Белая волна - Никитин Юрий Александрович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
– Не успеешь!
– Но погибает же…
Тигр обрушился на человека. Мы услышали треск, почва под нами качнулась. Вдруг тигр быстро уменьшился, теперь это была черная собака. Она равнодушно лизнула человека, он смотрел на нее оторопело, а собака огромными скачками унеслась прочь. Там высилась стена, но собака, как я видел отчетливо, прошла ее насквозь. Правда, я тут же убедил себя, что она скользнула в тень и там легла, невидимая.
Человек поднялся, затравленно обвел глазами каменные стены. Мы молча наблюдали, как он опустил голову, обреченно пошел дальше. Каменные скамьи загораживали ему путь, но он упрямо карабкался, наконец скрылся из глаз.
– Это был Овеществитель! – сказал Петр потрясенно.
– Такой обыкновенный? – ахнул я. – Не может быть…
– Но ты же видел!
– Как же он может… такой… такой…
– Не знаю, – ответил Петр угрюмо.
Мы понеслись на арену. Я поскальзывался, камни выглядели иными, одни выросли, другие исчезли вовсе.
– В нем нет ничего необыкновенного, – крикнул я Петру в спину.
– Зато мощь его необычайна, – отозвался он свирепо. Он оступился, мелькнула над землей разодранная в кровь лодыжка, но Петр не останавливался, лишь на миг повернул на бегу лицо, где презрение боролось с отчаянием, – как несправедливо: быть наделенным такой странной мощью и так бездарно ею пользоваться!
Под левой стеной растерянно топтались люди, человек десять. До появления Овеществителя их здесь не было. Они растерянно озирались, все больше и больше пугались, пронзительно вскрикнула одна из женщин, в страхе завизжала еще одна.
– Овеществитель! – яростно сказал Петр. – Это ничтожество сотворило их походя, вряд ли заметив факт творения…
– Невероятно, – прошептал я.
Мы подошли, замедляя шаг, к людям.
– Не пугайтесь, – сказал Петр быстро и громко. – Мы здесь живем, все правильно. Мир таков, какой есть. Все вы займете в нем свои места.
На площадь ворвались с воем универсальные машины. Ремонтники прыгали на ходу, нелепые и страшные в скафандрах защиты и противорадиационных масках. Среди новосотворенных женщины завизжали еще громче.
Арену мигом окружили, меня с Петром грубо выпихнули. Примчались машины с учеными. Техники в синих халатах быстро растыкали везде приборы, где только ступала нога Овеществителя. Новосотворенных людей сразу же увезли в центр обучения.
Мы с Петром затаились за цепью солдат, жадно смотрели, как техники исследуют изменения, а ремонтники спешно устраняют последствия флюктуации. Вон там две башни непонятным образом слились в одну, а плиты под нами, знакомые с детства, почему-то спеклись в серую однородную массу…
Мир подчиняется простым и строгим законам. Правда, не все законы сформулированы, не все закономерности открыты, но… они есть! И только один лишь Овеществитель вне всяких законов.
Я бросил машину у подъезда, игнорируя знак запрета, взбежал по лестнице. Мария жила в старом доме, лифта не было, пролеты длинные, не всякий молодой согласился бы ежедневно подниматься пешком на седьмой этаж, а Мария еще и таскала с собой велосипед, такая хрупкая и нежная, а велосипед с багажником, где сумку распирают бутылки с молоком, хлеб, различные покупки с базара…
– Что случилось? – спросила она встревоженно.
Я вдвинулся в прихожую, схватил ее в объятия, моя нога удачно лягнула дверь, и та захлопнулась.
– Сумасшедший! – воскликнула она, изо всех сил отворачивая лицо.
– Как весь мир, – согласился я и поцеловал ее снова.
Она перестала уворачиваться, наконец ее губы слабо ответили. Я крепко держал ее, и ее руки обняли меня за шею.
– Погоди… Ну что ты делаешь…
Я подхватил ее на руки, быстро понес в комнату, задевая в узеньком коридорчике за стены, смахнув с трельяжа – кто его поставил в таком узком месте? – флакончик духов.
– Что случилось? – спросила она снова, когда мы плюхнулись на диван.
– Я люблю тебя, – ответил я. Перевел дух, ибо носить женщин раньше не пробовал, повторил: – Я тебя люблю, а что в мире может быть важнее?
– Ты ушел с работы?
– К черту работу! Сам шеф велел не терять времени. Мелочи, дескать, потом, сейчас нужно заниматься самым главным.
– Сумасшедший! – сказала она возмущенно.
– Еще какой, – согласился я радостно.
Она смотрела на меня снизу, не делая попыток освободиться, и наши взгляды перекрещивались, сливались в один поток, один канал, и этот канал все расширялся, пока не охватил пламенем нас и все в комнате, весь мир, сжег пространство и время.
Я усадил Марию в машину, быстро обежал с другой стороны, радуясь, что блюстители порядка не заметили нарушения, плюхнулся на сиденье и поспешно вырулил на главную улицу. Мария прижималась плечом, ее глаза были полузакрыты, она легко и светло улыбалась. Так ехать неудобно, но я не отодвигался, только не набирал привычно скорость: теперь жизнь мне дорога.
Мария всю дорогу молчала, только один раз приоткрыла глаза и спросила:
– Домой заезжать не будешь?
– Куда это? – удивился я. – Я только что там был. Разве мой дом не там, где моя жизнь?
Она улыбнулась и промолчала, только улыбка ее стала еще теплее.
Мы медленно поднялись ко мне в лабораторию, я поддерживал Марию под локоть, это было непривычно и ей, и мне, мы шли вверх по лестнице, как два инвалида, я – неуклюжий в галантности, она – в попытке держаться, как подобает даме.
Я возился с настройкой, Мария устроилась с ногами в кресле и наблюдала за мной. Так прошло около часа, затем раздался зуммер внутренней связи.
– Слушаю, – сказал я.
– Поднимись в зал машинных расчетов, – послышался голос шефа. – Срочно.
Я положил трубку, коротко взглянул на Марию. Она опустила ноги на пол, взглянула встревоженно.
– Что-нибудь случилось?
– Шеф вызывает.
– В кабинет?
– Нет, в зал машинных расчетов.
Она встала, отряхнула платье.
– Пойдем вместе, – сказала спокойно. – Я не ваш сотрудник, но все допуски имею. К тому же с твоим шефом знакома хорошо. Он старый приятель моего отца и часто бывает у нас.
Я в удивлении раскрыл рот:
– Ты никогда мне не говорила… Шеф такой нелюдимый!
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
