Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/104
- Следующая
– Не помнишь?
– Увы…
– И как выбирался?
– Последнее, – пробормотал я, – что в голове… это пещера, безобразная драка с тамошним гномом ростом с трех медведей…
В сторонке раздался хруст. Моя рогатая лошадь звучно обжирала молодые побеги с низко растущих веток, а на ветке повыше сидел нахохленный и совсем несчастный ворон. Он так втянул голову в плечи, что мне в утешение захотелось дать ему украсть золотую ложку или драгоценный перстень.
А чуть правее, всего в сотне шагов, под солнечным светом пламенела оранжевая гора со знакомым треугольным проломом. Яркое солнце заливало отвесную стену от вершинки до основания. Из щелей вылетали стаи быстрых ласточек, на вершине я заметил темные точки отдыхающих орлов, а у самого основания пробежало стало легконогих ланей.
– Ты выбрался, – проворковала она нежно, – ты ведь герой… Даже золота вынес полный мешок. Ничего, единорог может нести впятеро больше простого коня… Ты выбрался, лишь потом упал в беспамятстве… Но я думаю, что это просто крепкий мужской сон. Сон героя! Мужчина должен спать как бревно, на которое обычно и похож.
Я повертел головой, чувствуя странное неудобство:
– А где… волк?
Она мило улыбнулась:
– Я его отпустила.
– Ты… что?
– Отпустила, – объяснила она еще милее. – Он поклялся, что спасет тебе жизнь, верно? Я тоже поклялась. За то, что ты тогда так отважно бросился ко мне на… помощь. Что я, хуже волка?.. Во всяком случае, не намного. Мы с ним договорились. Я спасу тебе жизнь за него и за себя. Дважды!
Меня тряхнуло, словно властелин подземелий снова шарахнул по моей голове. Ошарашенный, пробормотал:
– Я так не согласен.
Она сказала нежно:
– Ты волнуешься? При твоей профессии… это случится скоро. Я исполню свой долг… и волчий, ты вернешься со своим сокровищем. Раздашь бедным, хотя я никогда не пойму этой дурости. Вот и все… мой герой.
Она проворковала так нежно, что я услышал «мой дорогой». Меня передернуло, я посмотрел на хмурого ворона. Тот сидел нахохленный и несчастный, голову втянул в плечи, перья торчали на голове, словно неудачно высох после недавнего дождя.
– Это неизбежно, герой, – прокаркал он простуженно.
– Почему?
– Женщина всегда вытесняет нас, – сказал он, нахохлившись еще сильнее. – Верных друзей, спутников… Она вытесняла даже тогда, когда сидела в каменной башне дура дурой, махала вслед платочком. А сейчас, когда лезет во все щели, так и вовсе. Универсальная стала, видите ли!
Он сидел совсем несчастный, старый, не умеющий ни вонзать нож в горло, ни в чистом поле из-за угла ногой в челюсть с тройного разворота. Свенильда усмехнулась победоносно, ее длинные стройные ноги подбросили ее с легкостью белочки. Я тупо смотрел, как она удаляется, мощно двигая бедрами с амплитудой в один-два парсека. Ягодицы настолько упругие, что любая стрела отскочит как от тугой резины.
– А чесаться задней лапой за ухом? – спросил я. – А говоришь!.. К тому же только красивая, а ты – умный.
Свенильда присела в сторонке от единорога, стараясь не приближаться близко, мы с вороном видели, как она раздвинула куст, там оказался широкий мешок, набитый доверху, и она с упоением начала перебирать золотые украшения.
Ворон спросил недоверчиво:
– А разве тебе некрасивую надо?
– Из-за красивых уже не бьются.
– Что, мужчины так измельчали?
– Да нет, женщины покрупнели.
– А если и она…
Я фыркнул:
– Да ты посмотри! Видишь, откуда у нее ноги растут?
Ворон посмотрел угрюмо:
– Как у всех. Из задницы.
– От клюва, – поправил я. – Еще говорят: от ушей, от шеи, от зубов. А если даже из задницы, то какой!.. Она ж ее носит впереди себя как плакат с предвыборным лозунгом.
Я говорил и говорил, утешал, а у самого оставалось тягостное ощущение вины, предчувствие, что мудрая птица каркает то, что написано крупными буквами, что видно даже мне, мужчине и варвару. Если женщина во что-то вцепится, то ее хватке позавидует английский бульдог. Даже если она из башни картинно машет вослед платочком. А если еще и вот так, с разворота ногой в челюсть… не могу забыть того оч-ч-чень женского зрелища, то вовсе, гм, вовсе…
Но с другой стороны, не по-мужски сдаваться вот так, без боя. Ни один настоящий мужчина без сопротивления не откажется ни от вороны, ни от собаки ради даже лучшей из женщин. А тут не простая собака, а настоящий гордый волк! А женщина хоть и красивая, не спорю, но все же ногой, с разворота…
Свенильда, красиво сидя на корточках, примеряла на лоб обруч с синими камешками по ободку и желтыми позвякивающими висюльками. На коленях у нее лежала целая горка золотых украшений.
Пошатываясь, я поднялся, развел и напряг руки. Тяжелые глыбы мускулов тянули к земле, сердце колотилось, как у зайца. Ноги подрагивали, я чувствовал, как волны ходят по огромному телу, суставы скрипели, как у ревматика, живот запал, почти прилип к позвоночнику. Я с изумлением ощутил, что жутко хочу есть, а когда нажрусь до одурения, силы вернутся, я снова буду все тем же настоящим мужчиной. Хоть и побитым, но…
Впрочем, за битого не зря двух небитых дают.
Свенильда подняла смеющееся лицо:
– Как красиво! Ты собрал самое красивое!
Я смотрел сверху, нависая, как могучая грозовая туча:
– Я? Не помню. Скорее всего это ворон насовал в мешок. Его вкусы!.. Если нравится, надень.
Ее щеки зарделись, как утреннее небо на восходе солнца:
– Мой лорд! Это очень дорогой обруч.
– Надень, – велел я, стараясь, чтобы голос звучал так, как должен звучать у мужчины и лорда. – Тебе в самом деле к лицу. Прими в подарок.
Она распахнула огромные синие глаза в непритворном испуге:
– Мой лорд! Я не могу этого принять!
– Почему?
– Ну… просто так…
– Женщинам всегда дарят просто так, – ответил я напыщенно, хотя знал, что вру как сивый мерин. – Просто за твою красоту.
– Мой лорд, вы слишком добры и великодушны… Если я и смогу принять, то лишь как аванс за свою верную и безупречную службу вам, в исполнение всех желаний и прихотей, в том числе подспудных и неосознанных… Ах мой лорд! Возьми меня…
– С собой? – спросил я подозрительно.
Она проворковала с нежным упреком:
– Нет, сейчас!
Я оглянулся на ворона. Тот пробурчал:
– Помню, прижал Адам Еву к дереву. Ева пищит, дерево трещит… С тех пор и пошло, пошло, пошло…
Он вздохнул, отвернулся, да еще и голову сунул под крыло, чтобы ничего не видеть и не слышать. Мне стало неловко, хоть ворон вроде бы и не похож на чеховскую собаку, сказал громко с надменностью в голосе:
– Никаких авансов, Свенильда! Я лорд или не лорд? Вот и лордствую. И серьги нацепи. У тебя ж дырки там в ушах, палец пролезет… Монисто нацепи. Ну, колье!
Ожерелье она надела уже не радостно, а как-то испуганно, съежившись, глаза потемнели, а зрачки расширились. Я обошел ее вокруг, голод грызет внутренности, я чувствовал злость и раздражение, осмотрел как породистую козу, распорядился:
– Прекрасно! Теперь дуй обратно. В казарму.
– Мой лорд!
– Лорд, лорд, – согласился я. – Жди меня в этой… То бишь корпусе спутниц.
– Мой лорд…
– Я сказал, – закончил я, не помня, как это звучит по-латыни.
Я смутно беспокоился, как же она уедет, но ее конь оказался по ту сторону орешника. Несмотря на подавленность такими дорогими подарками, явно за них что-то да возжелаю особенное, что даже в корпусе спутниц не преподают, она сумела все же свистнуть так, что у меня зазвенело в голове, будто ударили в большой медный котел.
Конь выскочил бодро и играючи, Свенильда запрыгнула в седло, бледно улыбнулась мне, но я сделал строгое лицо. Ее изящные ножки ткнули под конское брюхо, конь всхрапнул оскорбленно, взвился на дыбы и красиво помолотил по воздуху передними зубами.
Затем дробный затихающий перестук копыт, в солнечных лучах красиво блестели золотые волосы, ветер завивал их волнами почти так же красиво, как конские хвост и гриву, затем дробный стук копыт затих, а всадница исчезла за далекими деревьями.
- Предыдущая
- 29/104
- Следующая
