Великий маг - Никитин Юрий Александрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/94
• Следующая

– Здравствуйте, – сказал я.

Он рывком поднялся, протянул руку:

– Спасибо, что уделили время!.. Извините, что начал без вас, но проголодался чертовски… Это полковник Ищенко.

Больше ничего не добавил, а полковник, который Ищенко, пожал мне руку, сказал добродушным басом:

– В данном случае – шофер.

Возможно, это было нарочито, мол, даже шофер у Кричевского в таком ранге, но я не стал ломать голову, сел напротив Кричевского, повел носом в сторону стакана. У кока-колы не может быть такой сильный запах крепкого кофе.

– Не вредно?

Он засмеялся.

– Еще не проверил. Но пью со студенческой поры, когда приходилось по две ночи перед экзаменами… Увидел, как мой преподаватель, Зиновий Паперный, заказывает в буфете не чашку… чашечки у нас были с ноготок, а стакан, и с тех пор вот тоже…

– Он и у вас преподавал? – поинтересовался я. – Я его помню, прекрасный был человек…

– А с каким чувством юмора, – сказал Кричевский живо. – Лицо каменное, ни смешинки в глазах, не сразу и сообразишь, куда запрятал иронию!.. Редкий был человек.

Напряжение испарилось, я мысленно поставил Кричевскому высший балл за начало разговора. Уже у нас взаимная симпатия, оба выделяем этого яркого преподавателя, оба помним с нежностью. А второй, полковник, вообще располагает внешностью, позой, манерами добродушного крестьянина.

Подошла молоденькая шустрая официантка, я заказал кофе, бутерброд с семгой и три кусочка сахара. Она посмотрела иронически, трое мужчин должны сидеть за бутылкой водки, но смолчала, удалилась, эффектно двигая из стороны в стороны широкими ягодицами.

– Так чем вам интересен я? – спросил я, проводив ее взглядом.

– Из России все еще бегут, – сказал Кричевский. – И капиталы вывозят со страшной силой. Остается только поражаться, что в нашей стране все еще столько талантливейших людей… и что еще не развалилась вдрызг. Любая Америка, вывози у нее деньги такими темпами, уже валялась бы нищая в канаве… Мы не можем воспрепятствовать ни тому, ни другому, у нас свободная страна… черт бы побрал эту свободу!.. но стараемся хотя бы защитить своих граждан… когда это удается.

Я спросил очень спокойно:

– А в моем случае… как?

Он торопливо проглотил последний кус бутерброда, явно в самом деле проголодался, и вряд ли только для того, чтобы произвести на меня впечатление, я слишком крохотная мошка в этом мире, а особенно – с точки зрения всяких спецслужб.

– В вашем доме, – сообщил он, – под видом благоустройства были установлены дополнительные средства наблюдения и защиты.

– Ого! – сказал я.

– Удивлены?

– Еще как!

– Это все в рамках программы защиты особо ценных граждан.

Я откинулся на спинку кресла, рассматривал его внимательно. Начинается сложная игра, что сведется к примитивнейшему торгу. Но чтобы торг не выглядел торгом, мы же интеллигентные люди, надо его облагородить, замаскировать или подать как нечто другое.

– Это комплимент?

– У нас нет денег, – сказал он невесело, – для таких комплиментов. Вам в самом деле грозила опасность.

– А теперь?

– Практически… нет, – ответил он с заминкой. – Я не хочу давать стопроцентную гарантию, но тот канал мы перекрыли… Исполнителей пока что не нашли, однако подобное теперь исключено. Но, вы же знаете, безопасная жизнь разве что у слесаря или даже бомжа… да и тех могут забить просто для забавы, мир жесток. А вы – человек ценный, очень ценный. Увы, мы на вас только теперь обратили внимание…

Полковник скептически хмыкнул. Кричевский бросил на него быстрый взгляд, поморщился, сказал извиняющимся голосом:

– Да и то, стыдно признаться, лишь после того, как перехватили информацию от зарубежных секретных служб.

– Вы всерьез?

– Абсолютно, – заверил он, полагая, что для меня это новость. – Созданы целые отделы, которым поручено разрабатывать вашу кандидатуру.

– Ух ты!

Возможно, я сказал чересчур иронически, ибо он на миг запнулся, взглянул остро, но тут же упрятал стальной блеск клинка под полой незримого плаща.

– Вот вам и ух. Я же говорю, мы всегда опаздываем.

Ищенко сказал негромко:

– Не преувеличивай, Владислав. Не всегда, еще как не всегда.

– Но в этом случае опоздали. Очень сильно. Владимир Юрьевич, вы написали роман, который в корне изменил общественное мнение целого региона и позволил проложить нефтепровод по невероятно короткому пути… А другим своим романом всколыхнули Среднюю Азию.

Я запротестовал:

– Не слишком многое приписываете?

Появилась официантка, мы замолчали, она поставила передо мной чашку с кофе, молодец, догадалась сделать очень крепкий, явно ориентировалась по трем кусочкам сахара, поставила блюдечко с бутербродом.

– Спасибо, – сказал я.

Кричевский дождался, пока отойдет, взглянул на Ищенко, тот развел руками. Кричевский улыбнулся.

– Я бы тоже решил, что приписываем много. Но я озвучиваю мнение вот этого товарища. Когда я сказал, что еду на встречу с вами, он напросился со мной хотя бы шофером. Для него тот нефтепровод – больное место. Он там сидел в окопах, выдерживал натиск… И когда вдруг враги стали друзьями, а воинствующие группировки предложили сотрудничество, для него это было громом с ясного неба.

– Но это случилось в одном-единственном районе! – возразил я.

– Да, но в остальных… гм… сопротивление пошло на убыль. Началось почти русское: «а что делать», «а кто виноват», а это, сами понимаете, уже поражение. Мой друг именно тогда о вас услышал. И полагает ваш эквивалент в две воздушно-десантные дивизии.

Полковник покачал головой.

– Не бреши. Это я сказал тогда, когда вылез из окопов. А потом, разобравшись, я оценил товарища Факельного, как крупный завод оборонного значения, который бесперебойно производит атомные подлодки, крылатые ракеты с ядерными зарядами, ракеты стратегического назначения… опять же, сразу с термоядерной начинкой.

– Да? Но тогда, помнишь, когда мы влипли в Персидском заливе, он пришел, как могучий авианосец! Это был удар… Прямо какая-то Илиада. Их же сдунуло, рассеяло, они бежали! Мы захватили столько оружия… Вас тогда еще сравнивали с Гераклом, тот тоже вроде в этих местах завалил огромную многоглавую гидру.

Я жмурился, как кот на большой толстой рыбе, которого сверху еще солнышко обласкало. Да, была пара хулиганских романов, я их так назвал, да и общественность так оценила, но в том регионе, где идеям придается значение такое же важное, как жратве и шмоткам в России, они произвели впечатление взорвавшейся бомбы.

– Да, – ответил я наконец, – да, было… Но тогда сложилась такая ситуация… Да и настроение у меня как раз… Не помню, то ли сосед-среднеазиат насрал в лифте, то ли его дети расписали стены подъезда бранью… но я выстрелил по всем этим… Чтоб одним снарядом. Стрельба, что называется, по квадратам. Когда сметают и правых, и виноватых.

Полковник широко улыбался.

– Это был великолепнейший выстрел!.. Ковровая бомбежка не смогла бы сделать такое!

Я развел руками.

– Теперь я подобного не делаю даже в раздражении.

– А в злости? – спросил Ищенко.

– Даже в ярости, – ответил я честно.

Ищенко всматривался в меня, словно просвечивал, потом обмяк и откинулся к спинке кресла. Я его не убедил, вижу, такого так просто не проведешь, но он должен ощутить мою искренность… которая неподдельная.

Кричевский спросил быстро:

– А как воюете теперь?.. Простите, заранее говорю, что не поверю, будто ушли с поля боя.

– А я на него и не заходил, – ответил я так же искренне. – У вас устарелые термины. Даже баллистические ракеты можно запускать из дальних бункеров, не видя ни противника, ни поля боя, а только цели в виде кружков на географической карте. А уж война методами инфистов…

– Инфистов, – повторил Кричевский. Он кивнул, в голосе прозвучало удовлетворение. – Вот мы и добрались до сути. Владимир Юрьевич, нам известно, что некоторые заказы правительства вы все-таки выполняли…

• Предыдущая
• 31/94
• Следующая