Княжеский пир - Никитин Юрий Александрович - Страница 70
- Предыдущая
- 70/132
- Следующая
Сигкурл проскочил до барьера, развернулся, но конь все же ударился о деревянный забор, больно придавив ногу в стремени. Выругавшись, Сигкурл тут же пришпорил коня и понесся на ошеломленного ударом противника, в руке теперь жарко рассыпал золотые искры огромный топор.
На трибуне Василий сказал заинтересованно:
– До чего же силен этот северянин!.. Если бы не его ночная гостья, то не знаю, не знаю…
Владыка бросил острый взор. Архимандрит не упустил возможности показать, что он знает все до мелочей. Как-никак, именно он патронирует всю нечисть…
– Ему просто повезло, – откликнулся он, глаза не отрывались от арены. – Сигкурл уже проткнул бы его насквозь. Если бы не доспехи…
– Да, что за железные руды в их болотах?
Богатыри сшиблись, опять на северной половине. Слышно было как Сигкурл осыпает северянина страшными ударами, тот безуспешно закрывался щитом, глухо стучало дерево, щепки разлетались красные, будто уже окрашенные кровью.
На трибунах орали, свистели, топали ногами. Многие вскочили, бросали в воздух шапки снова и снова. В ложах для благородных владыка и архимандрит обменялись удивленными взглядами. До чего же сильны эти русские медведи…
Внезапно раздался общий вздох, затем пролетел по всему амфитеатру вопль, полный восторга, в котором потонули крики разочарования. Сигкурл навис над северянином, у того от щита осталась одна рукоять, русский герой отшвырнул, теперь пытался парировать удары лишь мечом, но тяжелый топор пробивал защиту, раз за разом задевал то плечо, то шлем. Железо звенело так, что вздрагивали даже на самых дальних скамьях.
Северянин шатался, но удары Сигкурла все еще не могли поразить его насмерть. Наконец он пошатнулся настолько, что рухнул, едва успел освободить ногу из стремени. Испуганный конь отскочил. Сигкурл с торжествующим ревом погнал коня на спешенного противника, над головой угрожающе вскинул страшный топор.
Рухнув на песок, северянин несколько раз перекатился, всякий раз захватывая целые пригоршни золотого песка. На трибунах орали и свистели. Длинный меч остался на месте падения, а конь Сигкурла перескочил через сверкающее лезвие, топор обрушился на ошеломленного противника, что только-только начал подниматься с колен…
Снова вопль на трибунах, ибо северянин, словно очнувшись, внезапно метнулся вперед, лезвие топора прошло за его спиной, все же зацепив кончиком латы. Конь Сигкурла заржал, вздыбился, а в следующее мгновение отпрыгнул уже с опустевшим седлом, ибо Збыслав так и не выпустил из рук ногу ошеломленного Сигкурла.
Конь остался на месте, Збыслав потащил Сигкурла, не давая подняться. У того в руке все еще был зажал огромный топор. Збыслав пинком вышиб из руки:
– Ну, что скажешь теперь?
– Я убью…
– Сопли сперва утри, – посоветовал Збыслав.
Он выпустил ногу, Сигкурл тут же вскочил, огромный и пышущий яростью. Кулаки его сжались так, что скрип железных рукавиц услышали по всему амфитеатру. В полной тиши он прокричал люто:
– Теперь ты труп. Я больше люблю убивать голыми руками!
Збыслав ответил:
– Какой же русич не любит кулачного боя?
Кулак Сигкурла со страшной силой метнулся вперед. В последний миг Збыслав чуть отклонил голову, но железная рукавица так звонко чиркнула по шлему, что на трибунах после молчания вырвался вопль изумления, почему северянин еще стоит на ногах?
Тут же второй удар, третий. Сигкурл бил быстро и сильно. Збыслав слегка покачивался, подставлял локти, плечи. Звон стоял непрерывный, будто сотни кузнецов одновременно во всю силу били по наковальням. На трибунах после недоумевающего молчания начал нарастать ропот изумления. Перешел в восторженные вопли. Северянин стоял несокрушимо, лишь покачивался, как молодое дерево под ударами сильного ветра, но с места не сходил.
Сигкурл прохрипел ненавидяще:
– Я все равно убью…
Он опустил руки, грудь его вздымалась тяжело. Из-под шлема текли мутные струйки пота, а сиплое дыхание слышали даже за барьером.
Збыслав проговорил:
– Я мог бы задавить тебя, чтобы услышать хруст твоих костей. Чтобы ты лопнул в моих объятиях как бычий пузырь, наполненный дурной кровью… Но испачкаюсь, да и скажут: медведь!.. Ни сноровки, ни выучки, только русская сила… Так что получи!
Все видели, как северянин наконец-то выбросил вперед кулак. Движение было молниеносное, следом был стук, лязг, отвратительный скрип сминаемого железа. Северянин отвернулся и медленно побрел к коню, по дороге подобрав свой меч, а за его спиной Сигкурл покачнулся и медленно осел на колени, затем повалился набок. Передняя часть шлема была вмята вовнутрь, словно в нее угодили тараном, которым выбивают ворота крепостей. Из всех щелей текли густые темно-красные струйки.
Владыка угрюмо молчал. А молодой священник вдруг хлестко припечатал ладонь по лбу:
– Понял!
– Что? – спросил владыка сухо.
– Что он говорил! Ну, еду-еду…
– Что же? – спросил владыка отстранено, глаза не отрывались от ликования на арене, куда уже, прорвав цепь охраны, выбежали почитатели северянина, а еще те, кто поставил на него деньги.
– Я еду-еду, не свищу… так он сказал? А дальше: а как наеду – не спущу!
– Странная речь, – процедил владыка сквозь зубы. – Странный язык.
– Это значит, – охотно перевел на понятный язык угодливый священник, – вобью в землю по уши, сдеру шкуру, размажу по стенам…
– Довольно! – рявкнул владыка таким страшным голосом, что на три ряда впереди послетали шапки, а один из сенаторов узнал знакомый голос атамана, и начал вертеть головой, пытаясь увидеть того, с кем ни одного толстосума зарезали в молодости.
Справа от них, тоже в третьем ряду, сидела бледная Росинка. Лицо было измученное, а исцарапанные и в ссадинах руки прятала в скла дках платья. Но улыбалась счастливо, глаза ее с любовью и надеждой следили за каждым движением молодого витязя.
Не зря она позавчера ночью подстерегла ту змею цареградскую, а когда та на кладбище укрылась под могильной плитой, то голыми руками раскопала гроб, сорвала крышку. Тыкать ножом бесполезно, знала от стариков, потому поступила как любая ревнивая баба из их села: вытесала осиновый кол и с наслаждением вонзила в белоснежную грудь этой паскуде! Как вскрикнула, как задергалась, как в бессильной ненависти скребла тонкими пальцами гибельную осину… А потом глаза закрылись, дернулась пару раз и стала в смерти такой несчастной и уродливой, что на минутку даже жалко стало…
- Предыдущая
- 70/132
- Следующая
