
– Ладно, я тебе потом все объясню. Говори адрес.
Я передала трубку деду и произнесла на одном дыхании:
– Дед, назови свой адрес.
Как только дед принялся говорить с Маратом, я вновь вернулась к мирно посапывающему Жану и села на краешек дивана, став нежно гладить его по волосам.
– Жан, – шепотом начала я говорить со своим любимым. – Я тебе изменила с незнакомым мужчиной. Ты знаешь, что это значит? Это значит, что я перестала о тебе мечтать. Я долгое время о тебе мечтала, а после тех слез в отеле, которые ты проигнорировал и дал мне понять, что ты останешься со своей семьей, я поняла, что мои мечты – это всего лишь иллюзии, и я перестала о тебе мечтать. Знаешь, а мне очень жаль, что у меня больше нет мечты. Ты никогда не будешь со мной, и нас никогда не свяжет общий ребенок. Хотя… Знаешь, я бы могла от тебя родить, но мне страшно… Какая в нем будет кровь? Французская? А вдруг он будет бредить Парижем и, когда вырастет, уедет к тебе, оставив меня одну?! Знаешь, а ведь это так страшно. Сначала тебя покидает любимый мужчина, а затем ребенок, которого ты любишь больше всего на свете. Мне бы хотелось, чтобы он полюбил Казань так же, как люблю ее я. Но он ее никогда не полюбит, потому что в нем твои гены. Он будет любить только Париж. Я боюсь такой судьбы. Жан, честное слово, я ее боюсь. Я рожу ребенка, чтобы у меня осталась частица тебя, чтобы он всегда напоминал мне о тебе, чтобы у меня была память. Память о том, кого я так сильно любила и о ком я так сильно мечтала. А когда твой ребенок уедет в Париж, у меня не останется даже памяти. У меня вообще ничего не останется. Только жуткое одиночество. Жан, я боюсь одиночества, потому что хорошо, не понаслышке, знаю, что это такое. Бессонные ночи, слезы в подушку, сердечные капли, вой одинокой волчицы в пустой квартире, боль от того, что кто-то счастлив и у кого-то нет никаких проблем в личной жизни. Когда ты один, тебе тяжело встречаться со счастливыми парами. Тебе мучительно наблюдать за их счастьем. Это испытание на прочность, но самое страшное то, что это испытание вызывает комплекс неполноценности. Это страшно, Жан. Господи, как же это страшно. Я была одинока, пока не встретила тебя. Знаешь, а ведь мне иногда снился наш ребенок. Как он улетает в Париж и как я начинаю ненавидеть этот Париж. Даже если бы ты его не признал, отказал в своей поддержке и не помог там устроиться, он бы все равно улетел в Париж. И я бы никогда не смогла его остановить.
- Предыдущая
- 57/67
- Следующая
