Баймер - Никитин Юрий Александрович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/108
- Следующая
Нинель злобно хохотала. Игра чуть выровнялась: у нас по-прежнему армия впятеро сильнее, золотые запасы еще на две такие же армии, но зато Нинель спешно строит крепостную стену, расставляет по ней слабенькие пока катапульты, лучников, а в ее тылу в это время роют, копают, изобретают порох, создают первые пушки.
Аверьян рычал от злости. Попасться так просто! Достаточно было оставить небольшой отряд стрелков или поставить крепостную стену. Но все равно надо вернуться, иначе…
Мои войска прошли обратно не больше трех верст, я развернул их снова в сторону владений Нинель. Аверьян легкую конницу раздавит сам, а моя железная армия двинулась на укрепления Нинель в одиночку. Я видел, как она посерьезнела. Здесь все зависит от того, выдержат ли стены ее крепостей и пока что слабенькие войска первый удар моей профессиональной и хорошо обученной армии. А дальше – за ее спиной богатая людьми и ресурсами Сибирь, а за моей – опустошенная и разоренная Германия…
Аверьян, ослепленный злостью, не сообразил, что на конницу Нинель мог бы отрядить десятую часть своей исполинской армии, остальное бы сюда, сюда, я скрипел зубами, но помалкивал, неэтично, мы ж вроде бы каждый за себя. Если Нинель продержится полчаса, то к ней из тыла за это время будут подходить сперва мелкие отряды наспех обученных и вооруженных чем попало крестьян, а потом придет черед и тяжеловооруженной панцирной конницы, хорошей артиллерии, латников, а у меня… у меня только то, что есть.
В прихожей негромко хлопнула дверь. Донеслись голоса отца и Валериана Васильевича. Отец мой входит деликатно, как thief восьмого лэвела, что даст сто очков любому ниндзюке. Эта вкрадчивость от врожденной деликатности, он и меня приучал, чтобы я не шумел, а в стакане ложечкой не брякал – неприлично. Что-то было еще, но я запомнил только насчет бряка ложечки.
Если у нас в выходные рубиловка в «Хмельницкого» по локалке или в «Аттилу» по Интернету, так же точно у них брехаловка на вечные темы: мол, ах как велик Марчелло Паганини и Бекассо Пикассо, а вот Тарантино тоже велик, но не так велик, ибо плебей, плебей… Во время таких брехаловок из комнаты отца валят желтые запахи добротного и ядренистого нафталина.
Валериан Васильевич заглянул и к нам, поздоровался, победно вскинул над головой видеокассету:
– «Титаник»!.. Вчера получил всех Оскаров в Каннах, а сегодня вот он, шедевр!.. В моих дрожащих от жадности руках. Желающие насладиться – в очередь!
И, не дожидаясь ответа, жизнерадостно захохотал, удалился с отцом на кухню. Кофе они пьют, как и мы, люди, но вот ценности у них какие-то странноватые: кино, фотоальбомы, репродукции картин древних художников, когда не только жили без цифровых фотоаппаратов, но и рисовать, если честно, не умели толком.
От компа, где пыхтел Аверьян, донесся вздох. Мелькнула крупная белая рука, отер пот, послышался молящий голос:
– Давайте на паузу, а?..
– Опять есть захотел? – поинтересовалась кровожадная Нинель. – Сколько в тебя влезает…
– Да я не есть, – робко сказал Аверьян. – Хоть водицы из холодильника… Ну, а от бутербродика я просто не стану уж очень сильно отбиваться…
Приоткрылась дверь, отец сунул голову и, поймав мой взгляд, с таинственным видом мигнул. Я вытаращил глаза – что за парижские тайны, но отец качнул головой, приглашая выйти. Нинель кивнула, соглашаясь на паузу, тоже придумает что-то хитрое, зараза, я кивнул отцу, мол, щас иду, не стал передоверять свое королевство министрам и советникам… разворуют казну за мое отсутствие, гады, запаузил и вышел в прихожую.
Отец сказал обвиняющим шепотом:
– Ты что-то совсем скрытный стал!
– Я?
– Ну да. Звонил Денис, спрашивал адрес твоей Аськи. Говорит, ты без нее жить не можешь… А я думал, у тебя с Нинель серьезно.
Я едва не лопнул, стараясь удержать хохот, но он поднимался из меня, как прет из глубин еще не остывшей нашей планеты раскаленная магма, из-за чего всякие там вулканы и прочие материалы для еженедельной «Катастрофы планеты».
– Я ему позвоню, – пообещал я. – Только ты, знаешь… Не говори Нинель, хорошо?..
– Нет, конечно!
– И Аверьяну не говори, – попросил я.
– Ладно-ладно… Эта Ася и с ним? Не скажу, будь уверен.
Я поспешно вернулся в комнату. Нинель и Аверьян смотрели на меня вопросительно. Аверьян спросил:
– Вмажем по чашечке кофе?
– Если Нинель не против, – ответил я.
– Я не против, – сказала она. – Я еще как не против! Я на многое ого-го как не против…
Не совсем прилично запираться в комнате, когда в квартире гости, но Валериан Васильевич не гость, а почти член семьи, но, с другой стороны, голод – не Бритни Спирс. Нинель отправилась на кухню с неплохой идей порыться в холодильнике. Следом потащился голодный Аверьян.
Из отцовской комнаты донеслись звуки пианино. Аверьян по дороге на кухню заглянул, благо дверь открыта, покачал головой:
– Круто!..
Отец оглянулся и, не переставая нажимать на клавиши, спросил через плечо довольно:
– Нравится?
– Еще бы, – сказал Аверьян искренне. – Правда, клавиатура так себе, но что shift ногами нажимать можно – это такая круть, что я просто фигею!
Я слышал, как затрещали зерна в кофемолке, донесся голос отца, бархатный смех Валериана Васильевича. Пианино умолкло, голоса плавно потекли в сторону кухни, то самое помещение, что для интеллигенции центр мира, верховный храм…
Кофемолка то умолкала, то начинала трещать снова. Я тоже притащился на кухню, поинтересовался:
– Ты что, весь мешок решила перемолоть?
– Да и на порцию не могу, – отрезала Нинель. – Что у тебя за машина? Не тянет совершенно.
– Не тянет? – удивился я. – Закрой все лишние окна.
Аверьян хихикнул, отец непроизвольно посмотрел на единственное окно в кухне. Я видел его недоумевающий взгляд. Валериан Васильевич тоже красиво вскинул брови.
Аверьян добавил невинно:
– Перегрелась. У меня тоже час-два пашет, а потом жуть как тормозит.
– Поставь кулер, – посоветовал я. – У меня есть лишние, могу от щедрот…
Отец и Валериан Васильевич переглядывались с неловкостью: что-то непонятное, у нынешнего поколения свой язык, свои символы, свои кумиры.
Нинель сказала сердито:
– Эх, если бы каждому чайнику да чайником по чайнику! Иногда так начнешь тормозить, что остановиться не можешь, да?
Валериан Васильевич кашлянул, привлекая внимание, предложил очень деликатно:
– Я могу на сегодня оставить кассету. Перепишите, рекомендую! У каждого человека есть своя «Золотая полка», куда ставятся шедевры… но этот фильм должен быть у каждого.
– Гм, – ответил я уклончиво, – да вроде бы нехорошо перекатывать… Это ж нарушение авторских прав…
Он вкусно засмеялся, словно захрустел свежим сочным яблоком.
– Да ладно, будто все не покупаем на Горбушке!
Красочная коробка заигрывающе пускала мне в глаз зайчики целлофановой пленкой. Там фильм о большом нелепом корабле, который столкнулся с айсбергом. Корабль, естественно, затонул, в те дикие времена почти всегда тонули. Из пассажиров спаслась горстка…
Нинель наконец смолола, Аверьян уже нетерпеливо поглядывал от плиты, у него конфорка накаляется, в джезве вот-вот забурлят гейзеры. Они не слушали, глупости предлагают не им, а я с бессильной злостью думал о том, что у нас три могучих государства столкнулись в смертельной схватке за власть над миром, мозги плавятся от усилий все просчитать, суметь распорядиться единственно верно всеми ресурсами… а мне предлагают сесть, как идиоту, и смотреть, тупо смотреть, не в состоянии вмешаться, а только смотреть, как кто-то где-то плывет, пьет и жрет, а потом топнет…
Но на фиг мне вообще смотреть, как дикари выделывают первый каменный топор, как мясопотамы завоевывают Евфратию, а Стенька Разин ведет казаков на Москву?.. А этот тонущий «Титаник» – то же самое, что танцы шамана в зале вычислительных машин. Даже Вторая мировая война, к которой отношение у старичья по-прежнему трепетное, – фигня. Она была, как и «Титаник» или мясопотамы, в дикие времена безинтернетья!
- Предыдущая
- 38/108
- Следующая
