Не удержать в оковах сердце - Такер Шелли - Страница 41
- Предыдущая
- 41/64
- Следующая
— Но из-за этого мы пошли на риск, в котором не было необходимости, — тихо сказала Сэм, убирая иголку.
— Моя дорогая леди, некоторым людям достаточно для счастья сияния солнечного и лунного света. — Он поднялся, сел и спрятал гинеи в свой кошелек. — Тогда как другие предпочитают блеск другого рода.
— Ты ведешь себя так, будто никогда раньше не видел денег.
Он резко вздернул подбородок, хотел, было что-то ответить, но лишь улыбнулся.
— Давненько не видел, — сказал он спокойно и похлопал ладонью по карману. — Этот маленький пустячок позволит мне наладить жизнь дома и сделать ее такой, какой она давно не была.
Ник снова занялся подсчетом монет. Аккуратно сложив свою новую юбку, Сэм отложила ее в сторону и посмотрела на него. В ее голове роилось множество вопросов. Дома? Где он, твой дом? Чем ты там занимаешься? Ты торговец? Бандит? Военный? Владелец трактира? Как сложилась дальше жизнь мальчика, которому удалось выжить в плавучей тюрьме? Кто, черт возьми, ты такой? Даже теперь, после всего, что им пришлось пережить вместе, она так и не знала ответов на эти вопросы, а он, судя по всему, не собирался рассказывать о своем прошлом, так же, как и о настоящем.
— А кроме того, — добавил он, — имеется кое-какой должок.
Она не стала спрашивать, что он имеет в виду, потому что подозревала, что он ей и этого не скажет.
— Сколько у нас денег? Достаточно?
— Больше пятисот фунтов.
Она тихонько присвистнула.
— Думаю, достаточно.
— Достаточно, чтобы осчастливить одного кузнеца и освободить двух беглецов. — Он посмотрел ей в глаза. — Через несколько часов, моя леди, мы будем за несколько миль отсюда.
— И пойдем каждый своим путем. Наконец. Последовало неловкое молчание, нарушаемое лишь звоном монет, которые он продолжал считать. Свобода! Ей следовало бы прыгать до потолка от радости. Почему же от этой мысли ей становилось так… грустно?
Саманта обняла колени руками и, прижавшись к ним щекой, стала наблюдать за ним, В серебристом свете луны его новая сорочка белела особенно ярко, а черные волосы казались еще темнее. С драгоценным камнем в кармане и золотыми монетами в руках он выглядел весьма довольным: глаза его блестели, а губы расплылись в широкой улыбке. Почему-то казалось, что он попал в родную стихию и поэтому выглядит таким спокойным, уверенным в себе и — что уж там отрицать? — таким красивым.
Уже знакомая теплая волна захлестнула ее, это было то самое ощущение, названия которому она так и не нашла. Только на сей раз это ощущение принесло с собой боль.
Всего неделю назад она была готова не задумываясь послать этого человека на виселицу ради спасения собственной шкуры. Но это было до того, как он спас ей жизнь, утешил ее, когда она думала, что ее уже ничто не утешит, смеялся вместе с пей… и прикасался к ней так, как не позволялось ни одному мужчине.
Лаской и теплом он разогнал ее страхи и сделал это с такой же легкостью, с какой украл кроваво-красный рубин из цыганской сокровищницы.
Свобода? По правде, говоря, она никогда в жизни не была свободна по-настоящему, пока ее не приковали к нему цепью.
Мысль о том, чтобы расстаться с ним навсегда… Ник поднял голову и, очевидно, прочел в глазах ее мысли. Оба молчали. Он заговорил первым:
— Так куда же ты направишься: завтра, как только освободишься от меня?
Сэм потянулась, зевнула и ответила самым небрежным тоном:
— В Мерсисайд. — Теперь, когда у нее не было больше от него секретов, она не видела смысла скрывать и это. — Я зайду в свое жилье в Мерсисайде, заберу вещички и уеду из страны.
— Значит, отправишься в Венецию?
— Да. — Почему-то мысль о синем итальянском небе и сверкающих водах Адриатики не казалась ей больше такой привлекательной, как раньше. — А ты?
— У меня деловая встреча в Йорке.
— Я имею в виду, после этого. — Она старательно подчеркивала свою незаинтересованность, хотя ей очень хотелось узнать о нем побольше.
Ник смотрел в сторону, и Сэм поняла, что поступила правильно, не сказав ему о том, что многое знает о его тяжелом детстве. Если он захочет, расскажет сам. Почему-то ей было очень важно и очень нужно, чтобы он ей доверился.
— Я плантатор, — медленно произнес он, — из американских колоний. Я возвращусь туда, как только закончу дела в Йорке.
— Понимаю. — Сэм была довольна уже тем, что он сообщил ей.
Однако сомнения не покидали ее. Плантатор? Она с трудом могла представить себе его в роли плантатора. Не похоже, что он работает в поле, что его беспокоит урожай, капризы погоды или сорняки. Что-то не верится, что он говорит правду.
Сэм почувствовала обиду и… разозлилась на себя. Почему он должен говорить ей правду? Ведь они всего-навсего незнакомцы, волей судьбы оказавшиеся скованными одной цепью. Двое скрывающихся от закона беглецов, которые яростно оберегают свою независимость и думают только о себе. Они с самого начала договорились строить свои отношения на этой основе. Интересно, когда именно договоренность была нарушена? И почему ей так больно?
— Я никогда не бывала в колониях, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы он не заметил эту боль. — И как там жизнь?
Он ответил не сразу. Потом медленно заговорил:
— Там совсем не так, как в Англии. Там жарко и влажно. А земля, на которой находится моя плантация, — это главным образом засоленные болотистые почвы. Там больше воды, чем земли. Я выращиваю индиго, рис, табак. Там много рыбы и хорошая охота, преимущественно на куропаток и оленей. У меня есть неплохой винный погребок, где имеются запасы рома и бренди… Тысяча чертей, это место не идет ни в какое сравнение с некоторыми другими местами, где мне приходилось жить!
— Похоже, что ты там неплохо устроился. Ник улыбнулся:
— Но там так хорошо, как в Венеции. Она пожала плечами.
Они долго глядели друг на друга. Потом он отвернулся и, пошарив в траве, отыскал мешок с провизией, вынул оттуда наполненную водой флягу.
— Ну что ж, выпьем за то, чтобы выбраться из Англии подобру-поздорову. — Он налил воды в дне чашки, подал одну ей и поднял свою. — За Америку, за Венецию — за свободу!
— За свободу! — эхом откликнулась она и улыбнулась, хотя ей было совсем нерадостно.
Они чокнулись чашками, и пальцы их соприкоснулись.
У нее перехватило дыхание.
— Ник…
Он мгновенно отодвинулся от нее.
— У нас нет времени для… Я хочу сказать, что нам необходимо выспаться, моя леди.
Она заметила, что он снова называет ее не по имени. Неужели он делает это умышленно?
— Ник… я только… я хочу… — Она вздохнула в полном отчаянии. — Я хотела сказать….
— Что? — напряженно спросил он.
Она и сама не знала. Да и о чем говорить? — Что свобода теперь означает для нее совсем другое, чем несколько дней назад? Что она не хочет с ним расставаться? Эта мысль оглушила ее.
— Ты дорог мне.
Все очень просто: он дорог ей, и она не может и не хочет уходить от него.
— Это не имеет значения, Саманта.
— Имеет, — сказала она спокойно. — Ты для меня имеешь значение. — Он пристально взглянул на нее. — Ты мне дорог, — просто сказала она.
— Замолчи.
— Но это правда.
— Этого не должно быть.
— Почему? — Она положила ему на плечо руку. Ник отпрянул, как будто она прикоснулась к нему раскаленным железом.
— Потому что, — огрызнулся он. — Черт побери, потому что это неправильно. Ты… — Он снова выругался и закрыл глаза. — Ты леди. Леди, которая заслуживает лучшего, чем…
— Лучшего, чем плантатор из колоний?
— Лучшего, чем такой человек, как я, — сердито закончил он, открыв засверкавшие изумрудно-зеленые глаза.
— Ну что ж, вам не повезло, господин Джеймс, потому что я хозяйка своей жизни и давно привыкла сама принимать решения. Мне поздно менять свои привычки. Я знаю, чего хочу. — Она медленно сжала пальцами его плечо, ощутив, как напряжены его мускулы под тонкой рубахой. — И я знаю, что я чувствую. — Она внимательно взглянула на него, в глазах его вспыхнули опасные огоньки.
- Предыдущая
- 41/64
- Следующая
