Странник - Резанова Наталья Владимировна - Страница 44

– Сделай милость, скажи, что хоть у вас было без меня?

– А что было? Как всегда. В предгорье столкнулись со вспомогательным отрядом ордена, который сюда спешил. Там они и полегли. А дальше – Гернат. Убили кое-кого из тех, что ты знал. Кимона Арвенца, Грегора…

– А Халкис? Я его не видел.

– Увидишь. У северного входа в долину сухое дерево. Он там висит.

– Гернат?

– Нет. – Губы его раздвинулись, обнажив ряд ровных зубов. – Струсил в сражении, отступил. Ряды смешались. Из-за него и Герната упустили. Трусов – ненавижу! Повесил я его. И за ноги… пока глаза не лопнут. Чтоб другим неповадно было. Ты чего?

– Ничего, – пробормотал Странник, отставляя кружку с вином. В самом деле, с чего это он взял, что Вельф лучше других?

– Так. Ты принес сегодня мою печать?

– Она всегда со мной.

– Дай мне ее.

Странник медленно снял с руки ремешок, на котором висела печать, и протянул Вельфу. Сердце его сжалось в тягостном предчувствии. Вельф мгновенно взглянул на печать и обмотал ремешок вокруг запястья.

– Ты… забираешь?

– Да. Печать останется у меня.

– И каждый имеет право меня убить?

– Печать – знак разведчика и гонца, а ты им больше не будешь.

– Да уж… какой из меня теперь разведчик? Загубили вы меня вместе с королем. Почему бы сразу не приставить ко мне двух герольдов, и чтоб орали: «Вон идет Странник!»

– Как знать, может, когда-нибудь так и будет.

– Ты что же…

– То! – Вельф не дал Страннику договорить. – Хватит с меня. Предупредил я тебя вчера. Сделаешь, как я велю. Конь у тебя теперь есть, остальное я дам.

– Смысл-то какой…

– Опять за свое принимаешься? Или испугался? Что я о трусах думаю, ты знаешь.

Странник легко вскочил на ноги.

– Ну, соглашусь я, – с трудом выговорил он. – А смысла все равно никакого. Странника ты потеряешь, а рыцаря не приобретешь. Не такой я человек. Рыцарь должен любить войну, а мне от нее тошно.

– Наладился еще с лета ругать войну! Все мы ею живем – и я, и ты, и все кругом. И без войны настоящему человеку на земле делать нечего. И раз уж человек от природы не ничтожная козявка, он должен с бою добывать себе высокую долю, а ты – черт бы тебя драл! – с упорством держишься за ничтожество.

– Это смотря что считать за высокую долю.

– Снова! Скорее Саул свою лошадиную гриву острижет, чем ты, Странник, признаешься, что был неправ.

– Это верно. Он ведь собрался остричься, когда кончится война. Вот я и пойду сражаться, чтоб она быстрее кончилась. – Он шагнул наружу. Вслед ему Вельф торжествующе крикнул:

– Война не кончится никогда!

В самом начале своих странствий он видел человека, раздавленного упавшим деревом. Сейчас Странник чувствовал примерно то же, что и тот человек. За прошедшие годы он так привык к печати, что ощущал ее частью себя самого. И – все. Он самозванец, бродяга в богатом плаще. Несравненно лучше было бы, если бы Вельф относился к нему просто как к слуге. Тогда бы не пришла ему в голову дурацкая идея сделать Странника равным себе, и он оставил бы его в покое. А объяснять ему – все равно что биться головой об стену. Значит, ошибался Странник, преувеличивал свое влияние на Вельфа, а теперь расхлебывай!

Чтобы разгулять тоску, он решил спуститься к Энолу. Продрался сквозь голые кусты боярышника, на которых еще кое-где краснели сморщившиеся ягоды. От воды шло ледяное дыхание. Ниже по течению какой-то солдат мыл медный котел, натирая его песком, и негромко поругивался. Крутой соседний берег щерился жухлой травой, а за ним угрюмо вздымались горы, освещенные тусклым солнцем. Вечереет – осень… Горы, горы… по сравнению с Рыбьей Челюстью это была бы легкая прогулка… и самое время бы… но нельзя… трусость. Он будет презирать меня.

Ему захотелось увидеть весь лагерь целиком, и он повернулся, чтобы подняться на холм, где стоял еще один часовой. Услышал, как сзади трещат кусты. Поправил засунутый за пояс кинжал и обнаружил несколько спрятанных со вчерашнего вечера орехов. Бросил парочку в рот, хрустнул, сплюнул скорлупу в кулак.

– Удобно было в кустах сидеть? – оскорбительно ласковым тоном спросила Адриана.

– Ты опять была у него! – выдохнул Даниель. Снова хрустнул на зубах орех.

– Откуда в тебе столько злобы?

– Где ты злобу-то увидел? Жалости во мне нет, это верно…

– Правду говоришь! Правду!

– Была раньше, да вышла. И успокойся. Не младенец, да и я не нянька.

– И когда мое терпение кончится…

– …и ты нарвешься на мой нож…

– И я добьюсь, что ты перестанешь…

– …слушать тебя…

– Бог тебя накажет!

– Только не за тебя. Сомневаюсь, чтоб он стал беспокоиться из-за такой мелочи.

– Ведь я же тебе ничего плохого не сделал… – голос его дрогнул. – За что ты меня так ненавидишь?

Адриана швырнула ореховую скорлупу так, что она едва не угодила Даниелю в лицо.

– Слишком много о себе мнишь. Мою ненависть надо еще заслужить.

Раймунд брел, задумавшись, пока не услышал окрик часового. Тогда повернул назад. Уже совсем смеркалось. Сквозь редкие кусты светили пятна костров. Пробирал холод, и народ теснился поближе к огню. Он шел на свет, когда рядом в темноте кто-то отчетливо сказал:

– И если ты еще, падаль, будешь здесь шататься – все. Зарежу. – И тут же, тем же голосом: – Эй, Раймунд!

– Добрый вечер, Странник. – Он удивился, что не узнал его сразу. Но за все время никто никогда не слышал от Странника ни единого грубого слова, и представить себе, что он может говорить так… За спиной Странника стоял Арнсбат, победитель Лотара. Раймунду показалось, что губы его закушены, а в глазах – слезы.

– А я тебя со вчерашнего вечера ищу. Никто, понимаешь, не может ничего толком объяснить. Ты еще здесь? – Странник обернулся к Даниелю.

– Я…

– Пошел вон, сказали!

– Я уйду, уйду… Не сердись, прошу тебя… – Он как-то странно согнулся и отступил назад. А Странник приятнейшим голосом:

– Мой сеньор только ругается. У других, знаешь сам, лучше не спрашивать. Не к королю же мне идти, что было бы совсем непристойно!

– Если подумать, Аскелу есть из-за чего ругаться. Он настаивал на немедленном наступлении. Другие, по разным причинам, предлагали встретить врага здесь.