Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/66
• Следующая

– Может, импотент? – округлила глаза Тамара. – Нормальным мужикам никакой мороз не помеха.

– Сама ты импотент, – обиделась за боярина Юля. – Просто стеснительный.

– Знаем мы этих стеснительных, – ухмыльнулась Зина. – При здешних-то нравах и его обличье – наверняка половину девок вокруг своей усадьбы обрюхатил.

– Вам-то что?

Зина обняла Тамару за плечи, прикрыла глаза и жа-алобным голоском запела:

Инга, не удержавшись, присоеденила и своей могучий голос к общему хору:

За стеной послышался грохот, и спустя минуту на кухню, прихрамывая, вошел Картышев:

– Инга, милая, мне очень нравится, как ты поешь. Но только ты в следующий раз предупреждай, ладно… О, Юля? Откуда?

– Ага! – довольно зарычала спортсменка, – избавиться от меня хотели?

– Да нет, – пожал плечами Игорь, – просто думали, ты там раненая лежишь, лечишься. Юшкин-то после сражения в Бору застрял, пострадавших выхаживать.

– Видела я вашего Юшкина… Всего один раз. Кору мне на ногу намотал, и общий привет.

– Как же ты сюда добралась?

– Да этот, рыжий боярин довез.

– Ну и как он? – улыбнулся Картышев.

– Да пошли вы все! – во весь голос закричала лучница.

Но тут хлопнула входная дверь, и она замолчала.

Вошел боярин Варлам в уже влажном доспехе:

– Случилось чего? Я крики слышал…

– Я молоток на ногу уронил, – тут же признался Игорь.

– Слушай, боярин, – указал сын Евдокима Батова на окно, – а что это за причуда такая?

За то время, пока поместное ополчение бродило по окрестным рекам, Александр Качин успел не только поставить стекловарню, но и сделать несколько пробных плавок. И первые маленькие – в две ладони, стеклышки были, естественно, вставлены в окна кауштинских домов.

– Стекло, оконное, – с готовностью пояснил Игорь. – Мы его трубкой выдуваем, а потом аккуратненько к рамке прилепляем и обрезает по краям. Оно под действием поверхностного натяжения выпрямляется и застывает. Получается прозрачное стекло. Правда, маленькое. Большие мы тоже делали. Для этого стеклянный пузырь разрезать надо, и на верстаке раскатать. Но ровного листа пока никак не получается – верстак неровный, от скалки полосы. Рябит, в общем, не видно сквозь него ничего. Одни силуэты. Но свет хорошо пропускает. Мы пока в баню два поставили.

– Дорогое, наверное? – поинтересовался боярин.

– Ну, терпимо, думаю, – осторожно ответил Картышев. – Сговоримся, коли нужно.

– Я отцу скажу… – Боярин Варлам наклонился и сквозь стекло выглянул на улицу. – Диковинно как-то.

– Слушайте, мужики, – повысила голос Зина. – Коли вам о делах поболтать хочется, идите в мастерские. А мы тут шашлыки замачиваем, да и о своем, бабьем хотим поговорить. Топайте.

Ночевать боярина разместили в одном из новых домов – новгородские плотники, прежде чем начинать строительство, поставили два дома для себя – не в поле же им ночевать? Выполнив подряд, ушили назад, а дома остались. Одноклубники все собирались частично переселиться в них, что бы не так тесно было – но постоянно откладывали. Вот боярин Варлам первым новоселом и оказался.

Правда, одноклубники пытались, отправить вместе с ним и Юлю, якобы одну из свободных комнат занять – но от такой наглой прямолинейности она отказалась наотрез.

Поутру боярина разбудил громкий стук. Воин, по старой походной привычке сразу схватившийся за саблю, спустился с полатей, отворил. Внутрь заглянул встревоженный Картышев:

– Слушай, ты это… Ну, в общем, ты один?

– Ну, да, – не очень понял смысла вопроса сын Евдокима Батова.

– Инги у тебя нет?

– Ты в чем меня винишь, боярин? – повысил голос ратник.

– Черт! Да пропала она, понимаешь… Нет нигде в доме. Ни во дворе, мастерские уже осмотрели. Лучше бы она к тебе прибежала…

– Не может такого быть, чтобы зимой человек пропал, – замотал головой боярин Варлам. – Снег же кругом, следы.

– Да, точно, следы, – встрепенулся Игорь. – Следы должны быть!

Картышев кинулся бежать. Боярин Батов, чуя беду, начал торопливо одеваться. Облачившись в полный доспех, он сходил на двор иноземцев, оседлал коня, вышел на улицу. Солнце уже успело выбраться из-за горизонта, но на небо наползла какая-то пелена, и свет получался не слепящим, спокойным. Вокруг поселка бродили люди, внимательно вглядываясь в наст. Воин поднялся в седло, подъехал туда, нашел Картышева:

– Ну как, боярин Игорь, нашли следы?

– Ничего, – в отчаянии замотал головой тот.

– Значит, по торной дороге куда-то ушла. Куда у вас пути от ворот ведут?

– Одна в лес, мы туда за дровами ездим, а вторая в сторону Замежья.

– Давай так, боярин. Ты со своими другами сторону леса проверь, а я по тракту на Замежье поскачу. Я верховой, мне проще.

– Хорошо, – кивнул Игорь. – Спасибо тебе, боярин!

Воин кивнул и, хлопнув ладонью по крупу коня, помчался вперед. Увы, промчавшись около версты, он обнаружил в одном месте наметенный поперек дороги сугроб, и никаких следов на этом сугробе не имелось. Витязь потоптался на месте, покрутил головой, удивляясь неведомо откуда примерещившемуся смешку, потом повернул назад.

Ходившие в лес мужчины тоже вернулись, не обнаружив ничего.

– Собак бы спустить, – предложил боярин. – У вас нет?

– Не завели еще, – покачал головой Игорь.

– Я могу у отца свору взять, но раньше завтрашнего дня привезти не смогу…

Однако к вечеру, окончательно уничтожая всякую надежду на обнаружение пропавшей девушки, с неба посыпались крупные хлопья снега.

Озорно поглядывая на Юлю, допела Инга – но спортсменка сделала вид, что ничего не поняла. Хотя уши у нее явно порозовели: при мощном голосе выпускницы Гнесинки, боярин в стоящем неподалеку доме наверняка слышал все частушки от первого до последнего слова, и вполне мог догадаться, откуда вдруг всплыла такая тема в вечерних напевах.

Певица вышла в сени, выбрала самый большой тулуп, большую лохматую шапку, надела валенки и вышла во двор. Потом через калитку выбралась наружу и решительно зашагала при бледном лунном свете по дороге на Замежье. Примерно через версту она свернула в заросли и, проваливаясь в снег едва ли не до бедер, стала пробираться через лес. Идти оказалось неожиданно трудно – тут мало было просто передвигать ногами. Ради каждого шага требовалось пробить в слежавшемся насте небольшую расселину, протиснуть ногу в нее, подтянуть, придерживая валенок, оставшуюся позади ногу, и точно так же пробить ее вперед. В результате за два часа постоянных стараний певица смогла преодолеть от силы полверсты, взмокла, устала, как кузнец-молотобоец и уже просто не стояла на ногах. Кое-как ей удалось добраться до высокой раскидистой ели, забраться под нижние, лежащие на снегу лапы и там, в естественной пещерке, она завернулась в тулуп и крепко заснула.

Проснулась Инга только к середине следующего дня. Она долго лежала, хлопая глазами и не в силах понять, где очутилась, потом выбралась из-под ели, огляделась. Вокруг стоял девственный заснеженный лес – огромные вековые ели, сосны, несколько неведомо как затесавшихся в середину глухого бора березок. Куда идти – незнамо, где находится – неведомо, что делать – непонятно. Девушка уселась в снег и бессильно, без слез, завыла.

– Сидиш-ш-шь – зашелестел покатившийся по насту снег. – Не спишь-ш-ш-шь…

• Предыдущая
• 44/66
• Следующая