Романтики и реалисты - Щербакова Галина Николаевна - Страница 25
- Предыдущая
- 25/77
- Следующая
– Им тоже жить надо. Молодые! И то хочется, и другое, а мне рубль ничего не стоит переплатить.
Ася подумала: у нее вот так не получается. Ей стыдно переплачивать. Она просто провалилась бы сквозь землю, предлагая за чулки лишний рубль. Не умеет – и все тут. И уже понимает, что не доблесть это. Большинство-то ведь умеют. У такого способа торговли появились даже свои теоретики. Дефицит, наценка за услугу – как определенная форма обслуживания.
А Зоя напялила розовую кофточку с ромашкой на левой стороне груди – последний писк моды, – подбоченилась и высказалась:
– Все-таки в Москве кое-что можно купить… Я раз в очереди постою, померзну, зато потом буду в тепле и красоте. Это вы тут в любой момент можете что-то купить, а мне этот семинар Бог послал. И никто сейчас ради Третьяковки сюда не едет. Купи репродукции и смотри. А кофточку надо иметь живую.
Ася увидела: девчонкам высказывание не понравилось. Одна, маленькая, простуженная («За голубым мохером стояла»), так и сказала:
– Ты из нас хабалок не делай. При чем тут Третьяковка? Я, например, два раза туда ходила. И в третий раз пойду. – А потом Асе, печально: – Времени мало. Поручений столько надавали.
И будто перевернули пластинку. Стали жаловаться, сколько не успели, не сумели увидеть. Как приходилось выбирать, куда ехать, в «Пассаж» или Останкинский музей. Думаете, просто?
– Это вам тут хорошо, на месте. Сегодня – «Пассаж», завтра – музей. А если есть только сегодня, тогда что?
– Приедешь с пустыми руками – засмеют. Поручения не выполнишь – в другой раз не пошлют.
– А потом – возвращаешься и думаешь: дура я, дура. Что я в Москве видела?
Девчонки поскучнели, растравили себя. Ася стала утешать: не переживайте, еще приедете, и не раз. Молодые. Все впереди.
– Жить бы здесь, – сказала простуженная.
Выяснилось, эту тему между собой прокатывали. Кто-то даже сбежал с семинара – выписать адреса организаций, где принимают иногородних.
– Всюду черная работа, – сказала Зоя. – Что я – чокнутая, на стройку идти или в дворники?
– Плевки подметать – это идею иметь надо!
Ася встрепенулась. Кто там говорит об идее? Какая идея имеется в виду?
Все оказалось просто. Речь шла о Любе Полехиной, которая играла в фильме «Дочки-матери».
– Но путь через черную работу – это путь или не путь? – допытывалась Ася.
– Если точно знать, чего добиваешься… а – Если гарантия…
– Ради кино, конечно, можно и помучиться…
Но вдохновляющей сверхидеи, как у Любы Полехиной, ни у кого из присутствующих не оказалось.
Ночью, когда Зоя уже спала, Ася записала весь разговор. Многолетняя привычка, выработанная еще с тех времен, когда газета казалась ступенькой к чему-то большему. Факультетские иллюзии, что итогом жизни должна быть книга. Теперь, честно говоря, она в этом не уверена. Но блокноты тем не менее остались – как привычка. Кончается год, и «выжимки» из них она переписывает в общую тетрадь. Интересные получаются странички. Рядом в блокноте появились записи о герое и убийце – одногодках, чем-то даже похожих парнишках. Один кинулся спасать машину, другой порешил отца. Биографии у обоих в самом общем, как под копирку – школа, армия, ранняя женитьба. Мамы обе еще молодые, где-то около сорока. Транзисторы, телевизоры, мечты о мотоцикле…
Если хочешь что-то объяснить другим, прежде объясни себе. В этих общих тетрадях Ася много лет сдает экзамен на право объяснять. Иногда там три, четыре варианта объяснений, а экзамена у себя она так и не принимает.
Вот и сейчас.
Девочки… Пьют водку, курят. Когда на шее пионерский галстук, это зрелище шокирует особенно. А без галстука? Это взбрыкнула во мне дурная педагогика: «А еще октябренок!», «А еще пионер», «Комсомольский значок нацепил…». Это похоже на магазинную перебранку: – «А еще в шляпе», «А еще в очках». Аксессуары есть только аксессуары. И ничего они не прибавляют и не убавляют. Дело не в том, что в галстуках… Дело не в том, что они пили – они ведь, бегаючи по магазинам, замерзли, бедняжки. Дело в заурядности факта: пьют, потому что «принято». Умеют. А вот вопрос, что главнее – тряпки или музеи, – еще не решен. Наша проклятая бесконечная нехватка! Будь у нас эти тряпки, ведь не было бы вопроса! (Безнравственность – как результат бесхозяйственности?) Были бы у них другие интересы? Наверное. К чему фантазировать, если нет у них ясности в вопросе «вещного» и ««духовного»? Что же просигналят они пионерским горном? Где выбросили кофточки? Люба Полехина – пример в споре Полехина и Ломоносов? Один пешком из Архангельска, другая – через черную работу. Обалдеть можно от такой параллели.
Один раз и я зашла в ГУМ и сразу же вышла. Ненавижу эту толпу, алчную, распаренную, все хватающую. Люди не узнают себя в зеркалах. Они и на самом деле не похожи на тех, какими были, когда вышли из дома. Толпа, именуемая очередью, лепит из тысячи индивидуальных одно-единое лицо. А когда ты потерял свое лицо, когда ты – это не ты, разве важно, как ты начинаешь выглядеть, как двигаться, как вести себя, как говорить? Ненавижу толпу? Но она ведь из этих девчонок! Но я на самом деле ненавижу. Там, в толпе, у меня не хватает никаких сил для объективности. Тут, под лампой, я смотрю на нее иначе. Даже понимаю. Какая же реакция во мне более точная? На какую можно положиться? Мания истолкований… Недоверие к непосредственному чувству. Мне кажется, или мы все этим грешим? Надо понаблюдать…
И сейчас, собираясь на работу, Ася продолжала думать о девчонках. В голове бродили отрывочные мысли из какой-то будущей, еще не написанной статьи.
«Запуталась, – подумала она. – Наплету такое, что со мной и разговаривать больше не станут. Мысль должна быть ясной. Но где ее взять, ясную мысль? Такая каша. «Я уже жила с мужчиной»! Произнесла как «я уже большая»! Если бы я у нее спросила, ну и как, она бы ответила четко и ясно».
С Зои мысль перекинулась на девочек из отдела – Калю и Олю. Длинноногие, красивые девчонки – сразу после университета. Каля считалась дарованием. Печаталась с восьмого класса. Лихая интервьюерщица. О ней говорили, что она слегка ранена фрейдизмом, но что с возрастом это пройдет и тогда она подымется до уровня Священной Коровы, а может, в манере письма и превзойдет ее. Корова лягала ее нещадно, она не любила тех, кто наступал ей на пятки. Оля была без дарования. Отец у нее – известный писатель, и этого ей пока в жизни хватает. Она была дока по части тряпок, париков, перспективных моделей, по части писательских и киношных скандалов, и это было в ней главное. Сегодня она уже знала то, что будет только послезавтра. В сущности, это ведь тоже годится для газеты не меньше, чем умение складно написать.
- Предыдущая
- 25/77
- Следующая
