Операция «У Лукоморья…» - Шелонин Олег Александрович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/50
- Следующая
– Мой подзащитный, конечно, гад порядочный…
– Я хотела бы уточнить,– перебила адвоката Левая,– он кто? Гад или порядочный?
– Принимается,– важно кивнула Центральная,– прошу защиту быть точнее в формулировках.
– Хорошо, насчет порядочного я погорячилась. Гад он. А ежели кому захочется его оправдать – не советую. Лично морду набью…
Речь защитника утонула в бурных аплодисментах. В овациях не принимали участие лишь подсудимый и Баба Яга. У одного руки были связаны, у другой заняты вязанием.
– Положись на меня,– громогласно прошептала Центральная на ухо адвокату.– Все будет в ажуре. Но приличия, сама понимаешь, блюсти надо.– И, перейдя на нормальную речь, добавила: – Попрошу защиту привести аргументы в защиту подсудимого.
– Нету у меня аргументов.
– Ну тогда факты какие-нибудь, улики…
– Нет у меня ни фактов, ни улик! – отрезала Правая.– Да какие вам еще улики нужны? Вы на его харю раскормленную посмотрите… как двинула б щас…
Из-за камня высунулись не менее мрачные, чем у адвоката, физиономии Чебурашки и Гены.
– Отвали, это наша добыча! Вот катану доточим… – Чебурашка потряс висящим плетью мечом.
– А у меня есть! И аргументы, и факты,– прорычала Левая.– А главное, улика. Вот она!!! – Прокурор ткнула мордой в перевернутое ведро и ахнула:– Кто яйцо спер?!!
– Ой! – заволновалась Правая.– А доказательства где?
Из-за камня выполз Чебурашка, волоча за собой катану и Гену, пытающегося удержать друга, схватившись за другой конец меча.
– Есть у нас доказательства,– сердито сказал он, потрясая золотым яйцом.
– Ты? – поразилась Левая.– Правая рука папы посада Василисы Прекрасной? Зачем?!!
– Для сохранности,– шмыгнул носом Чебурашка.– Во избежание…
Чебурашка развернулся и вновь скрылся за камнем, таща за собой катану с Геной на прицепе. Оттуда опять послышались характерные звуки:
«Вжик… вжик… вжик…»
– Вообще-то эта улика косвенная! – вновь подала голос Яга.– Насколько мне известно, Соловей ее и пальцем не касался. Следовательно, улика косвенная.
– А это уж как суд решит, прямая она или косвенная,– огрызнулась Правая.
– Кончай базар! – свернула дебаты Центральная.– Суд удаляется на совещание.
Дохлебав у кого что осталось в ведрах, головы качнулись к хвосту решать участь Соловья-разбойника. Вслед им неслись рекомендации «зала».
– Через сожжение, слышь, Горыныч? Через сожжение! – Кастрюлька с Саламандрой раскалилась добела.
– Не слушай ее! Все надо по-русски делать! Чик – и голова с плеч! – несся из-за камня нестройный хор голосов.
– Неправда ваша! – кукарекал воевода.– По-нашему, так каменьями его побить… ну разве что еще зенки поганые выклевать!
– На фиг надо! – отмела рекомендации Левая.– Сожрем, и все дела.
– Угу,– согласилась Правая.
– Делим на троих,– вынесла свой вердикт Центральная.
В данном вопросе суд проявил редкое единодушие.
– Встать, суд идет! – проревела Центральная.
Из-за камня появились домовые с извивающейся катаной. Похоже, меч начал трезветь и уже лопотал что-то насчет самурайской чести, потери лица и даже попытался сделать себе хара-кири, вырвавшись из рук Гены. Попытка была неудачной, так как острее после заточки он почему-то не стал. Чебурашка, настроенный на редкость агрессивно, поймал второй конец и опоясался кладенцом, завязав концы бантиком на талии. Все, кто не стоял, встали. Илья, решив, что пора вмешаться, тоже не поленился подняться со своего смертного одра.
– Огласите приговор, пожалуйста,– любезно попросила Правая Центральную.
Центральная откашлялась:
– Тщательно рассмотрев дело, взвесив все «за» и «против», суд приговорил Соловья-разбойника к смертной казни путем расчленения на три равные части с последующим съедением.– Центральная облизнулась.– Освободить подсудимому рот. Пусть говорит последнее слово. Мы ж не звери какие… все по совести, по закону…
Глаза Соловья-разбойника, готовые выскочить из орбит, лихорадочно метались по «залу» в поисках спасения, пока не остановились на капитане.
– Папа!!! Спасай, наших жрут! Я ж свой в доску! По сыску я теперь!
– Апелляцию еще не поздно подать? – полюбопытствовал Илья.
– Ура!!! – дружно завопил «зал». И началось что-то невообразимое. Кто кинулся обнимать и целовать любимого «папу», кто прыгал и орал от восторга. Избушка, напуганная бурными эмоциями и дрожанием земли (Горыныч прыгал выше всех), торопливо спряталась за дубом.
– Папа жил, папа жив, папа будет жить! – скандировали головы.
– Папа – наш рулевой! – Рубаха капитана набухла от пьяных слез умиления домовых.
– Папа – ум, честь и совесть нашего царства! – надрывал свою петушиную глотку Никита Авдеевич с головы Соловья-разбойника, подкрепляя каждое слово ударом крепкого клюва по лбу воеводы разбойного приказа. Как его занесло на патлатую голову коротышки, он от радости и сам не помнил.
– Объявляю амнистию. Возражения есть?
– Нет!!! – Его паства была согласна на все.
Илья поднял «орудие преступления» и обомлел. Видел он чудеса ювелирной техники, но такого… Ажурная конструкция золотого яйца поражала воображение. В узлах соединений золотых волокон сверкали крошечные бриллианты. Внутри, глубже, просвечивал второй слой, пересыпанный изумрудами. Дальше шел третий, уже едва различимый, поблескивающий голубыми самоцветами. И всю эту конструкцию пронизывала тонкая стальная игла, увенчанная на конце кроваво-красной капелькой рубина.
– Фаберже бы от зависти удавился,– прошептал потрясенный Илья, бережно пряча смерть Кощея в карман штанов.
– Папа, позволь за твое здоровье… – Головы мирового судьи тыркались в ведра в поисках хмельного, но тщетно. Тара была пуста.
– Нам же в посад надо,– засуетилась вдруг Центральная,– солнце вот-вот сядет.
– В посад!!! – воодушевленно заголосила поляна.
Подготовка к обратной дороге много времени не заняла. Избушке строго-настрого приказали держать дверь на засове до утра, дабы Мурзик не сбежал, и «папино воинство» гурьбой полезло на Горыныча. Яга предпочла лететь в своей ступе, усадив рядом Гену.
– Кормчим будешь,– распорядилась ведьма, подавая ему метлу.
– И ты с нами? – обрадовался Илья.
– Мой долг быть рядом со смертью Кощея,– невозмутимо пояснила ведьма.– А долг для меня превыше всего.
Ступа взмыла в воздух и понеслась в сторону посада. Следом устремился Горыныч, унося на спине горланящую во всю глотку компанию:
Избушка долго смотрела вслед суматошным гостям, утащившим с собой ее хозяев. Впервые за триста лет она осталась одна. Мурзика, дрыхнущего на постели Яги, она пока в расчет не принимала. Солнце бросало последние лучи поверх стройных сосен. Избушка вздохнула, выпустив из трубы клубок дыма, доковыляла до разбитого сундука, стоящего под дубом, села на него и стала терпеливо ждать возвращения хозяев.
– Поспели,– облегченно прорычала Василиса, глядя на заходящего на посадку Горыныча. Розовая полоска заката стремительно темнела. Вслед за Горынычем на бреющем полете над поляной пронеслась перегруженная ступа.
– Ну, Ванюша, не подкачай, весь посад за тебя молится,– мяукнула рысь.
– На Ваню надейся… – задумчиво протянула Василиса, не отрывая глаз от исчезающего в сумерках посада,– а сам…
– Что «сам»? – подался вперед Вакула. Пепельно-серая шерсть на загривке вздыбилась.
– А сам к драке готовься! – Василиса строго посмотрела на своих подданных.– Хватит за спиной Ивана отсиживаться. Этой ночью, я так думаю, сам Кощей в посад наведается. Хитер и злобен воздыхатель мой. Силой Ванюшу не смог взять, теперь наверняка хитростью попытается. Ужом, змеей подколодной в посад просачиваться будет. Он мастер на себя личины накидывать. В этом деле его разве что Баба Яга одолеть сможет.
- Предыдущая
- 43/50
- Следующая
