Не удержать в оковах сердце - Такер Шелли - Страница 16
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая
Но ведь это было… Боже милосердный! Это было более двух десятков лет назад. Во время бунтов 1720 года большинство плавучих тюрем было затоплено в Канале вместе с десятками заключенных и охранников, а вырвавшиеся на волю закоренелые преступники держали в страхе Лондон. Больше этот эксперимент не повторяли.
Сколько же может быть лет этому бедолаге сейчас? Наверное, он тогда был еще ребенком. Боже милосердный! Она медленно подняла взгляд на его лицо. Он стоял неподвижно, руки замерли на средней пуговице, лицо непроницаемое, бледное и измученное после перенесенной операции, но в пристальном взгляде его глаз она увидела странное выражение. Не успев остановить себя, она испуганно прошептала:
— Кто ты, черт возьми, такой?
Помедлив мгновение, он сказал:
— Я тот, с кем тебе лучше не знаться.
От его холодного тона и «особенного» взгляда у нее мурашки по спине пробежали, будто капля ледяной воды попала за ворот.
С нарочитой небрежностью он застегнул до конца рубаху и надел жилет. Сэм перевела дыхание. «Тот, с кем тебе лучше не знаться». Слабо сказано. Это — предостережение. Она не осмелилась расспрашивать его дальше: и без того она узнала теперь больше, чем ей хотелось, об этом человеке, прикованном к ней восемнадцатью невероятно прочными железными звеньями.
Он убьет и не поморщится. Теперь понятно, где он научился убивать — в одной из самых гнусных тюрем за всю историю Англии. И от этого человека зависит сейчас ее жизнь.
Саманта смотрела на него в упор, твердо помня правило, которое усвоила в ту пору, когда судьба вынудила ее стать воровкой, — отвлеки их глаза, и тогда твои руки смогут заниматься чем угодно.
Опустившись на колени, она взяла в руки полосу, оторванную от нижней юбки.
— Нельзя оставлять тут ничего, что могло бы навести на наш след полицейских, — спокойно сказала она.
Той же рукой она подобрала нож, который так и лежал в листьях, и сунула его вместе с кусочком ткани в глубокий карман юбки.
Казалось, он ничего не заметил. С трудом, поднявшись на ноги, он внимательно посмотрел на видневшуюся сквозь листья красную полоску заходящего солнца.
— До наступления темноты еще есть немного времени. — Тяжело дыша, он обнял рукой ствол ближайшего дерева. — Надо этим воспользоваться. Саманта сидела, скорчившись, на земле, и сердце ее билось так сильно, что она не смогла сразу ответить.
— Да.
— В таком случае в путь. — Нечто похожее на прежнюю циничную ухмылку изогнуло уголки его губ. Протянув руку, он помог ей подняться. — После вас, мисс Делафилд.
Вокруг них, словно мачты кораблей в гавани, вздымались стволы деревьев, высокие и неподвижные. По расчетам Николаса, он и его притихшая спутница были в пути около часа, возможно, даже больше. Трудно было сказать наверняка. Он потерял счет времени, отупев от потери крови, усталости и боли.
Рана в левом плече пульсировала и горела. Остается только надеяться, что дело не дойдет до заражения крови, подумал он. Не хотелось бы умирать с изящной вышивкой лимонного цвета на шкуре. Не годится ему, бывшему пирату, обставлять свое торжественное прибытие в ад таким образом.
С приближением ночи лес затих. Или, может быть, из-за постоянного громыхания проклятой цепи все остальные звуки были не слышны? Тени деревьев становились длиннее, низко падающие лучи заходящего солнца рождали туманную дымку, которая окутывала все вокруг, включая тонкую фигурку, шедшую на шаг впереди него.
Мисс Делафилд.
Николас упорно смотрел ей в спину, не зная, что беспокоит его больше: пульсирующая боль в левом плече, громыхание цепи, непривычное и неприятное чувство слабости или то, что он позволил ей оставить у себя нож.
Он и сам не мог бы объяснить, почему он позволил ей сделать это. Это противоречило здравому смыслу. Мало того, что она импульсивна, своенравна и взвинчена, как кошка на бриге во время шторма… а теперь она еще и вооружена.
Поморщившись, Николас попытался убедить себя, что никакой беды в этом нет. Пусть думает, что перехитрила его. Возможно, теперь она не будет спорить по любому поводу, а если так, то он будет только рад.
Он с трудом оторвал взгляд от ее напряженной спины, плеч, копны спутанных белокурых волос и роскошных, чуть покачивающихся бедер. Эта благородная воровка оказывала на него странное действие, и это ему не нравилось.
Наверное, это просто желание, решил Николас, и все объясняется вынужденной близостью; к тому же у него давно не было женщины. Одного прикосновения ее руки было достаточно, чтобы у него взыграла кровь, а когда он почувствовал на своем плече ее теплое дыхание, сердце чуть не выскочило у него из груди.
Даже сейчас его взгляд то и дело возвращался к ней. Он еле сдерживался, чтобы не прикоснуться к ней, пропустить сквозь пальцы ее волосы, похожие на расплавленное золото, схватить и крепко прижать ее к себе.
Он потряс головой, чтобы прогнать эту восхитительную картину. Откуда у него, черт возьми, такие мысли? Непостижимо.
Даже имя, которым она себя назвала, казалось соблазнительным. Мисс Делафилд. Оно ей шло. Простое, элегантное, грациозное. И по всей вероятности, не настоящее.
Так почему же он так обрадовался, когда она сказала «мисс», а не «миссис» Делафилд? Возможно, она лгала, назвавшись незамужней. Впрочем, это похоже на правду. Какой мужчина смог бы вытерпеть ее упрямство и острый язычок достаточно долго, чтобы успеть жениться на ней?
Николас заставил себя хоть ненадолго забыть о своей восхитительной спутнице. Беги, не останавливайся, говорил он себе. Левой правой, левой правой. Кем бы и чем бы она ни была на самом деле, это не имеет никакого значения. Ничто не имеет для тебя значения: ни ее имя, ни соблазнительные формы, ни волнение, которое она вызывает.
Она видела клеймо. И Николас понял: ей известно, что это клеймо означает. А вдруг она проговорится? Он не мог рисковать. Следовательно… ее придется убить.
От одной этой мысли у него сжалось сердце. За все свои тридцать восемь лет — даже в самые худшие годы — он никогда не причинил вреда женщине. На борту своего корабля он категорически запретил матросам дурно обращаться с пленницами — небывалое правило для пирата! За это его и прозвали «Сэром Николасом». Беспощадный враг флота его величества, гроза торговых судов, он был рыцарем с женщинами, попадавшими к нему в руки.
Но сейчас был другой случай. Он не может позволить себе пощадить ее, если, конечно, не хочет собственными руками накинуть себе петлю на шею.
Лишь жалкая горстка людей выжила после бунта на борту «Молоха» — плавучей тюрьмы, в которой он пробыл целых восемь лет. Он ни на минуту не сомневался, что власти немедленно опознают корабль, если мисс Делафилд представится случай описать им, как выглядит клеймо.
Николас Броган ничуть не сомневался, что она это сделает, особенно если это поможет ей снасти от петли собственную хорошенькую шейку. «Это трезубец, ваша честь», — скажет она. — Клеймо выжжено прямо над сердцем, и три зуба обращены вниз. Я могу клятвенно подтвердить это, если вы будете великодушны и снимете с меня обвинения». Да, она так и сделает. Ведь она уже пыталась в тюрьме оболгать его ради собственного спасения.
Стиснув зубы, Броган снова взглянул на нее, бормоча проклятия. Мало того, что ему приходится заботиться о ней, пока они прикованы друг к другу, так ему еще предстоит поразмыслить о том, что с ней делать, когда им удастся снять кандалы. Он проклинал свою рану и слабость, из-за которой не успел вовремя застегнуть рубаху.
Но больше всего он проклинал Бога — за то, что эта девица оказалась на его пути, и сейчас он, Николас Броган, должен сделать выбор.
Он чуть не задохнулся от охватившего его жгучего чувства вины, стараясь прогнать воспоминания, так часто мучившие его. Удивленные глаза мальчика… его лицо среди кромешного ада охваченного огнем тонущего пиратского судна… выстрел, звук которого снова и снова раздавался в ушах.
После той ночи Николас поклялся никогда больше не убивать. Он надеялся, что шесть лет жизни законопослушного гражданина могли изменить его. Но надежда умерла сегодня вместе с Суинтоном и Личем, изувеченные, безжизненные тела, которых он бросил на поляне. Зверя, жившего в нем, не удалось победить — он всего лишь на некоторое время задремал. Притаился и ждал удобного случая, чтобы снова убить. Слепо. Бездумно.
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая
