Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/93
• Следующая

Тарасюк спросил деловито:

— Так что, «зеленых» разогнать? Я щас распоряжусь.

Жуков фыркнул:

— И лишить Ореста Димыча работы? Это же он их создал и до сих пор руководит. Ты лучше смотри за хиппаками.

— Какими хиппаками? С Луны упал? После хиппарей десяток течений сменилось!

Жуков небрежно отмахнулся.

— Все они хиппаки. Всех в газенваген… Кстати, кто знает, дауншифтеры — новое движение, заумь или поколение?

— Ничего нового, — возразил Арнольд Арнольдович, — это те же самые работяги, что раньше рыли канавы. Раньше наибольшее, что могли, — накопить на покупку земельного участка за городом, потом всю жизнь строили дачу. Остаток жизни копались в грядках, не обращая внимания на прочий мир. Сейчас из-за повышения уровня жизни их быт просто масштабнее. Потому заметнее и кажется новым явлением.

— Ну, — пробормотал Жуков недовольно, — одно дело покупать дачу, другое — особняк в Арабских Эмиратах. Идет смешение рас, культур, проникновение европейских ценностей в исламский мир…

— А исламских, — сказал Цибульский желчно, — в Европу.

Глеб Модестович посмотрел в мою сторону.

— А что скажет наш самый юный теоретик-практик?

Я подумал, что для дискотеки я уже дряхлый старик, а здесь еще совсем младенец, ответил с младенческой почтительностью:

— Не знаю, но я бы не стал их пока выделять в особую группу. Слишком разные люди занимаются дауншифтерством. Думаю, все наши стимулы для других категорий населения срабатывают и для них. В большинстве своем. Их можно зачислить условно в группу пенсионеров, не достигших пенсионного возраста. По изменениям в психике.

— Значит, — сказал Цибульский въедливо, — это все-таки отдельная категория граждан?

Я развел руками.

— Формально да. Но мы ведь работаем с проблемными или с теми, кто в будущем может стать проблемой? Дауншифтеры — те же йоги, их философия: плюй на все и береги здоровье. Они для нас все равно что растения. Не обращаем внимания, а если надо, то проедем на своем танке и по растениям.

Глеб Модестович взглянул остро, мне показалось, что мысленно отметил во мне некую скрытую черточку. Да я и сам удивился, с таким безразличием отозвавшись о вообще-то не самых худших людях. Дауншифтеры — это все-таки чаще всего работники среднего и высшего звена, которые умеют добиваться успеха, скапливают капитал, а потом уходят в бесконечный и бессрочный отпуск, проводя немалый остаток дней где-нить на берегу теплого южного моря.

— М-да, — произнес он медленно, — вообще-то с этой быстро растущей категорией хорошо бы поработать… По подсчетам, каждый четвертый из менеджеров планирует стать дауншифтером!.. Но это на потом, сейчас мы в роли пожарных, что едва успевают к очагам возгорания.

Арнольд Арнольдович первым расправился с жареной бараниной, со вздохом отодвинул тарелку с обглоданными костями и, доставая зубочистку, проговорил задумчиво:

— А не поразжигать ли мне национальную рознь?

Цибульский сказал укоризненно:

— Что это вы нашему Глебу Модестовичу палки в колеса вставляете? Он, как мать Тереза, всех мирить старается в национальных конфликтах, а вы…

— Так он в другом районе мирит, — напомнил Арнольд Арнольдович. — Я ему там не помешаю. А когда он напримиряет, я и там поразжигаю. Чтобы молодежи было чем заняться, да и старикам чтоб поговорить о чем…

Странное чувство, что острят, прикалываются, но в то же время и говорят как бы совершенно серьезно. Странное чувство юмора у наших сценаристов мировых конфликтов.

Еще через два месяца Эмма, мило улыбаясь, сообщила, что Глеб Модестович просил зайти к нему после работы. Я привычно заглянул ей за низкий вырез, классные сиськи, о чем тут же и сообщил, а то вдруг забыла, дурочка, предложит зайти к нему сейчас.

Она помотала головой так энергично, что башня из волос начала рассыпаться, я бросился ловить крупные локоны, а то вдруг упадут на пол и разобьются. Она высвободилась из моих щупающих лап, поправила блузку на холмиках, глаза смеялись.

— Нет уж, — возразила она, — он сказал, чтобы после работы.

— И что это значит?

Она пожала кукольно-узкими плечиками.

— А ты не знаешь?

— Нет.

Она мило улыбнулась.

— Наверное, не желает отрывать тебя от дел. Видимо, ценит!

— Да ладно, — сказал я, — знаем, что это значит. Хорошо, не забуду.

В конце рабочего дня я постучал, услышал «войдите», толкнул дверь. Глеб Модестович корпит над бумагами, я остановился перед столом едва не навытяжку, это должно понравиться, но он даже не поднял головы, кивнул на кресло:

— Садитесь, Евгений. Все ускоряется в этом мире, но и проблемы, увы, ускоряются, если можно так сказать…

— Можно, — сказал я. — Все можно, лишь бы понятно. А я понял. Ну, насчет ускорения.

— Ты вообще понятливый. И схватываешь на лету, как летучая мышь.

— Спасибо. Только я предпочел бы схватывать, как что-нибудь более красивое.

— Ну как ласточка, годится?

— А как сокол, можно?

Он улыбнулся.

— Пусть даже как орел. Это не комплимент, я тут дал одну задачку ребятам, но хочу, чтобы и ты подключился… если будет время.

Я заверил искренне:

— Да я уже закончил с прошлой работой! Осталось только сдать.

Он чуть улыбнулся.

— Люблю, когда от работы не увиливают, а рвут из рук! Именно работу, а не прибавку к жалованью. Вообще-то это мечта любого руководителя. А у амбициозного подчиненного, наверное, мечта все делать самому, чтобы шеф увидел, насколько он силен? И что остальных надо попросту выгнать…

Я запротестовал:

— Ничего подобного! Я вообще не амбициозен. Конечно, я хотел бы делать больше и получать больше, но я никогда ничего не делал для того, чтобы пролезть повыше.

Он кивнул, серые глаза наконец улыбнулись, отстав от губ на пару минут.

— Знаю. Ты просто чудо… Так вот в чем сейчас проблема. Технический прогресс все больше высвобождает народа, а бездельничающие чреваты для общества. Кому не дают строить, те начинают ломать. Мы и так для них придумываем какие-нибудь бесполезные работы, но как бы значимые в глазах общества, мы открываем новые сферы производства вроде грудных имплантатов или резиновых кукол пятого поколения, что уже умеют имитировать оргазм, это мы организовываем движение «зеленых» как бы против себя самих, а также движение и слеты болельщиков, где выпускаем пар из наиболее агрессивных молодых людей…

Он говорил, я слушал, в голове начали быстро рождаться идеи, но не перебивал, слушал, наконец он сказал с кривой усмешкой:

— Нам нужно продержать общество в мире и спокойствии еще как минимум тридцать лет. Возможно, сорок. По самым пессимистическим оценкам, нужно будет продержаться пятьдесят лет, но, думаю, при таком ускорении технических решений уложимся и в сорок…

Я старался не выказывать волнение, Глеб Модестович проговаривается, может быть, нарочито, как бы допуская меня на ступеньку выше и заодно проверяя мою реакцию, но, как бы то ни было, в моем мозгу целый рой предположений.

Я спросил наконец осторожно:

— А почему именно такой срок?

Он чуть помедлил, пауза была совсем крохотная, но я заметил.

— За это время будут решены основные задачи нашего развитого общества. Уровень техники будет настолько высок, в том числе — бытовой техники, что человечество навсегда… подчеркиваю, навсегда!.. избавится от голода, болезней и даже, как уверяют наши футурологи, от старости.

Я осторожно кивнул.

— Да, вроде бы воевать будет не из-за чего. А если и захочется, то всяк побоится терять свою жизнь, стоимость которой неизмеримо возросла.

Он сказал, пристально глядя на меня:

— Одно дело — красиво погибнуть в бою, когда и так осталось десятка два-три лет, да и то последние в дряхлости и болезнях, другое — погибнуть в расцвете сил, зная, что впереди тысячи и тысячи лет довольства и развлечений! Как думаете, стоит нам гнуть спину, чтобы дотащить человечество до такого дня?

• Предыдущая
• 33/93
• Следующая