Трое в Песках - Никитин Юрий Александрович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/123
• Следующая

– Как теперь отыщем дорогу? – спросил Таргитай упавшим голосом. – Кругом Пески…

Мрак соскользнул с верблюда. Лицо оборотня землистого цвета. Окровавленная секира с размаху вошла в песок до середины рукояти. Сел на землю, уронил голову. Капли крови свернулись в темные шарики, под палящим солнцем сразу иссохли, окаменели. Окаменел и Мрак, уперев кулаки в подбородок. Глаза смотрели невидяще поверх застывших волн раскаленного песка.

Ноги Олега дрожали, но сесть боялся – вдруг да кровь хлынет в голову так, что разнесет ее вдребезги? И дикий жар раскалывает череп. Грудь ходит ходуном, в глазах мельтешат красные мухи. Голос Мрака донесся как из дальнего Леса. Жаркое отчаяние все же подломило ноги. Олег рухнул на песок, плотно зажмурился. Столько мук – и все зря?

Таргитай обыскивал мертвых, снимал фляги и тряс подле уха. В одном тюке обнаружил бурдюк, где булькало. С торжеством приволок – он, как птаха небесная, не заглядывал в день завтрашний.

– Конец дороги? – произнес Мрак горько. – Что скажешь, волхв?

Тупо смотрел перед собой. В его сгорбленной фигуре столько безнадежности, что Олег поспешно отвел взгляд. Оборотня еще не видел таким. Железный Мрак выдыхается?

Таргитай принес бурдюк. Олег жадно глотнул, в раскаленном горле почти зашипело. Пусть вино – это всего лишь перебродивший виноградный сок, в походе через Степь пили даже собственную мочу.

– Мы еще не погибли, – сказал потому, что Мрак в отчаянности вперил взгляд в оранжевый песок под ногами, а Таргитай смотрит с ожиданием. – Мы еще можем двигаться…

– Куда? – спросил Мрак горько. – В Лесу я знал, в Степи – чуял. А в этой раскаленной печи?

Опять Таргитай смотрел на самого умного. Олег ответил вынужденно:

– Ну… шли мы вроде бы в ту сторону. Отправимся. Вдруг до песчаного мага рукой подать? Дорогу будем спрашивать…

– Есть у кого, – саркастически согласился Мрак. – Народу – не протолкнуться.

Таргитай сказал с надеждой:

– А если Олег выспросит у ящериц? Он же волхв!.. Я видел одну. Рожа – во, глаза – во, а бегает… Олегу не угнаться. Разве что Мраку? Но Мрак не умеет в песок зарываться.

В гробовом молчании пустили бурдюк по кругу. Ощущение беды было таким сильным, что Олег присосался дольше всех, а когда Мрак и Таргитай отвалились, оставил бурдюк у себя, потягивал из короткой трубочки. Затуманить голову, не видеть нависшей беды! Конечно, все равно не обойдет, но хотя бы не видеть. Это Мрак до сегодняшнего дня все видел и не страшился, Таргитай не страшится, как та же птичка беспечная: пока не увидит змею прямо перед собой – чирикает на дудочке, чистит перышки. Он – волхв! Чувствует, как будет умирать от жажды, иссыхать, погибать под палящим солнцем. Как, еще живого, будут рвать на куски грифы – во-о-он темнеют точки в синеве, – как вылезут из песка хищные жуки и набегут быстрые, как тени, и злые, как степняки, желтые песчаные муравьи…

Мрак медленно поднялся, неспешно расправил плечи. Суровое некрасивое лицо оборотня показалось величественным, прекрасным. Сказал сильным, чуть хрипловатым голосом:

– Ты прав, у нас есть выбор. Умереть, как старым жабам, или погибнуть на полном скаку?

Пока Таргитай и Олег вскарабкались на горбатых зверей, упрели и намучились, как медведи возле рыбы. Люди Песков влезают на верблюдов, когда те греют пузом песок, невры не хотели терять времени, не хотели утруждать зверей, а если по-честному – не знали, как заставить лечь.

Мрак пустил верблюда вперед, хотя никто не знал, в какую сторону ехать. Гольш указал дорогу до пересечения с караваном. Суровое лицо оборотня становилось все красивее, Таргитай молча любовался суровым другом, потихоньку вытащил дудочку. В голове рождались новые слова, сами лепились одно к одному.

Начали огибать бархан, когда Мрак насторожился, бросил ладонь на рукоять секиры. Из-за песчаного верха выезжал неспешно всадник. В блестящем шлеме, кольчужная сетка из тонких бронзовых колец падает на прямую спину. У бедра меч в дорогих ножнах, из-за спины выглядывает край круглого щита. На седельном крюке – короткий лук из турьих рогов и колчан со стрелами.

Всадник съехал в распадок между песчаными холмами. Солнце, бившее неврам в глаза, осветило курносое лицо с россыпью веснушек. Мрак крякнул, начал так осторожно подвигать пальцы к колчану со стрелами, словно боялся спугнуть красивую бабочку. Таргитай растерялся, с открытым ртом смотрел то на Мрака, то на Олега. Волхв дернулся, зрачки расширились, но сам оставался неподвижным, вздувшиеся жилы на лбу выдавали напряжение.

Мрак придержал верблюда, пустил шагом. Рыжая вот-вот сорвется, натянута как тетива! Конь уже подобрался, как зверь перед прыжком. Как сумела изловить такого красавца да сперва еще руки успела развязать так быстро? Надо об этом подумать на отдыхе…

Олег увидел стрелу в ладони Мрака, сказал глухо, чтобы услышал только он:

– Не надо. Она ждет.

– Кого?

– Нас.

– Это еще зачем?

– Скоро узнаем.

– Не лучше застрелить сразу?

Женщина смотрела надменно, почти привстала, так гордо выпячивала грудь, но крупнее все равно не выглядела. Правда, люди Леса помнили, что даже маленькие гадючки валят с ног быков.

Мрак и Таргитай начали поглядывать на волхва сперва с нетерпением, затем недоумевающе. Волхв, который обычно вел переговоры, теперь молчал, словно язык прилип к гортани или, как говорил грубый Мрак, его втянуло в задницу. Мрак крякнул, прочищая горло, сказал громко, ни к кому не обращаясь:

– Гляди, коняги не испужалась!.. Бывают же такие храбрые.

Рыжеволосая игнорировала оборотня. Видел ее в седле на более страшном звере всего три дня тому. Ее глаза не отрывались от лица волхва. Олег сказал злым голосом:

– Мои травы растеряла?

Всадница хлопнула ладонью по притороченному мешку, Олег узнал свой, голос ее надменный, холодный, как северный ветер:

– Среди караванщиков был походный маг. Я добавила его травы тоже.

Олег кивнул, буркнул рассеянно:

– Покопаюсь на привале.

Она повернула коня, верблюд Олега пошел рядом, нависал, как движущаяся гора над холмиком. Лиска смотрела прямо перед собой, туда же вперил взор и Олег. Друг на друга не глядели, но Таргитаю показалось, что важнее смотреть в одном направлении, чем друг на друга, как всегда было у него с девками.

Мрак и Таргитай ехали в полусотне шагов позади. Мрак подозрительно ел глазами ее гордо выпрямленную спину.

– Что за разговор дурацкий? Ничего не пойму!

– Олег понял… вроде бы.

– Говорят так, будто заранее обо всем договорились! А мы с тобой, мол, еще в соплях путаемся.

– Мрак, не страдай.

Мрак несказанно изумился:

– Это я-то страдаю? Тарх, я страдал, когда палец прищемил! Или когда верблюд… эта верб… мне на ногу наступила.

Таргитай вытащил дудочку, спросил с надеждой:

– Хошь поиграю?

– Шпарь. Только с верб… не свались. Пока до земли долетишь, заморишься.

Оба верблюда мерно покачивали горбами, шли неторопливо, бережливым шагом, рассчитанным на долгое одоление жаркой пустыни. Мрак и Таргитай тоже раскачивались, словно клевали носами. От верблюдов пахло кислым потом, свалявшейся шерстью. Седла были неудобные, то ли женские, то ли для мелковатых людей. Мрака то и дело защемляло спереди, видел, как иногда морщится Таргитай, но старательно дудит, пальцы быстро бегают по дырочкам простой деревянной дудочки.

Раскаленное добела солнце сыпало искрами, что обрушивались на головы, как удары прокаленного молота. Под копытами верблюдов плавился песок, уже разжаренный до оранжевого огня. Воздух сухой, как над печью, выжигал изнутри грудь, царапал горло.

У Таргитая от слепящего песка, которому ни конца ни краю, слезились глаза. Мрак ехал багровый, как вынутая из горна раскаленная заготовка для меча, лишь не сыпал искрами. Пот бежал ручьем, глаза покраснели, воспалились. Пил чаще обычного, но все равно наотрез отказывался, как предложил Олег, по-бабьи повязать голову платком.

• Предыдущая
• 27/123
• Следующая