Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович - Страница 66

• Предыдущая
• 66/125
• Следующая

Он явно хотел сказать что-то другое, и Ольха еще сильнее почувствовала свои рдеющие щеки, а жаркий румянец перебрался уже и на уши.

– Это Зверята… Она настояла.

Рудый перевел взгляд на Ингвара. Тот хлебал уху, губы распухли от горячего. Глаза уткнулись в миску. Рудый покачал головой:

– Во жрет! Как Асмунд после Ладожского сидения. Все же какая молодец Зверята! После того как Ингвар заставил ее раскрыть сундуки его матери, она сделала все, чтобы это не было зря.

Ольха вздрогнула. Олег зачерпнул ухи, дул осторожно в ложку, но посматривал на все с живейшим интересом. Ингвар бросил на Ольху быстрый взгляд и снова уткнулся в миску.

– Сундуки его матери? – переспросила Ольха медленно.

– Да, – сказал Рудый невозмутимо. В его хитрых глазах прыгали бесики. – Ингвар так ими дорожил, так дорожил! Это все, что осталось от матери. Как он сам не надевал, ума не приложу.

Ольха почувствовала, как странная теплая волна захлестнула сердце. Если Рудый не врет, а так нагло при всех врать не станет, то это Ингвар заставил ключницу расстаться с сокровищами. Но зачем? С какой целью?

Несмотря на внутреннее сопротивление, все-таки чувствовала тепло. Так приятно, оказывается, когда кто-то о тебе заботится. До этого времени она всегда заботилась о других. О младших братьях, о граде, торговле, войске, припасах на зиму, бортниках и охотниках, капище… Почему-то приятно, хотя мог затеять это, чтобы как-то унизить, на чем-то поймать… Нет, все равно приятно.

Она кивнула, чувствуя, как горячая кровь залила уже и щеки:

– Благодарствую… Хотя не знаю, зачем это сделано.

Ингвар прорычал, расплескивая уху по столу:

– Князь стряхнул тебя на мою ответственность… надеюсь, подтвердит! А раз уж это на мне, то должен как-то…

– Благодарствую, – сказала она холодно.

А Рудый, довольный и с блестящими глазами, сказал громко, с подъемом:

– Молодец Ингвар! Какой ловкий ход! Все равно что украсть онучи, не снимая с ротозея сапог. Когда все время думаешь, как избавиться поскорее, то и придумываешь. Ты прав, красиво одетую невесту скорее возьмут! Да уже сегодня начнут из рук рвать. Княже, твои гости приедут скоро?

Взоры обратились к великому князю. Тот неспешно хлебал уху, довольно жмурился. Ольха ощутила, что и она задержала дыхание.

Олег отозвался неспешно:

– Кто-то к концу ужина успеет, другие будут завтра утром. Надеюсь, Ингвар сумеет накормить всех.

Асмунд толкнул Ингвара. Тот, побледнев, смотрел неотрывно на Ольху. Ингвар вздрогнул, кивнул торопливо:

– Да-да, княже. Всех, кто приедет, накормлю и напою. И спать найдется где.

– Погуляем, – сказал Рудый ему заговорщически. – Стряхнешь с рук пленницу, закатим пир, потом сами закатимся к девкам. Я заприметил новенький выводок. Свежие, как роса на лепестках розы! Ну, помнишь, как мы однажды… Ты тогда ухватил сразу двух…

Ингвар ерзал, пытался перебить Рудого, толкнул к нему блюдо с жареным гусем, но Рудый продолжал говорить громко, восторженно:

– Или ты трех загреб? Помню, та рыжая тоже вроде бы…

– Рудый, – сказал Ингвар угрожающе.

– Или и та, мясоморденькая…

– Рудый! – проревел Ингвар.

Рудый посмотрел в багровое лицо Ингвара, вдруг хлопнул себя по лбу:

– Стой, чего это я? Мы ж говорили совсем о другом. Верно, ребята? О том, что такую красавицу сегодня же возьмут в жены. Ингвар наконец-то избавится, освободится… Свобода – великая ценность! Вон ради нее восстания поднимают.

– Заберут, – подтвердил Асмунд убежденно. – Как пить дать!

– Наконец-то Ингвар избавится…

– Отдохнет…

– Отоспится!

– Да, представляю, какой сейчас у него сон…

– А какой будет!

Четверо мужчин смотрели на Ингвара. Но он чувствовал только взгляд серых глаз и не знал, что сказать, в какую щелочку забиться, как суметь провалиться сквозь землю, чтобы на свете и пыли от него не осталось, чтобы и не помнили.

Руки судорожно терзали гуся. Он откусил такой кусок мяса, что поперхнулся, и Асмунд любовно бухнул огромным, как молот, кулаком по спине воспитанника.

Еще во время ужина прискакали на взмыленных конях трое бояр. Не очень умные, не больно знатные, однако это, как говаривал Олег, племена и части племен, что составляют Новую Русь. С ними надо бережно. Ингвар морщился, но натужно улыбался всем. Если Олег постоянно приглашает и таких на пиры, охоту, то без этого не обойтись. В славянских племенах близость к правителю значит многое.

Ночью приехали еще, а утром, как сообщил Олег, приедут остальные. Еще дюжин пять, если не больше.

Пир в честь великого князя разгорался с каждым часом. Ольха поняла, что продолжится без перерыва и утром. Она дивилась роскоши, с которой принимали гостей. С князем прибыла, немного отстав, его старшая дружина, можи, отроки, но всем нашлось место, а когда из подвалов начали выкатывать бочки с вином, а повара длинной вереницей понесли на столы широкие подносы с зажаренными кабанами, гусями, индюками, ставили блюда, откуда через края свешивалась медвежатина, оленина, мясо молочных поросят, несли огромные груды печеных перепелов, куропаток, рябчиков, мелкой дичи, вроде голубей и дроздов…

Она сама руководила угощением, но не знала, что золотой и серебряной посуды хватит на всю дружину. Зверята долго гремела связками ключей, поднимала крышки сундуков, а когда посуду понесли на столы, Ольха ахнула, не удержалась.

Золотыми были не только ложки и чаши, но даже миски и широкие блюда, где помещалось по толстому гусю с задранными к потолку культяпками и еще оставались места для обжаренных перепелок. Чаши были украшены крупными рубинами и изумрудами, ручки золотых ложек сплошь в затейливых узорах.

Ольха не припоминала, чтобы даже у великого князя на пиру она видела золотую посуду. Ложки – да, но не тарелки, миски, золотые подносы. Здесь кроется какая-то тайна. Возможно, для нее жизненно важная.

Зверята придирчиво оглядела палату, подвигала губами, считала гостей:

– Павка! Возьми двоих… нет, лучше троих. Выкатывай из третьего подвала хиосское!

Павка умчался, а Ольха, стыдясь, что не знает, что такое хиосское, спросила тихонько:

– Медовуха?

Зверята вскинула густые, как у медведя, брови:

– Вино!

– Ви… но? Да, я уже пробовала в Киеве. Как его делают? Это из ягод?

– Бедолажка, – сказала Зверята с жалостью, – окромя бражки да медовухи… да настоя из мухомора, что еще в лесу увидишь? Это перебродивший сок винограда… ну, ягоды такие! Слаще малины, а растет гроздьями, как смородина. Только каждая виноградная смородина с орех, а то и крупнее.

Ольха верила и не верила. Но Зверята на шутницу походила меньше, чем ее растоптанные мужские сапоги на лапти.

– В наших лесах я не встречала… винограда.

– Милая, и я не встречала. Он растет далеко. За морями!

– Но как же…

– Князь Олег недавно вернулся из похода. На Царьград! Император откупился, дав богатую дань. Оттуда у нас паволоки, злато и серебро, жемчуга, рубины и яхонты, бочки с редким даже для царьградцев вином. И много-много разного. Чего ни пером, ни слыхом, ни видом. Да ты сама уже встречала…

– Пришлось, – призналась Ольха. Она покраснела, вспомнив, как опозорилась, испугавшись говорящей птицы. – Это все из Царьграда?

Зверята покачала головой:

– В Царьграде есть все, но дешевше бывает купить прямо в Багдаде.

– Богдаде?

– Милая, как много тебе предстоит узнать! Но для этого надо жить здесь. Уже в Новой Руси.

Ольха ощутила, как возвращается знакомое чувство враждебности. Уже как-то забыла, что и Зверята ее враг. Пусть не явный, она даже не из племени русов, но все же служит им. Блюдет интересы Ингвара. Потому будет гнуть линию князя, Ингвара, всех захватчиков-русов.

Пир длился до утра, затем до обеда. К этому времени прибыла вся свита. Не отряхнув пыль, дюжие мужчины, как подростки, бросались к накрытым столам. Палата наполнилась гамом, смехом, веселыми воплями, толкотней. К ароматам мяса, рыбы и ухи добавились запахи пота, выделанной кожи, сапожного дегтя.

• Предыдущая
• 66/125
• Следующая