Запретное прикосновение - Такер Шелли - Страница 20

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая

Неутомимый Невин состроил понимающую гримасу и готов был уже отпустить новую шутку, не супруга вовремя перебила его, пожелав всяческих благ молодым господам.

Ройс подал руку Кьяре, и они покинули столовую, причем у девушки не было даже сил, чтобы пожелать новым знакомцам доброй ночи, и она только кивнула.

Теперь в их комнате, как заметила Кьяра, у самой двери горел факел, а возле кровати стояла маленькая жаровня. От пламени по стенам и глиняному полу пробегали причудливые тени.

Опустившись в изнеможении на тюфяк и обхватив колени руками, девушка молча следила за их игрой. Немыслимо хотелось спать, но мешала скованность во всем теле. Может, из-за ужасной еды? Или ее доконал их добрый подвыпивши» сотрапезник?

Ройс тем временем приготовил себе постель, положив на пол дополнительное одеяло, которое он выпросил у хозяина, и уселся спиной к двери, затачивая меч на оселке.

Звук, рождавшийся от соприкосновения металла с камнем, отнюдь не способствовал успокоению разгулявшихся нервов Кьяры.

— Вам обязательно сейчас этим заниматься? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

— Да, — ответил Ройс, не вдаваясь в подробности, чем вызвал у нее еще большее раздражение.

Это короткое словечко было чуть ли не единственным, что он изрек после того, как они вернулись с ужина. Кьяру не оставляло чувство, что он то ли обижен на что-то, то ли просто злится. Что опять она сделала не так? Ох, как тяжело с этим человеком! Скорее бы уж он доставил ее к Дамону и навсегда исчез из ее жизни! Нет, она не сможет спать этой ночью! Разве можно уснуть, когда нервы так напряжены? Не говоря уж о том, что впервые в жизни она очутилась в таких условиях. Да еще с мужчиной! Зачем отец поставил ее в подобное положение? Пожалуй, она предпочла бы ехать в одном из свадебных кортежей! Пускай даже ее похитят или убьют! Только бы не торчать в этой жуткой дыре, да еще с таким отвратительным спутником.

Кроме того, она не привыкла спать в верхней одежде. Но спать-то ведь все-таки хочется. Еще как!

Кьяра провела руками по подолу платья, потом решительно стала расплетать косу. Вскоре распущенные волосы укрыли ей лицо и плечи, ниспадая почти до пояса.

Что дальше? Сквозь завесу волос она бросила взгляд на Ройса. Какое у него напряженное лицо!

Зачем столько сил вкладывать в то, чтобы заточить меч? Странные они, эти мужчины. Впрочем, хорошо, что он занимается своим делом с таким усердием: все лучше, чем осуждать и поучать ее.

Возможно, Ройс просто не в состоянии забыть то, о чем рассказали Невин с женой. О жестоко-стях, творимых на восточных землях Шалона. Она тоже не может не думать об этом. И об их несчастном изуродованном внуке. Но какая сила духа! Как безропотно принимают они удары судьбы! До этого дня Кьяра немало слышала о том, как безжалостны воины, вторгшиеся из Тюрингии. Однако тогда речь шла о жертвах вообще. Безымянных. Но только что она увидела их воочию, узнала имена: Невин, Ориель, Валлис, Уоррен.

Все они — ее подданные. Безвинные люди, пострадавшие от руки этого чудовища, принца Дамо-на. Она отдана ему в жены и едет в Тюрингию, чтобы окончательно остановить его зверства.

Необычно и горько, что именно ей суждено стать спасителем отечества, но она должна, обязана исполнить свой долг, чем бы это ни обернулось для нее самой. Ради того бедного ребенка, чью головку Кьяра гладила час назад. Ради его сестры. Ради их бабушки и дедушки. В память об их загубленных родителях.

От встречи и знакомства с этими простыми людьми у Кьяры осталось странное впечатление. Ее смущало и удивляло то, как быстро умели они переходить от страшных рассказов о войне к легким непристойным шуткам, в которых она видела так же мало смысла и необходимости, как и в постоянном недовольстве Ройса.

С этими мыслями она прилегла на тюфяк, ибо сидеть уже не было сил, свернулась калачиком, накрылась плотным плащом, а поверх него одеялом. Но все равно согреться не могла. Ночной холод был могущественнее тепла, исходившего от небольшой жаровни.

Слава Богу, Ройс перестал наконец точить меч, и в комнате установилась тишина. Кьяра прикрыла веки.

Из дремоты ее вывел негромкий голос Ройса:

— Почему вы оказали столько внимания этому мальчику, Кьяра?

Вздрогнув, она открыла глаза. Отчего он не спит? О чем спрашивает? Ах да, о том несчастном ребенке.

— Разве человеку не может быть свойственна обыкновенная доброта? Жалость? — чуть охрипшим голосом ответила она.

— Конечно. Но вы так его ласкали… Уж не для того ли, чтобы доказать мне, как я был не прав, когда упрекал вас в себялюбии?

Господи, ну что за человек! Даст он ей наконец хоть немного покоя? Ей снова пришлось вспомнить о греческом алфавите, чтобы не сказать ему что-нибудь сгоряча. Ведь впереди еще долгий путь.

«Альфа, бета, гамма…» Нет, не помогает: слишком обидны его предположения. Да еще посреди ночи.

— Я ничего не собираюсь доказывать вам, милейший господин. Это ниже моего достоинства. Но хочу заметить, что я, помимо всего прочего, женщина. А женщинам присуща любовь к детям. Впрочем, вам не понять. — Кьяра распалилась не на шутку. — Вы считаете меня себялюбивой, избалованной, не умеющей никого любить. Да как вы смеете думать обо мне такое, жалкий наглец? Не угодно ли оборотиться на себя? Человек, нанявшийся сопровождать и охранять за деньги! За лишний клочок земли. Что вы обо мне вообще знаете? О том, как я росла, как воспитывалась, о чем думала и мечтала? А я… — она от волнения приподнялась, присела на постели, — я всегда хотела быть обычной, как все, чтобы выбрать собственный путь, семью, друзей. Мне претило, что я рождена принцессой. Но ведь это не моя вина, верно?

Ройс медленно встал на ноги. То, что он услышал, было совершенно неожиданным. Ее слова и боль, с которой она их произнесла, ошеломили его.

Словно не было за их плечами целого дня утомительного пути. Сон бежал от обоих. Они как будто получали какое-то болезненное удовольствие от своих бесконечных словопрений, взаимных упреков, даже оскорблений.

— Кьяра… — начал Ройс.

— Нет, вы не понимаете, — продолжила она, горестно качая головой. — Не можете понять. Этого никто не поймет.

Сейчас в ней ничего не было от принцессы. На жалкой постели сидела, скорчившись от холода под старым, потертым одеялом, несчастная, готовая расплакаться девушка.

— Но что… что понять? — почти в отчаянии вопросил Ройс. — Говорите! Говорите же, Кьяра.

Ее не надо было упрашивать. Ей самой хотелось высказать то, что накипело, что держала так долго в себе, не делясь ни с кем.

— Моя мать умерла, когда мне не было четырех. Вы это знаете. Но не знаете другого: я была лишена семьи. У отца свои дела, брат больше при нем, я же… Меня окружали учителя, слуги, придворные. И роскошь. Богатство. Но не истинная забота. Не любовь близких. У меня не было родителей. Как у этого бедного мальчика Уоррена. Не было даже деда и бабушки.

Она говорила сейчас не с ним, Рейсом, а с собой. Рассказывала себе о своих одиноких, печальных детских годах, о том, что лучшими ее друзьями были книги, людей же она знала мало, а о самих людях — и того меньше. Что ощущала себя бесполезной, никому не нужной. Беспомощной.

Может быть, поэтому в ту ночь осады она ринулась во двор замка, к его стенам, чтобы хоть что-то сделать, кому-то помочь. Но всем было не до нее. Только ее брат, Кристоф, побежал за ней, уговаривал уйти, не подвергать себя опасности. И погиб.

— В этом виновата я. Только я.

Голос ее прервался от слез.

— Нет, Кьяра! — воскликнул Ройс. — Не казнитесь, война есть война. Она никого не щадит.

— Если бы я послушала Кристофа и сразу ушла, он бы…

Слезы душили ее, О, как ему хотелось обнять ее, успокоить у себя на груди! Вместо этого Ройс опять отошел к двери и сказал:

— Я хорошо знал и любил вашего брата. Могу поклясться, он бы никогда ни в чем не упрекнул вас. Виноваты лишь те, кто начал войну. Дамон и его наемники.

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая