Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/102
• Следующая

Машину в самом деле Аркадий приткнул рискованно: другие едва проползают в узком проходе, грозя процарапать бока. Мы торопливо заняли места, он вырулил на дорогу.

– Леонид защитил диссертацию, – сообщил он. – В двадцать девять лет – доктор наук! Молодчина. Он снял зал в кафе «Валентина», будут только друзья. Велел без тебя не возвращаться. Да и все ждут. Каролине завидовали, это тоже правда, но ее любили. И верь – не верь, но хоть какой сейчас мир ни черствый, но мы все скорбим. Жанна как вспомнит Каролину, так ревет…

Кафе «Валентина», которое я застал еще как небольшую комнату с двумя столами, по мере успеха раздвигало пределы, прикупало соседние помещения, сейчас уже не кафе, а предприятие по достойному и солидному отдыху. Большой зал, где общая публика, три небольших зальчика, очень даже уютных для торжеств, свадеб и прочих юбилеев, Аркадий и Жанна повели меня к дальней двери, в ближайший зал дверь распахнута, я успел заметить очень богатое убранство, роскошно уставленные столы, люди солидные и явно криминального склада. Женщины тоже все одинаковые – юные длинноногие красотки, это из сопровождения, так называемые секретарши на выезд.

В нашем зале все поскромнее, доктору наук не тягаться с криминальными авторитетами, за двумя сдвинутыми столами уже сидят Леонид и Михаил с женами, Коля и Светлана рядышком, еще несколько довольно приятных людей, с которыми я встречался то у Голембовских, то на общих мероприятиях. Стол заставлен пока салатами и холодными закусками, плюс – вина и коньяки, даже свернутые белоснежными киргизскими юртами салфетки стояли неподвижно и чинно на пустых тарелках.

Улыбки исчезли, все поднимались и, кто как мог, выражали мне соболезнование. Аркадий усадил меня рядом со Светланой, она молча опустила ладонь на мою руку, вздохнула, но не промолвила и слова. Обычно предпочитающая красные тона, сейчас в простой светлой блузке, открывающей широкую полоску между голубыми джинсами и самой блузкой, я даже успел заметить блеснувший лиловым глазом камешек, мощная грудь приподнята так, что просто неприлично, но не упрекнуть насчет ухищрений с особой формой бюстгальтера: его просто нет.

Она сразу принялась заботливо накладывать мне на тарелку ломтики ветчины и буженины: мужчинам надо мяса, сама налила мне водки. Я постоянно ощущал ее горячее сочувствие, что как хорошие духи обволакивало меня, согревало, забирало чуточку тоски.

– Ешь, – приговаривала она, – ешь! Так исхудал, что одни кости… Как не рассыпаются? Вообще-то у тебя сухожилия довольно толстые. Но кости тонковаты…

– Ладно тебе, – ответил я вяло. – Как на бойне рассматриваешь.

– Тебя до бойни полгода откармливать надо, – сообщила она. – Вон Жанна и Настена все мечтают похудеть, а у тебя само собой. Сколько дырок на ремне проколол?

– Не знаю.

– Вот видишь, – сказала она укоряюще, – а нельзя так, нельзя. Глядя на тебя, журналисты все время пишут, что Россия голодает.

Я невесело хмыкнул.

– Хорошо, что спивается не по мне… пусть лучше на тебя смотрят.

– Смотрят, – сообщила она. – В ноябрьском номере буду на обложке журнала «Бодишейпинг».

– А это еще что?

– Новое направление в спорте. Среднее между бодибилдергством и шейпингом. Чтобы и мускулы были, но не такие вызывающие, как у женщин-культуристок, и чтоб фигура в идеальном порядке.

– Да, – согласился я, – я бы тебя все время на обложки помещал. Всех журналов.

Она хитро улыбнулась.

– Всех? Даже «Плейбоя»?

– А что, – сказал я, – у тебя разве там что-то накладное? Красивую фигуру и голой показать не зазорно. Пусть гады завидуют.

На помост вышел оркестр, разобрали инструменты и сразу же заиграли очень громко и напористо. Из-за их спин выскочила женщина в мини-трусиках и, едва не проглатывая микрофон, запела так же громко и ресторанно. Две-три пары покинули столики и слились в покачивающемся танце.

Светлана следила за ними чуть прищуренными глазами.

– Помнишь, – напомнила она, – в прошлый раз мы даже танцевали.

– Из меня танцор никудышный, – напомнил я.

– Хорошему Фаберже, – намекнула она тонко, – ничего не мешает. Но я танцевать не потащу, посидим, помолчим.

Она поглядывала на меня, как на больного сиделка. Я с безразличием смотрел, как она откинулась на спинку, демонстрируя и высокую грудь, и прекрасно вылепленный голый живот с поблескивающей звездочкой пирсинга в пупке. Ноги красиво закинула одна на другую, дивно вылепленные, даже выточенные, отшлифованные, ни одного волоска, великолепное произведение искусства.

– Ты все еще в коме? – спросила она вдруг. В глазах я видел неподдельное участие. – Жизнь идет, Володя. Даже уходит. Ты хоть знаешь, сколько времени прошло?

– И потому ты взялась прожигать ее? – спросил я в тон. – Не слишком ли для шейпингистки этот стол… опасен?

Она сдержанно улыбнулась.

– Куда опаснее охладеть к жизни, чем прожигать ее. Не согласен?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Сейчас мне просто все обрыдло.

– Я знаю, – сказала она, – ты все строишь виртуальные миры в компьютере. Баймишь, баймишь… Но это ведь те же утешительные сны, не реальность.

– Иногда в прошедшем сне, – сказал я равнодушно, – больше смысла, чем в собственной жизни.

– Каролина была и мне подругой, – напомнила она. – Лучшей. С ее потерей из меня как будто часть души вырезали. Но жить надо, Володя. Ты чем занимаешься?

– Живу, как моль.

– Это как?

– Проел пальто, костюм, сейчас проедаю последние брюки.

Она положила ладонь на мое колено и сжала. Я ощутил, что моя нога попала в пресс, который автомобили превращает в аккуратные кубики металла.

– Значит, ты подошел к последнему рубежу. Давай я завтра заеду за тобой, отвезу на работу. Ты прекрасный ремонтник, технику знаешь. В нашей фирме есть и для тебя занятие. Поступила новая техника, обслуживать пока некому. С руководством уже переговорила.

Я угрюмо промолчал. К нам подсел Коля, он успел вроде понарошке забрести в соседний зал, откуда вежливо, но молниеносно выставили могучие бодигарды, теперь Коля возбужденно рассказывал, что в одной только Москве сто семьдесят тысяч бандитов, обыкновенных, простых, которые занимаются рэкетом, облагают налогом на рынках и базарах, воруют автомашины, а на дорогах занимаются подставами, вламываются в квартиры, грабят прохожих и так далее, ничего сложного, как, например, торговля наркотиками, оружием или банковские операции.

А вот знатоки, радостно доложил он нам, подсчитали, что если только вот этих обыкновенных бандитов… убрать, то страна получит в год триста сорок миллиардов долларов. Проще говоря, каждый из жителей страны получал бы по две тысячи долларов ежегодно. Если же их не просто… убрать, все понимаем, что это значит, а послать на какие-нибудь рудники, то это еще одна нехилая прибавка. Но все-таки самое главное, что люди перестанут страшиться выходить гулять вечерами…

Мы оба слушали равнодушно. Светлана уверена, что в рукопашной уложит хоть десяток обыкновенных уличных хулиганов, а мне, живу я или нет – без разницы. Коля обиделся, сказал, что мы две чурки бестолковые, мудрых идей не понимаем, завидел Михаила и, похлопав по сиденью рядом, усадил, придержал за плечи, чтобы не убежал, рассказал для начала про бандитов, гуляющих в соседнем зале, затем обрушился на политику, правительство, развращенное телевидение, которое порнуху даже днем показывает, где одни дебильные шоу, вообще все телеведущие – дебил на дебиле и дебилом погоняет…

Михаил морщился, кривился, поглядывал на меня и Светлану с укором, что отдали на растерзание напористому десантнику, наконец сказал мягко, но достаточно настойчиво:

– Коля, перестань. Перестань, как с луны упавший, возмущаться засильем порнухи, глупости и легковесности на телевидении, радио, в литературе. Неужели непонятно, что это для того двуногого скота, который и производит все основные ценности: качает нефть, добывает уголь, руду, перерабатывает в металл, бензин, пашет поля и выращивает хлеб?

• Предыдущая
• 10/102
• Следующая