Великий маг - Никитин Юрий Александрович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/94
- Следующая
Звякнул телефон, я сказал: «голос», и комната сразу посветлела от теплого и веселого голоса:
– Привет, это я, Кристина. Не сильно отрываю от работы?.. Спасибо. Отыскала ребят, что берутся составить карту всех похождений ваших героев. Распишут до мелочей.
Я поинтересовался:
– Это их не слишком напряжет?
Ее смех раскатился по всей квартире:
– Шутите?
– Серьезно. Не хотел быть кому-то в тягость…
– Они счастливы! Безумно счастливы. Вы же знаете, такие люди есть, их только найти…
– Спасибо, – ответил я. – Я знаю, есть вообще толкинутые, булгакнутые, рерихнутые…
– А теперь уже есть и факельнутые, – сообщила она почти злорадно. – Это ничего, что я уже готовлю предварительный план работы?
– Хорошо бы взглянуть, – сказал я.
– На предварительный? – перепросила она. – Окончательный вариант будет готов дня через три, а предварительный – хоть сейчас. Вообще-то предпочитаю по емэйлу, но надо кое-что обсудить. Когда привезти?
У меня с языка едва не сорвалось: «Да прямо щас!!!», – но я мысленно ухватил себя за горло так, что язык выпал и посинел, глаза выпучились, а рожа покраснела. Я ослабил пальцы, горло сделало осторожный вздох, и я сказал раздумчиво, так это должно было выглядеть:
– Ну, я стандартно работаю, как и большинство профи, до двух… Потом – свободен.
– Значит, в три?
– Годится, – ответил я и добавил, не удержавшись: – Жду.
– Договорились, – прозвучало в трубке.
Послышался щелчок, я остался наедине с собой и компом, но в комнате стало светлее и радостнее, словно ее раскатившийся смех оставался в квартире под столом, диваном, стульями.
Я повернулся к компу, на крутящемся кресле это в удовольствие, но что-то, что-то не восхотелось это… творить, создавать, лепить нетленку. Абсолютно неверна, хоть и красива фраза Льва Николаича: «Если можешь не писать – не пиши». Лев Николаич вообще был мастером многих сентенций, коим сам не следовал, иначе не стал бы тем, кем стал. Да и нет на свете писателя, который любил бы по двадцать раз переписывать рукопись, как делал это Лев Толстой, иногда поручая это жене, но правку все же вносил сам, а это гадкий и нетворческий труд.
Правда, иногда какой-нибудь Вася Пупкин победно заявляет: а я вот люблю править и переписывать! Ну, я молчу, что ответить? Это же Вася Пупкин, не Бальзак, который начинал писать только тогда, когда в ломбард сдавал одежду с себя, а сам сидел, завернувшись в одеяло. Это не Эмиль Золя, который выстригал себе половину головы, чтобы сидеть и писать до тех пор, пока отрастут волосы… Да любой из великих, чья жизнь хоть малость известна, ненавидел писать! Любой. Любят писать только графоманы. И, если следовать фразе Льва Николаича, то в литературе остались бы одни графоманы.
Увы, настоящие писатели-профи только любят придумывать произведения. Придумывать идеи, необычные темы, незатасканные образы, яркие повороты сюжета. Но когда дело доходит до воплощения всего великолепия в тусклые значки на бумаге, вот тут писатель и скисает… зато графоман мчится во всю прыть! Тут-то и начинается мерзкая, гадостная, ненавидимая профессионалами черная работа по правильному размещению значков алфавита на бумаге или экране компа.
Я обернулся в сторону кухни, гаркнул:
– Кофе!..
Прислушался, однако новая кофеварка работает бесшумно, не проверишь – услышала или глуховата на один сенсор, как предыдущие модели. Чертыхаясь, поднялся, на экране тем временем ожили и задвигались персы. В далекие времена их звали, сам застал ту дикую эпоху безкомпья, персонажами.
Обычно я работаю с персами, которых сам создаю и которых контролирую в каждом движении и каждом слове. Но для этого романа воспользовался системой андирект контрол, когда на своего персонажа можешь воздействовать только косвенно. Я не могу его послать, скажем, повеселиться с девчонками, если он, к примеру, дни и ночи сидит над книжками, но могу в опциях сдвинуть рычажок слухов, когда о нем начнут говорить в компаниях, как про импотента или любителя мальчиков, и он вынужденно явится в веселую компашку и «докажет», что с ним все в порядке.
Андирект контрол, как я понимаю, появилась как реакция на разглагольствования тех дурней, которые еще в старое бумажное время доказывали, что писатель не волен над своими персонажами. «Они живут своей собственной жизнью, они сами идут, куда хотят». Самым ярким из этих «свободных» был Юрий Олеша, хотя его современники утверждали, что это было не больше, чем кокетство перед читателями, а сам он всегда знал, чем начнет и чем закончит роман, не знал только, чем заполнит середину.
Вообще-то андирект, в самом деле, точнее отображает жизнь, ибо никто из нас не в состоянии напрямую воздействовать на окружающих людей. Разве что на своих детей, да и те могут заупрямиться, тут срабатывает система косвенных приманок: «не пойдешь играть, пока не сделаешь уроки», «будешь хорошо учиться – куплю велосипед», – а в отношении взрослых такими побудительными причинами может быть все, что угодно, начиная от простой податливости женщин, где рычажок можно сдвинуть от минимума до максимума, до изменения жалования и пр.
Я не могу, скажем, заставить своего перса съехать с этой квартиры и переселиться в нужный мне район, но я могу парой нехитрых комбинаций поселить рядом с ним пьяного негра Васю, который будет срать в лифте и в подъезде, расписывать стены, блевать под дверью, в то время как в нужном мне районе уже выстроен и сдается комиссии дом, где все жильцы заранее принимают меры, чтобы таких раскованных демократов в свой дом не пустить.
Но, конечно, я предпочитаю старомодный прямой контроль над персонажами. Он проще, дает эффект немедленно. Его нещадно эксплуатируют начинающие, но это вовсе не значит, что профессионалы должны его избегать, как сейчас все еще избегают изображений свастики, серпа и молота, красных звезд, снопа пшеницы, голубого цвета и прочего-прочего лишь на том основании, что эти изображения чем-то себя «запятнали».
Прямой контроль, в моем понимании, это и есть искусство, а этот андирект – ближе к дипломатии, к средствам воздействия на толпу всяких СМИ, вообще больше похоже на реальную жизнь, а почему я, писатель, должен копировать жизнь, если реально только искусство, а так называемая реальная жизнь – всего лишь его бледная тень?
Если я всего лишь следую за своими героями, то какой я творец? Не говоря уж о Творце. Я всего лишь бытоописатель жизни героев, а быт у них обычно серенький, скучненький, подвиги и прочие яркие моменты бывают редко. Если вообще бывают. А искусство – это умение отбирать только яркие моменты из жизни своих персов, даже если это самые серенькие людишки. Вон Гоголь взял самого серенького человечка на свете, но не следовал за ним, скрупулезно фиксируя, что ест да где бывает, а сразу взял самое значительное и ключевое событие в его жизни: кража шинели!
Наши дети… пусть внуки, уже и представить не смогут такой убогий мир, когда литературное произведение имело только один смысл… ну, в нашем значении, один сюжет, один уровень сложности. Конечно, гении древности, всякие шекспиры, ухитрились даже в буквенную форму заталкивать два-три смысла, вон в Коране вообще семь толкований в каждой строчке, но то исключения, а сейчас, будь добр, подай гарантированные пять уровней сложности, пять различных вариантов концовок, да к тому же еще не скатись в примитивную бульварщину!..
- Предыдущая
- 16/94
- Следующая
