На Темной Стороне - Никитин Юрий Александрович - Страница 52
- Предыдущая
- 52/100
- Следующая
– Сруль Израилевич, юсовцы и всякие там шведы – это еще не весь цивилизованный мир, как недавно открыл наш уважаемый Виктор Александрович. С недавнего времени по указу нашего президента цивилизованным миром считается арабский мир. Он же насчитывает тысячи лет цивилизации! Алгебра оттедова, кофе… а Европа – это ж всякие там готы и вестготы.
– А США? – полюбопытствовал Коган.
– Гуроны, – отрезал Краснохарев. Подумав, добавил веско: – И всякие там ирокезы. Честно говоря, я сам никогда не мог понять: почему жизнь убийцы всегда считается ценнее, чем жизнь убитого? Ведь убил же этот мерзавец хорошего человека!.. Отныне тот мертв навеки. Никогда уже не пойдет по улице, радуясь солнышку. А убийце дадут десять лет, из них отсидит три, а потом выпустят?.. И это убийца пойдет по улице, радуясь солнышку? Да его не просто убить надо, а посадить на кол посреди площади, чтобы в муках корчился суток трое, а на него ходили смотреть толпами с детьми и подростками! В воспитательных целях, конечно.
– Билеты продавать будем? – спросил Коган. – Мне, как министру финансов, это важно. Налог с продажи, то да се, ведь эти колья придется ставить день и ночь…
Краснохарев подумал, отмахнулся с небрежностью меценатствующего вельможи:
– Вам бы только нажиться, Сруль Израилевич!.. Наоборот, эти мероприятия должны быть бесплатными. А на них детей водить экскурсиями, с опытными экскурсоводами. Это гиды, если по-нашему.
Дверь приоткрылась, голова пресс-секретаря вдвинулась по уши. Убедившись, что почти все стоят, а значит – отлынивают от работы, он проскользнул в кабинет, положил на стол, где сидит Кречет, листок бумаги. Кречет проследил за ним, набычившись, словно вот-вот поднимет на рога.
Мирошниченко торопливо приблизился, сказал негромко:
– Снова обострилась ситуация в Косове. Там конфликт было затих, но только что Империя заявила, что готова сама, не спрашивая не только ООН, но даже не вовлекая НАТО, начать бомбежку сербских позиций.
Кречет вполголоса ругнулся. Взгляд его упал на меня. Я развел руками:
– Что есть ситуация в Косове? Косово – это святыня южных славян. Самые главные битвы за независимость происходили в Косове. Это то же самое, что для нас Новгородская область, где впервые высадился Рюрик и где Александр Невский держал оборону против шведов и немецких крестоносцев. Но вот представьте себе, что в эту область приехали, скажем, узбеки или таджики. Немного, семей с десяток. А так как для них русская система «айн киндер» неприемлема, они по своим обычаям обзаводятся дюжиной детей, те, в свою очередь, дают дюжину, и вот уже лет всего через полсотни или чуть больше, то есть всего при жизни одного поколения, таджики становятся большинством населения Новгородской области. Они не только выбирают без всяких нарушений законов и подтасовок таджиков в губернаторы и все органы власти, но и начинают требовать полной автономии, а то и вовсе отделения от России. И все это честно, в соответствии с законами, составленными прекраснодушными, но туповатыми юристами. Абсурд? Но как раз такая ситуация в Косове. Албанцы, у которых в семье детей столько же, как и у их единоверцев таджиков, уже стали доминировать в Косове и вытеснять местных славян, а теперь еще и потребовали отделения этого края от южных славян, то есть Югославии.
Егоров предложил кровожадно:
– А давайте профинансируем переселение пары тысяч таджикских семей в Англию? Это ей за подхалимаж Империи, за удар по Ираку. Да и вообще…
Коган вскинулся:
– Эй-эй, полегче насчет финансов! Надо искать другие способы.
– Какие?
– Другие, – ответил Коган сердито. – А сама идея, согласен, хороша. Англии надо бы устроить козью морду. Ишь, не разрешала евреям переселяться в Палестину! Если бы не поддержка Советского Союза, то Израиля так бы и не было… Эх, была не была! Если Бондарев соберет в этом году налоги с превышением… Нет, не пойдет. А что, если живущих в России таджиков обложить повышенным налогом? Чтобы двух зайцев, так сказать? Англия их примет как политических беженцев, а таджики сами же и профинансируют свой отъезд!
Мирошниченко скользил по кабинету как тень, прислушивался к разговорам. Министры постепенно разбрелись по местам. Пресс-секретарь прислушался к передатчику, торчащему из уха как серебряная пуля, исчез, а когда через минуту возник в кабинете снова, уже хитро улыбался, позабыв о Косове, положил на стол перед Кречетом бумагу, снова хитро взглянул на меня и пропал, словно арабский джинн из бутылки. Кречет проглядел быстро, хмыкнул, прочел еще раз, уже внимательнее:
– Ого!.. Только почему прислали сюда?
У любопытного Когана шея вытянулась, как у гадкого утенка, что на глазах превращается в лебедя. Кречет небрежным щелчком перебросил бумагу на его половинку стола. Глаза Когана забегали по листку, губы сложились трубочкой, словно собирался свистнуть:
– Ого!.. Это же какие бабки!
– Заем от Обээсе? – поинтересовался Краснохарев.
– Нет, сумма поменьше, – сказал Коган возбужденно, – где-то тысяч сто-двести в долларах…
Краснохарев сразу потерял интерес и уткнулся в свои бумаги. А Коломиец заглянул через плечо Когана, сказал с огромным почтением:
– Зато какие сто тысяч!
– А что там? – поинтересовался Сказбуш.
Коломиец с тем же необыкновенным почтением оглянулся на меня, спокойного, как верблюд в караван-сарае:
– Уважаемому Виктору Александровичу пришло письмо. Спрашивают, как он относится к тому, что его выдвигают на Нобелевскую премию. Примет ли… Сейчас участились случаи отказа от премии, но об этом стараются не говорить. А чтобы не было скандала или хотя бы неловкости, когда кому-то присудят эту премию, а лауреат вдруг откажется… теперь стараются узнать все заранее. И кто отказывается, тому как бы… и не присуждают.
Краснохарев поднял голову, спросил с недоверием:
– И что же? Если человек не хочет ее получать, то ее отдают другому?
– Да.
– Но ее должны отдавать лучшему?
Коломиец тонко улыбнулся:
– А лучшим называют другого. И закатывают такую церемонию, в средствах массмедии такое поднимется, что уже все в мире считают самым великом того, кого назовут эти шведы…
Краснохарев сказал с тяжелым неодобрением:
– Свиньи они, а не академики. Хуже того – политики.
Он уткнулся в бумаги, уже забыв про всяких там шведов, что уже и не шведы, а заносильщики имперских хвостов на поворотах, а Сказбуш смотрел на меня с живейшим интересом:
– Надеюсь, примете?
Я развел руками, не зная, как объяснить вроде бы простые истины, но при этом не ломать старые ложные, уже принимаемые просто на веру. От того, что в Европе или в Империи раньше успели создать какие-то институты, это вовсе не значит, что остальной мир должен признать их как общемировые. Тем более когда эти институты, созданные прекраснодушными мечтателями Европы, стали, как послушные дети, выполнять волю Империи.
Один из таких институтов создал изобретатель динамита Нобель. Получая колоссальные прибыли на продаже взрывчатки, отвечая за сотни тысяч и миллионы смертей, он распорядился некий процент от продажи смерти направить на благотворительность. Ну, как удачливый грабитель, который, зарезав целую семью и обобрав их до нитки, на выходе из дома бросает мелкую монетку нищему.
Получая миллиарды прибыли на массовых убийствах, крохи небрежно сбрасывали – и сбрасывают! – так называемому Нобелевскому комитету. Даже в самом начале их деятельности, когда шведские академики более или менее руководствовались своими симпатиями, а не указкой из Империи, у настоящих деятелей их претензии на мировое руководство наукой и культурой вызывали смех. Лев Толстой, которому предложили одну из первых Нобелевских премий, с презрением отказался. Такие гиганты, как Камю, отказывались и потом, но всякие ремесленники, жадные, как Брежнев к звездам на груди или крестам, какая разница, работают локтями, проталкиваясь к шикарно накрытому столу фабриканта оружия, с которого падают жирные крошки, и если как следует подсуетиться, то одной такой крошки хватит на всю оставшуюся жизнь!
- Предыдущая
- 52/100
- Следующая