Если враг не сдается - Нестеров Михаил Петрович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая

– Я, как командир роты, должен был подвергнуть его дисциплинарному взысканию за опоздание в расположение части на трое суток. Хотя по документам…

Полковник слушал капитана и, кивая головой, делал пометки на листе бумаги, иногда задавал короткие вопросы. И, как сам капитан недавно, не мог отделаться от неприятного чувства. То ли работа такая, то ли еще что-то, но Артемову казалось, что ротный буквально сдает своего подчиненного. Тогда должна быть причина. По какой причине сдают кого-то? Чаще всего для того, чтобы самому остаться в стороне. Применимо ли это к капитану Шарову, сколько-нибудь точно сказать нельзя. Лишь привести обоснования: капитан сдавал подчиненного, чтобы не отвечать за свою халатность, допущенную по отношению к Литвинову, за укрывательство.

– Интересовались адресом его попутчика? – Артемов, ведя протокол, машинально перешел на иную форму общения. – Так, хорошо… Как его полное имя, говорите?.. Игорь Батерский. Отлично… Вы часто бываете в Самаре?

– Я родился и вырос в Куйбышеве.

– Где?.. А, ну да, конечно. Я сам до сих пор называю Питер Ленинградом. Дом номер 29 по улице Гагарина – это какой район?

– Железнодорожный.

– Это точно?

– Абсолютно. Я даже знаю, как зовут военкома.

– Откуда, интересно?

– Запрашивал медицинскую карту на курсанта, которой не оказалось в деле. Полковник Ляшников Геннадий Алексеевич.

– Хорошо… А поезд «Орск – Москва», да?.. Какой вагон? Хорошо, я сам узнаю…

Собственно, Михаил Васильевич в это время отчасти сбрасывал с себя личину проверяющего, и все его слова о докладе генералу армии – от лукавого. Ему откровенно не понравилась «история с предписанием», но еще больше болевой прием, зависимый от времени, которым капитан клал своего подчиненного на обе лопатки.

– Ничего страшного, – приговаривал он, втягивая капитана в открытую игру. Путался сам, но больше путал ротного. – Проверим – отпустим, – улыбнулся он над исписанным листом бумаги.

Когда за капитаном закрылась дверь, Артемов, приспустив очки на кончик носа, долго поверх оправы смотрел на нее, обитую черным потрескавшимся кожзаменителем; оказалось, что такой привычкой обладают оба собеседника. Конечно, он не надеялся, что ротный вернется: просто так – вдогонку, вслед – думать было намного острее, что ли. Мысли проникали глубоко, принимая самые разнообразные формы – от расположения до антипатии, от подозрений и той же благосклонности до легкой формы враждебности. Одним словом, Шаров вызвал у полковника противоречивые чувства.

«Моль».

Ему нужно выявить среди личного состава учебного центра «моль». Позже к полковнику придет более точное определение, а пока он ограничился несколько старомодным «лазутчик». Шпион, разведчик или тем паче резидент отчего-то резали слух. Наверное, оттого, что противник не заслуживал такого внимания или отношения к себе. Хотя… Порой «чеченский» фон принимал плотный, если не сказать «монолитный», окрас – и это несмотря на видимую разношерстность данного контингента. Что-то нечистоплотное, грязное, пахучее ореолом витало над всеми этими террористическими группировками, бандформированиями и прочими вооруженными «чеченскими таборами», возглавляемыми бригадными генералами и полевыми командирами с теми же определениями и тем же скверным запахом.

Чеченский резидент. Чеченский шпион. Глупость какая-то. Но глупость, заставляющая непроизвольно подергивать плечами и ворочать носом. Вот если бы не доля скептицизма… Но она, применительно к ним, имеет свойство исчезать лишь в «критические дни»: грохнуло, тряхнуло, засыпало.

Да, тут есть над чем поразмыслить, незаметно для себя вздохнул Артемов.

Того, что он почерпнул в беседе с капитаном Шаровым, хватило и на размышления, и на соответствующие действия. Вскоре беседа с ротным обрастет новыми материалами, данными, полученными оперативным и иными путями.

Через двадцать минут перед Артемовым стоял хозяин кабинета – заместитель начальника штаба части по разведке.

– Срочно передайте эти сообщения.

Подполковник Ерошенко принял от коллеги несколько листов бумаги и проворно вышел из кабинета.

И снова чуть странноватый взгляд Артемова на дверь: тяжеловатый, из-под оправы. Неспокойный.

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая