Прозрение - Михановский Владимир Наумович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/20
- Следующая
Из переписки явствовало, что были у Гуго Ленца и противники, но и последние глубоко уважали его. Предположить, что кто-то из них мог убить доктора Ленца? Чистая нелепица. И потом, каким образом?…
Всесторонние медицинские исследования тканей, лимфы, крови Ленца ничего не дали.
О, как казнила себя Ора Дерви, что не настояла в свое время на том, чтобы Гуго Ленц лег в клинику святого Варфоломея! Он был бы жив. Она не допустила бы его смерти.
А теперь в память о Гуго Ленце ей только и осталось, что тоненькая пачка писем да еще голос Гуго, записанный на пленку, – повесть о том, как король вручал ему премию. Когда Гуго рассказывал об этом, нельзя было удержаться от смеха, и Ора с разрешения Ленца включала магнитофон.
Кроме писем Ленца и магнитной ленты с его голосом, у Оры Дерви оставались еще воспоминания. Она часто перебирала в памяти свои встречи с Гуго и все, о чем они говорили.
Письма и ленту Ора берегла как величайшую драгоценность.
Со дня смерти Гуго Ленца шеф полиции не знал ни минуты покоя.
Чья теперь очередь? Кого умертвит тюльпан? Иву Соичу убийца отмерил определенный срок. А ему, Арно Кампу, – нет. Значит, он может быть умерщвлен в любое время. Тем более думать об этом бесполезно – надо действовать. Пока он жив, ответственность за общий порядок в Оливии лежит на нем.
Большие надежды возлагал Камп на разоблачение Ардониса. Но филигранная слежка агентов пошла прахом: ничего подозрительного в поведении помощника доктора Ленца обнаружить не удалось.
Впрочем, Имант Ардонис по распоряжению Кампа продолжал оставаться под наблюдением. Арно Камп не так-то просто расставался со своими подозрениями.
…Поставив полуувядший цветок в стакан с водой, Ора Дерви еще раз внимательно перечитала только что полученное с утренней почтой письмо. По стилю оно, на ее взгляд, не отличалось от того, которое три с небольшим месяца назад получил Гуго Ленц.
Гуго, обладавший феноменальной памятью, несколько раз цитировал ей наизусть большие куски из полученного им письма, и Ора Дерви в конце концов тоже запомнила их. Ей врезались в память обороты вроде: “общество Оливии неизлечимо больно”, “оно катится в пропасть”, “земная жизнь – плесень, которая легко может погибнуть”, “киборги не люди, но они…”
В письме, полученном Орой Дерви, были другие слова, но смысл оставался прежним.
Анонимный автор хотел от Оры Дерви, чтобы она “навела порядок” на своем участке общественной жизни – в медицине. Автор требовал, чтобы Ора Дерви своей властью запретила пересадку органов. “Такие пересадки чудовищны, недостойны человека, наконец, неэтичны, – негодовал автор. – Человек – не машина, у которой можно по произволу заменять детали”.
Испугалась ли Ора Дерви, получив письмо с тюльпаном? Нет, чувство страха было чуждо ее атомному сердцу. Просто Ора безмерно удивилась – не самой угрозе, а философскому содержанию письма. На какой-то миг Оре Дерви показалось, что с ней со страниц письма беседует воскресший Гуго Ленц.
Она некоторое время перебирала четыре листка, отпечатанных на машинке, всматривалась в цифру 1, вписанную от руки. Ровно один год отмерил ей автор письма для выполнения обширной программы, изложенной на листках; повсюду закрыть пункты пересадки органов, уничтожить фабрики, выпускающие хирургические инструменты для трансплантации, закрыть в медицинских колледжах факультеты киборгической медицины, предать огню всю литературу по проблемам киборгизации.
Ора Дерви закрыла глаза. Она сидела одна в пустой ординаторской клиники святого Варфоломея. Покачиваясь в кресла, размышляла.
Кто бы ни был автор письма, он наивен в высшей степени. Он хочет, чтобы она, Ора Дерви, своей волей сделала то, и другое, и третье. Как будто в ее власти закрыть, например, фабрики, производящие хирургическое оборудование по киборгизации. Да управляющий “Уэстерна” вышвырнет ее на следующий же день за двери клиники.
В чем-то и автор письма, и Гуго правы. Буржуазный порядок вещей в Оливии довольно гнусен. Но вот как изменить его? Тут их идеи против торгашества вызывают лишь улыбку.
Если говорить всерьез, только коллективные усилия могли бы что-либо изменить в обществе. Но на кого можно опереться?
Незаметно для себя Ора склонилась к мысли, что надо действовать – не для собственного спасения, а во имя светлой памяти Гуго Ленца.
Гуго рассказывал ей о рабочих, с которыми встречался на заводах, когда наблюдал за производством приборов для Ядерного центра, о студентах, с восторгом ловящих каждое живое и свободное слово, слетающее с кафедры.
Но как ей найти тех, кто умеет мыслить и действовать? Стать с ними в одном строю.
Надо сделать так, чтобы Гуго, будь он жив, был доволен ею.
Работы – непочатый край. Одного года может не хватить.
Значит, для начала нужно все-таки подумать о письме с тюльпаном.
“Сначала послушаем, что скажет шеф полиции Арно Камп”, – подумала Ора Дерви, протягивая руку к видеофону.
Разбирая документы Гуго Ленца, Ора Дерви рассчитывала, что, возможно, какие-нибудь записи смогут пролить свет на обстоятельства дела, которое она расследует. Черновики следовало разобрать, зачеркнутое восстановить – нелегкая и кропотливая работа.
Хорошо было бы привлечь на помощь жену Гуго Рину Ленц. Но она после смерти мужа до сих пор не могла оправиться, хотя прошел месяц. Ни с кем не разговаривала, была почти невменяемой.
Среди черновиков Ора нашла несколько листов бумаги, исчерканных вдоль и поперек. Здесь были в основном мысли о себе и для себя. Автор, видимо, не предназначал их для чужих глаз.
Все, что удалось разобрать, Ора перепечатала на машинке.
“…Итак, мне остается жить три месяца. Всего три. Нелепо все и неожиданно. А жизнь вчера еще казалась бесконечной.
Живой не думает о смерти. Он может планировать свое будущее, прикидывать, что будет с ним через год, три, а то и через двадцать лет. Математик сказал бы, что двадцать лет для человека равносильны бесконечности. Естественно: для мотылька-однодневки бесконечность равна всего-навсего суткам.
А что сказать о мезоне, время жизни которого – миллионная секунды?
- Предыдущая
- 13/20
- Следующая
